Я не чувствовала себя в безопасности, являясь предметом их догадок. Посему мистер С. нашел другую квартиру, более удобную, куда я и была перевезена, как только здоровье мое позволило это сделать. Вскоре мой муж написал мне через моего адвоката, настойчиво умоляя меня прекратить процесс о разводе и вернуться домой. Но я не исполнила этой просьбы; меньше всего я намеревалась получать из его рук милости.
Будучи отвергнут, он принял все меры, чтобы меня найти; говорят, что, разыскивая меня, он выследил несколько леди и молодых девушек, у которых были основания скрываться, и, кажется, жестоко поплатился за свое дерзкое любопытство. Потерпев неудачу во всех своих попытках, он вошел в соглашение с неким сэром Р. X., пользовавшимся довольно плохой репутацией, который пообещал ему открыть верный способ обнаружить мое местопребывание, если мой муж обяжется уплатить тысячу фунтов. Получив такое обязательство, сей достойный рыцарь поместил объявление в газетах, суля сотню фунтов каждому, кто укажет местонахождение мое и моей горничной.
Как только газета попала в мои руки, я снова пришла в замешательство и, опасаясь оставаться в городе, решила с согласия моего возлюбленного принять приглашение герцога К., вернувшегося в Англию с той леди, о которой я упоминала как об участнице наших званых вечеров в Париже. Навестив мою малютку, я на следующий день отправилась в поместье герцога - изящный chateau Замок (франц.)., расположенный в очаровательной местности. Мистер С. последовал за мной через несколько дней. Мы были встречены с большим радушием; его светлость, крайне любезный и добродушный человек, жил на широкую ногу и любил повеселиться; мадам ла Т. была создана для того, чтобы очаровывать всех; в доме всегда было много гостей, и мы приятно проводили время, развлекаясь бильярдом, картами, охотой, прогулками, чтением и болтовней.
Но счастье мое обычно бывало непродолжительным. В эту блаженную пору жизни меня постигло большое горе - смерть моей бедной дорогой малютки, к которой я питала такую нежность, какую, пожалуй, никогда не могла бы питать к плоду законного брака; ибо обстоятельства, сопровождавшие ее рождение, создали бы для нее непреодолимые трудности на протяжении всей жизни и поставили бы ее в полную зависимость от моей любви и защиты.
В то время как я оплакивала безвременную гибель этого прекрасного цветочка, приехал мой муж и потребовал меня как свою жену. Но процесс, который я тогда начала против него, лишал его в то время прав мужа; поэтому герцог отказался отдать меня ему.
Через полгода он повторил свой визит и свое требование. Мы заключили договор, по которому я соглашалась жить с ним в одном доме на том условии, что он никогда не пожелает спать со мной или прибегать к другим средствам для нарушения моего покоя; в противном случае я получаю свободу, могу его снова покинуть и имею право на особое содержание. По совету моих адвокатов я согласилась на эти пункты договора с целью получить карманные деньги, которые ни разу мне не выплачивались с того момента, как я с ним рассталась; я вынуждена была продавать свои драгоценности, - их было очень много, отданные мне в полную мою собственность. Что касается моего возлюбленного, то он не имел средств меня содержать; по этой причине я была очень осмотрительна и старалась не увеличивать его расходов.
Три года наслаждались мы обществом друг друга, и в течение этих лет наша взаимная страсть не ослабевала, а моего счастья не отравляло ничто, если не считать удара судьбы, о котором я упоминала, и размышлений о том, какое огорчение я причинила моему дорогому и горячо любимому отцу; обидеть его заставила меня более могущественная страсть, одержавшая победу над всеми другими соображениями. Если теперь я была вынуждена порвать эту пленительную связь, то едва ли можно сомневаться в том, что разлука принесла нам великое горе и отчаяние. Однако другого выхода не было. Я вырвалась из его объятий, выразила свою благодарность герцогу и, попрощавшись с его семейством, отправилась в назначенное место, где была встречена мужем; его сопровождал дворецкий, недавно им нанятый, который впоследствии явился главным виновником наших размолвок. Мой муж, покинув свой городской дом, отвел меня на свою квартиру на Пел-Мел и в первую же ночь стал настаивать, чтобы я с ним спала, но я отказала ему на основании нашего соглашения.
Пререкания перешли в ссору, вследствие чего я сделала попытку покинуть дом. Он попробовал воспрепятствовать мне, но я заперла его на замок, сбежала вниз и, наняв карету, поехала к отцу, где и провела ночь; семья отца была в городе, а сам он находился в поместье. Я немедленно ему написала и, когда он приехал в Лондон, объявила о своем желании жить отдельно от мужа. Убедившись в моей решимости и упорстве, он в конце концов согласился на раздельное жительство, и это согласие я почитала в то время окончательным и нерушимым.
Я приютилась под крылышком снисходительного отца, который вернул мне расположение, предполагая, что моя связь с мистером С. скоро порвется. Хотя по всем признакам мы разошлись навсегда, но предварительно мы условились поддерживать отношения тайно, чтобы не привлекать внимания света, с мнением которого я снова вынуждена была считаться.
Наши чувства, когда я прощалась с ним в поместье герцога К., были искренни и непритворны, и я жила в сладостной надежде снова увидеть его любящим и пылким по-прежнему; но однажды вечером, когда я ложилась спать, мой адвокат, получавший мои письма, принес мне записочку. Увидев почерк мистера С., я распечатала ее с нетерпением, свойственным женщине, разлученной с возлюбленным.
Как описать изумление и ужас, охватившие меня, когда я пробежала ее содержание! Нежных клятв и уверений не было, это роковое послание начиналось так: "Сударыня, лучшее, что вы могли бы сделать, - это возвратиться к своему отцу", или нечто в этом роде - нечто холодное и убийственное.
Земля и небо! Что я должна была почувствовать, читая эти страшные слова! В глазах у меня потемнело, я покрылась холодным потом и была столь ошеломлена удивлением и горем, что присутствующим показалось, будто я умираю от сильнейшего потрясения. Желая мне помочь, они предложили крепкие спиртные напитки, которые не возымели никакого действия, хотя я в течение целых восьми лет не пила ничего кроме воды. И я в самом деле погибла бы от первых приступов скорби, если бы она не разрешилась слезами и воплями, не смолкавшими всю ночь, к изумлению семьи, которую мой припадок встревожил и пробудил от сна. Отец был единственным, кто догадывался о причине моих страданий; он заявил о своей уверенности в том, что мне было нанесено оскорбление - либо в письме, либо через посланца - этим негодяем С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271