Бальзамо дождался Фрица и поднялся к себе, заперев все двери.
Глава 27.
ЭЛИКСИР ЖИЗНИ
Оставшись в одиночестве, Бальзамо подошел к двери Лоренцы и прислушался.
Она дышала ровно и легко.
Он приотворил окошко в двери и некоторое время задумчиво и нежно на нее смотрел. Потом захлопнул оконце, прошел через комнату, отделявшую апартаменты Лоренцы от лаборатории, и поспешил к печи. Он отворил огромный желоб, выводящий жар через трубу, и впустил воду из резервуара, расположенного на террасе. Затем бережно уложил в черный сафьяновый портфель расписку кардинала.
– Слова Роана довольно только для меня, – прошептал он, – однако там должны знать, на что я употребляю золото братства.
Едва он произнес эти слова, как три коротких удара в потолке заставили его поднять голову.
– А-а, меня зовет Альтотас, – проговорил он. Он проветрил лабораторию, разложил все по местам, закрыв печь крышкой. Стук повторился.
– Он нервничает: это добрый знак.
Бальзамо взял в руки длинный железный стержень и тоже постучал. Он снял со стены железное кольцо и потянул за него: с потолка свесилась на пружине лестница до самого пола лаборатории. Бальзамо встал на нее и с помощью другой пружины стал медленно подниматься, словно бог на сцене Оперы. Вскоре ученик очутился в комнате учителя.
Новое жилище ученого старика имело около девяти футов в высоту и шестнадцать – в ширину. Оно освещалось сверху и напоминало колодец, потому что было герметично закупорено с четырех сторон.
Как мог заметить читатель, эта комната была настоящим дворцом сравнительно с прежним фургоном.
Старик восседал в своем кресле на колесах за мраморным столом, окованном железом и заваленном всякой всячиной: разнообразными травами, пробирками, инструментами, книгами, приборами и листами бумаги, испещренными кабалистическими знаками.
Он был настолько озабочен, что не обратил на Бальзамо внимания.
Свет лампы, свисавшей из центрального витража, отражался от его гладкой, без единого волоса, головы.
Он рассматривал на свет пробирку белого стекла и был похож на хозяйку, которая сама ходит на рынок и проверяет на свету купленные яйца.
Некоторое время Бальзамо молча за ним наблюдал, потом спросил:
– Что новенького?
– Подойди сюда, Ашарат! Я так рад, так счастлив: я нашел, нашел…
– Что?
– Да то, что искал, черт побери!
– Золото?
– Ну да, золото!.. Скажешь тоже!
– Алмаз?
– Прекрати свои дурацкие шутки! Золото, алмаз… Подумаешь, невидаль… Чего ради я стал бы ликовать, если бы дело было только в этом?
– Так вы нашли эликсир? – спросил Бальзамо.
– Да, друг мой, я нашел эликсир, иными словами: открыл секрет вечной молодости, а это жизнь! Жизнь! Да что я говорю: вечная жизнь!
– А-а, так вы еще не оставили этой мечты? – спросил опечаленный Бальзамо, он относился к этим поискам, как к безумной затее.
Не слушая его, Альтотас продолжал любовно рассматривать пробирку.
– Наконец-то соотношение найдено: эликсир Аристе – двадцать граммов, ртутный бальзам – пятнадцать граммов; окись золота – пятнадцать граммов; масло ливанского кедра – двадцать пять граммов.
– Если не ошибаюсь, предыдущий вариант содержал почти такое же количество эликсира Аристе?
– Да, но недоставало главного ингредиента, однако он должен связать другие, без него все остальные компоненты – ничто.
– И вы знаете, что это?
– Я нашел его.
– И можете его добыть?
– Еще бы!
– Что же это за компонент?
– К тому, что уже есть в этой пробирке, необходимо прибавить три последние капли детской крови.
– – Да где же вы возьмете ребенка? – в ужасе воскликнул Бальзамо.
– Его должен добыть ты!
– Я?
– Да, ты.
– Вы с ума сошли, учитель!
– Что тут такого?.. – невозмутимо спросил старик и сладострастно, с наслаждением, слизнул каплю жидкости, просочившейся сквозь неплотно притертую пробку.
– Вам нужен ребенок, чтобы взять у него три последние капли крови…
– Да.
– Так ведь для этого его пришлось бы убить?
– Разумеется, придется его убить, и чем красивее он будет, тем лучше.
– Это невозможно, – пожав плечами заметил Бальзамо, – здесь не принято брать детей, чтобы их убивать.
– С наивной жестокостью! Что же с ними делают? костью воскликнул старик.
– Их воспитывают, черт побери!
– Ах, так? Мир, стало быть, изменился. Три года назад нам предложили бы столько детей, сколько мы пожелали бы, за четыре щепотки пороху или полбутылки спирту.
– В Конго, учитель?
– Ну да, когда мы были в Конго. Мне безразлично, какого цвета кожа будет у этого ребенка. Я вспоминаю, что нам предлагали очень миленьких детишек, кудрявеньких, игривых.
