– Да.
– И вы были бы готовы поделиться этими сведениями… с кем-либо из сильных мира сего?
– В обмен на его защиту.
Наступило долгое молчание. Было слышно, как листва деревьев за окном волнуется и шумит на ветру.
– Итак, вы рассчитывали на мою помощь? Вернее, моего мужа.
– Правда, ведь он – капитан гвардии кардинала.
– Увы! В настоящее время это невозможно!
– Но почему?!
– Он не может ходатайствовать о вас перед Ришелье, так как сам нуждается в подобном ходатайстве.
– Так, значит, это правда?!
– Что?
– Что ваш муж в немилости у кардинала.
– Ну конечно! Вы ведь сами слышали от госпожи де Буа-Трасси о наших напастях.
– Но не хотел этому верить.
– Теперь вы верите?
– Вам – да!
Наступило молчание.
«Сейчас он вздохнет и откланяется», – с некоторым сожалением подумала г-жа де Кавуа.
«Сейчас самое время приступить к выполнению моего плана», – решил Арамис.
В этот момент за окном послышался колокольный звон.
Это колокол на башне Собора Парижской Богоматери уронил три тяжких раскатистых удара, нарушив тишину ночи.
Париж крепко спал. Не спали только двое в верхнем этаже дома де Кавуа.
Глава тридцать седьмая
Средство Арамиса
В тот момент, когда колокол опять пробудился и с колокольни Собора Богоматери снова понеслись его звучные удары, г-жа де Кавуа потихоньку выпустила Арамиса в темноту парижских улиц. Последний, пятый удар совпал с негромким звуком открываемой двери, и темная фигура закутанного в плащ Арамиса появилась в дверном проеме. Г-жа де Кавуа сама посветила ему.
– Итак, мы снова расстаемся?
– Мы расстаемся, – эхом откликнулась дама.
– Но я уношу с собой надежду. На благополучный исход дела и на новую встречу, – прошептал Арамис.
– Пусть небо услышит вас.
– Вы запомнили все, что я вам сказал?
– Да.
– И вы последуете моему совету?
– Да.
– Тогда скоро мы снова встретимся.
– Да.
Арамис почувствовал, что дама слегка сжала его руку, затем дверь затворилась, и он остался один. Некоторое время он постоял, прислонившись к стене и мечтательно улыбаясь. Потом потряс головой, решительно надвинул шляпу на все еще поблескивающие глаза и, проверив заряжены ли оба пистолета за поясом, зашагал прочь. Скоро его шаги затихли в отдалении.
Утро встретило г-жу де Кавуа в капоте, непричесанную и с красными глазами. Дом капитана кардинальской гвардии обычно посещали многие, так как у четы де Кавуа было ровно столько друзей, сколько было приверженцев кардинала в Париже. Однако после того как г-жа д'Эгильон и маршал де Ла Мельере оповестили всех о нелестных эпитетах, которыми его высокопреосвященство соизволил наградить своего верного слугу, поток посетителей иссяк, словно обмелевшая речка, и превратился в скромный ручеек. Такова уж человеческая природа.
Но не станем рисовать все в уж слишком мрачном свете. Кое-кто из друзей все-таки заходил навестить опального капитана, который занемог от огорчения. Именно это обстоятельство и посоветовал использовать Арамис.
Посетители не могли не обратить внимания на перемену в облике г-жи де Кавуа, которая была, как уже говорилось, хороша собой и обыкновенно уделяла должное внимание своей внешности. В тот день к капитану не пустили никого.
– Бедняга де Кавуа, должно быть, совсем плох! – был единодушный приговор.
На следующие сутки разнесся слух, что г-жа де Кавуа обратилась к г-же д'Эгильон, своей близкой приятельнице, с тем, чтобы та попросила его высокопреосвященство прислать к больному своего врача.
Кардинал не мог отказать г-же д'Эгильон в подобной просьбе и, тут же пригласив к себе своего личного медика, отправил его к постели капитана, здоровье которого теперь внушало всем серьезные опасения.
– Возвратитесь и расскажите мне, в каком состоянии де Кавуа, – напутствовал его кардинал. – Да не задерживайтесь слишком. Я и сам нуждаюсь в вашей помощи.
Ришелье не лицемерил. Его здоровье, отнюдь не богатырское и в лучшие времена, уже было подорвано государственными заботами, постоянной борьбой с внешними и внутренними противниками и… подагрой. Действительно, этот недуг доставлял кардиналу все больше неприятностей, а так как его медик ничего пока не мог поделать с участившимися приступами, кардинал постоянно пребывал в раздраженном состоянии, которое никак не улучшалось после получения известий из Брюсселя и Лангедока.
Прибывший к постели больного эскулап нашел последнего в состоянии весьма плачевном. Капитан лежал на измятых простынях, весь покрытый каплями крупного пота. Лекарь пожелал подержать его за руку с тем, чтобы определить температуру и пульс пациента. Де Кавуа вынул руку из горшочка с горячей водой, который держал под одеялом, и подал ее врачевателю, и тот незамедлительно пришел к выводу, что у больного сильная лихорадка. Об этом свидетельствовали учащенное сердцебиение, обильное потоотделение и высокая температура.
– Впрочем, пациент потеет – это добрый признак! – глубокомысленно изрек лекарь. Это был тот самый эскулап, коего мы уже как-то раз встречали у постели раненого д'Артаньяна. Репутация его держалась пока благодаря изрядному знанию латыни, солидной внешности и тому счастливому обстоятельству, что кардинал до поры ничем не хворал. Стоило только здоровью его высокопреосвященства пошатнуться, дела его лекаря пошли хуже. Ришелье начал подозревать, что пригрел в своем дворце изрядного шарлатана.
Болезнь де Кавуа показалась ему удобным случаем для того, чтобы поддержать свое пошатнувшееся реноме. Отправляясь к больному, целитель подробно расспросил нескольких офицеров из числа сослуживцев занемогшего капитана о его телосложении, конституции, а также полученных им нескольких ранах, последняя из которых, по их мнению, могла открыться и послужить источником страданий капитана.
Больного сотрясал частый кашель, и он жаловался на боли в груди и озноб. Г-жа де Кавуа, вся в слезах, сообщила доктору, что ее супруг ничего не хочет есть, а только постоянно просит пить.
– Не беспокоят ли больного старые раны? – спросил тот, скорбно покачав головой.
– Как вы узнали, доктор?! – всплеснула руками г-жа де Кавуа.
Врач самодовольно ухмыльнулся, прописал больному клистир для очищения организма и, пообещав прийти завтра, отправился к кардиналу.
– Что же случилось с де Кавуа? – спросил Ришелье.
– Опасаюсь, что у него чахотка, ваше высокопреосвященство.
– Чахотка?! – удивился кардинал. – Чем же она вызвана?
– Сильным нервным расстройством – отвечал лекарь. – А еще у него открылись старые раны и возможны нагноение и гангрена.
Ришелье отпустил врача и задумался.
На следующий день врач его высокопреосвященства снова наведался к больному, как и обещал. Г-жа де Кавуа предъявила ему мокрые повязки, которые она, по ее словам, только что сняла с открывшихся ран своего лежащего в полузабытьи супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121