– Все это прелестно, – проговорил Бальзамо, – но мы, к сожалению, не в Конго, дорогой учитель.
– Не в Конго? – переспросил. – А где же мы?
– В Париже.
– В Париже… Если мы отправимся из Марселя, мы будем в Конго через полтора месяца.
– Это так, конечно, но я должен быть во Франции.
– Почему?
– У меня здесь дело.
– У тебя во Франции дело?
– Да, и очень серьезное. Старик мрачно рассмеялся.
– Дело! У него во Франции дело! Да, да, да, правда, я и забыл! Ты должен создать ложи…
– Да, учитель.
– Ты плетешь заговоры…
– Да, учитель.
– Дела, одним словом, как ты это называешь! Насмешливый старик вновь натянуто улыбнулся. Бальзамо молчал, собираясь с силами в ожидании бури, которую он уже предчувствовал.
– Ну и как же обстоят дела? – спросил старик, с трудом повернувшись в кресле и устремив на ученика большие серые глаза.
Бальзамо почувствовал, как его словно пронзил яркий луч.
– Вы спрашиваете, что я успел сделать? – повторил он.
– Да.
– Я бросил первый камень и замутил воду.
– Ну и что за болото ты расшевелил? Отвечай!
– Отличное болото: философы.
– А-а, ну да, ну да! Ты запустишь в ход свои утопии, свои затаенные мечты – все эти бредни. А дураки будут спорить, есть ли Бог, или Его нет, вместо того, чтобы попытаться самим, как я, стать богами. С кем же из философов тебе удалось вступить в связь?
– У меня в руках величайший поэт и безбожник эпохи, Со дня на день он должен возвратиться во Францию, откуда был почти изгнан. Он приедет, чтобы вступить в масонскую ложу; я основал ее на улице По-де-Фер, в доме, принадлежавшем когда-то иезуитам.
– Его имя?..
– Вольтер.
– Не знаю такого. Ну, кто еще?
– На днях я должен сговориться с очень известным мыслителем, автором «Общественного договора».
– Как его зовут?
– Руссо.
– Понятия не имею.
– Вы только и знаете, что Альфонса Десятого, Раймонда Люлля, Пьера Толедского и Альберта Великого.
– Да, потому что эти люди жили настоящей жизнью, только они посвятили себя серьезному изучению проблемы бытия.
– Жить можно по-разному, учитель.
– Я знаю только один способ: существовать. Но давай вернемся к твоим философам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Глава 27.
ЭЛИКСИР ЖИЗНИ
Оставшись в одиночестве, Бальзамо подошел к двери Лоренцы и прислушался.
Она дышала ровно и легко.
Он приотворил окошко в двери и некоторое время задумчиво и нежно на нее смотрел. Потом захлопнул оконце, прошел через комнату, отделявшую апартаменты Лоренцы от лаборатории, и поспешил к печи. Он отворил огромный желоб, выводящий жар через трубу, и впустил воду из резервуара, расположенного на террасе. Затем бережно уложил в черный сафьяновый портфель расписку кардинала.
– Слова Роана довольно только для меня, – прошептал он, – однако там должны знать, на что я употребляю золото братства.
Едва он произнес эти слова, как три коротких удара в потолке заставили его поднять голову.
– А-а, меня зовет Альтотас, – проговорил он. Он проветрил лабораторию, разложил все по местам, закрыв печь крышкой. Стук повторился.
– Он нервничает: это добрый знак.
Бальзамо взял в руки длинный железный стержень и тоже постучал. Он снял со стены железное кольцо и потянул за него: с потолка свесилась на пружине лестница до самого пола лаборатории. Бальзамо встал на нее и с помощью другой пружины стал медленно подниматься, словно бог на сцене Оперы. Вскоре ученик очутился в комнате учителя.
Новое жилище ученого старика имело около девяти футов в высоту и шестнадцать – в ширину. Оно освещалось сверху и напоминало колодец, потому что было герметично закупорено с четырех сторон.
Как мог заметить читатель, эта комната была настоящим дворцом сравнительно с прежним фургоном.
Старик восседал в своем кресле на колесах за мраморным столом, окованном железом и заваленном всякой всячиной: разнообразными травами, пробирками, инструментами, книгами, приборами и листами бумаги, испещренными кабалистическими знаками.
Он был настолько озабочен, что не обратил на Бальзамо внимания.
Свет лампы, свисавшей из центрального витража, отражался от его гладкой, без единого волоса, головы.
Он рассматривал на свет пробирку белого стекла и был похож на хозяйку, которая сама ходит на рынок и проверяет на свету купленные яйца.
Некоторое время Бальзамо молча за ним наблюдал, потом спросил:
– Что новенького?
– Подойди сюда, Ашарат! Я так рад, так счастлив: я нашел, нашел…
– Что?
– Да то, что искал, черт побери!
– Золото?
– Ну да, золото!.. Скажешь тоже!
– Алмаз?
– Прекрати свои дурацкие шутки! Золото, алмаз… Подумаешь, невидаль… Чего ради я стал бы ликовать, если бы дело было только в этом?
– Так вы нашли эликсир? – спросил Бальзамо.
– Да, друг мой, я нашел эликсир, иными словами: открыл секрет вечной молодости, а это жизнь! Жизнь! Да что я говорю: вечная жизнь!
– А-а, так вы еще не оставили этой мечты? – спросил опечаленный Бальзамо, он относился к этим поискам, как к безумной затее.
Не слушая его, Альтотас продолжал любовно рассматривать пробирку.
– Наконец-то соотношение найдено: эликсир Аристе – двадцать граммов, ртутный бальзам – пятнадцать граммов; окись золота – пятнадцать граммов; масло ливанского кедра – двадцать пять граммов.
– Если не ошибаюсь, предыдущий вариант содержал почти такое же количество эликсира Аристе?
– Да, но недоставало главного ингредиента, однако он должен связать другие, без него все остальные компоненты – ничто.
– И вы знаете, что это?
– Я нашел его.
– И можете его добыть?
– Еще бы!
– Что же это за компонент?
– К тому, что уже есть в этой пробирке, необходимо прибавить три последние капли детской крови.
– – Да где же вы возьмете ребенка? – в ужасе воскликнул Бальзамо.
– Его должен добыть ты!
– Я?
– Да, ты.
– Вы с ума сошли, учитель!
– Что тут такого?.. – невозмутимо спросил старик и сладострастно, с наслаждением, слизнул каплю жидкости, просочившейся сквозь неплотно притертую пробку.
– Вам нужен ребенок, чтобы взять у него три последние капли крови…
– Да.
– Так ведь для этого его пришлось бы убить?
– Разумеется, придется его убить, и чем красивее он будет, тем лучше.
– Это невозможно, – пожав плечами заметил Бальзамо, – здесь не принято брать детей, чтобы их убивать.
– С наивной жестокостью! Что же с ними делают? костью воскликнул старик.
– Их воспитывают, черт побери!
– Ах, так? Мир, стало быть, изменился. Три года назад нам предложили бы столько детей, сколько мы пожелали бы, за четыре щепотки пороху или полбутылки спирту.
– В Конго, учитель?
– Ну да, когда мы были в Конго. Мне безразлично, какого цвета кожа будет у этого ребенка. Я вспоминаю, что нам предлагали очень миленьких детишек, кудрявеньких, игривых.
– Все это прелестно, – проговорил Бальзамо, – но мы, к сожалению, не в Конго, дорогой учитель.
– Не в Конго? – переспросил. – А где же мы?
– В Париже.
– В Париже… Если мы отправимся из Марселя, мы будем в Конго через полтора месяца.
– Это так, конечно, но я должен быть во Франции.
– Почему?
– У меня здесь дело.
– У тебя во Франции дело?
– Да, и очень серьезное. Старик мрачно рассмеялся.
– Дело! У него во Франции дело! Да, да, да, правда, я и забыл! Ты должен создать ложи…
– Да, учитель.
– Ты плетешь заговоры…
– Да, учитель.
– Дела, одним словом, как ты это называешь! Насмешливый старик вновь натянуто улыбнулся. Бальзамо молчал, собираясь с силами в ожидании бури, которую он уже предчувствовал.
– Ну и как же обстоят дела? – спросил старик, с трудом повернувшись в кресле и устремив на ученика большие серые глаза.
Бальзамо почувствовал, как его словно пронзил яркий луч.
– Вы спрашиваете, что я успел сделать? – повторил он.
– Да.
– Я бросил первый камень и замутил воду.
– Ну и что за болото ты расшевелил? Отвечай!
– Отличное болото: философы.
– А-а, ну да, ну да! Ты запустишь в ход свои утопии, свои затаенные мечты – все эти бредни. А дураки будут спорить, есть ли Бог, или Его нет, вместо того, чтобы попытаться самим, как я, стать богами. С кем же из философов тебе удалось вступить в связь?
– У меня в руках величайший поэт и безбожник эпохи, Со дня на день он должен возвратиться во Францию, откуда был почти изгнан. Он приедет, чтобы вступить в масонскую ложу; я основал ее на улице По-де-Фер, в доме, принадлежавшем когда-то иезуитам.
– Его имя?..
– Вольтер.
– Не знаю такого. Ну, кто еще?
– На днях я должен сговориться с очень известным мыслителем, автором «Общественного договора».
– Как его зовут?
– Руссо.
– Понятия не имею.
– Вы только и знаете, что Альфонса Десятого, Раймонда Люлля, Пьера Толедского и Альберта Великого.
– Да, потому что эти люди жили настоящей жизнью, только они посвятили себя серьезному изучению проблемы бытия.
– Жить можно по-разному, учитель.
– Я знаю только один способ: существовать. Но давай вернемся к твоим философам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181