К ним сверху неслась группа турок. Организовав неровную линию, со своим глупым кличем «Имши Ялла!» солдаты доминиона примкнули штыки и пошли в наступление. Через несколько минут противостоявший им противник побросал винтовки и ударился в бегство. Началась легенда АНЗАК.
И тут вдруг все пошло не так. Солдатам было сказано, что берег будет ровный и легкий для продвижения на первых ста метрах от берега. Вместо этого перед ними возник неизвестный утес, и, пока они взбирались вверх, цепляясь за корни и булыжники, выбивая каблуками опору в камнях, сверху на них лился интенсивный огонь с вышележащих высот. Скоро воздух наполнился криками и стонами. Люди срывались и падали в овраги, из которых не было выхода. Те, кто добрался до первых высот, продолжали атаковать врага и быстро заблудились, а те, кто шел вслед за ними, не знали, куда идти, и пошли своей дорогой в других направлениях. Офицеры потеряли связь со своими подразделениями, группы безнадежно перемешались, и сигналы вообще потеряли смысл.
С восходом солнца стала видна картина, которую никак не планировал ни Гамильтон, ни кто-то другой. На площади в несколько тысяч квадратных метров продолжалось несколько стычек. Небольшие группы австралийцев проникли вглубь на одну милю и более, но большинство остальных было приковано к берегу, где они спотыкались между камнями и колючими кустами в оврагах. Каждому было ясно, что высадка на Габа-Тепе не состоялась вообще. В темноте неизвестное течение отнесло лодки примерно на милю к северу от намеченного места, и сейчас они находились посреди лунного ландшафта на гребне Сари-Баир.
Ситуация была столь же запутанной для турок, как и для войск доминиона. У них не было никаких планов отражения такого вида атаки. С плато Габа-Тепе они все еще господствовали над побережьем и отбрасывали всех австралийцев, пытавшихся прорваться туда, но небольшая бухта, в которой лодки имели шанс причалить, была вне их огневого сектора и частично закрыта выступающими скалами с вышележащих высот. На этих холмах тоже вообще не была организована оборона, и в основном вопрос состоял в том, как далеко и как быстро смогут продвинуться войска АНЗАК на этой коварной поверхности, — и в некоторых случаях они действительно продвинулись очень далеко и быстро. К 7.00 одному молодому офицеру и двум скаутам удалось взобраться на первые три хребта на побережье, и они смогли обозревать спокойные воды Нэрроуз — цель всего наступления — лишь в трех с половиной милях от себя. Другая группа была на полпути от господствующего над местностью Чунук-Баира. К 8.00 на берег высадились 8000 человек, и, хотя кругом царила неразбериха, было ясно, что во многих местах турки бегут. Страх темноты и страх обстрела впервые был преодолен, и в войсках АНЗАК распространилось чувство облегчения. Офицеры стали собирать войска для более осмысленного продвижения вперед.
И в этот момент появился Мустафа Кемаль. Имеется собственный рассказ Кемаля об этом дне, и нет причин сомневаться в его фактах, поскольку они подтверждаются другими людьми. С рассвета он стоял в ожидании со своей резервной дивизией в Богали по соседству с Нэрроуз и только в 6.30 получил приказ послать один батальон для отражения атаки АНЗАК. Переход из Богали был медленным и тяжелым, потому что турки сами не были знакомы с этой местностью. Два проводника, которых послали вперед, пропали, и сам Кемаль с маленьким компасом и картой нашел дорогу к гребню Сари-Баир. Оттуда он посмотрел вниз и увидел боевые корабли и транспорты на море под собой, но из сражения среди неровных холмов он не мог ничего понять. Его войска утомились после долгого перехода, и он отдал приказ отдыхать, а в это время сам в сопровождении двух-трех офицеров отправился пешком в поисках места для лучшего обзора. Дойдя до склонов Чунук-Баира, они натолкнулись на группу турецких солдат, явно бегущих от противника. Кемаль крикнул им, чтобы остановились, и спросил, почему они бегут. «Господин, там враг!» Солдаты показывали вниз на подножие холма, и в этот момент из кустов появилось подразделение австралийцев. Кемаль был куда ближе к ним, чем его батальон, и он приказал перепуганным солдатам остановиться и стрелять. Когда те заявили, что не имеют патронов, он заставил их примкнуть штыки и лечь в линию на землю. Видя это, австралийцы начали тоже укрываться, и, пока они колебались, Мустафа послал своего вестового бегом назад за своим батальоном, который стоял в ожидании вне видимости по другую сторону хребта.
В этом отчете Кемаль загадочно отмечает: «Момент, который мы выиграли, был как раз здесь» — и продолжает описывать, как его батальон подошел и отбросил австралийцев с холма.
Представляется возможным, что удивительная карьера Кемаля как командующего генерала датируется с этого времени, ибо он увидел то, чего не заметили ни Лиман фон Сандерс, ни кто-либо другой, — что хребты Чунук-Баир и Сари-Баир стали ключом ко всей южной половине полуострова. Обосновавшись на этих высотах, союзники господствовали бы над Нэрроуз и направляли бы артиллерийский огонь куда пожелают, на расстояние дюжины миль вокруг. Действительно, вся система турецкой обороны базировались на принципе, что они должны удерживать холмы, чтобы могли наблюдать за противником и постоянно вынуждать его атаковать, а эти холмы были самыми важными из всех. На Галлиполи не расстояние играло роль и даже не количество солдат или корабельных пушек, важны были эти холмы. Позже 50 000 человек потеряют свои жизни, чтобы установить этот факт.
С точки зрения союзников, это был один из самых жестоких эпизодов кампании, когда один младший, но гениальный турецкий командир оказался в этом месте в этот момент, ибо в ином случае в то утро австралийцы и новозеландцы наверняка могли взять Чунук-Баир, и исход сражения мог быть решен раз и навсегда.
После войны турецкий Генеральный штаб отметил в своем изложении кампании: «Если бы британцы были в состоянии бросить больше сил на побережье у Габа-Тепе — либо более быстро укрепив первые десантные группы, либо организовав высадку на более широком фронте, — первоначальное успешное продвижение вглубь на 2500 метров могло бы расшириться, охватывая гребни хребтов, господствуя над проливами, и серьезный, может быть, фатальный удар был бы нанесен в сердце турецкой обороны».
Кемаль сразу же понял, что его единственного батальона совершенно недостаточно в этой ситуации. Поэтому он приказал всему своему лучшему полку, 57-му турецкому, вступить в бой, а затем, когда разгорелось ожесточенное сражение, подключил еще и один из своих арабских полков. Являясь командиром дивизии, он не имел никакого права делать так: это были единственные резервы, которыми располагал Лиман, и положение турок стало бы безнадежным, если бы союзники запланировали еще один десант в другом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
И тут вдруг все пошло не так. Солдатам было сказано, что берег будет ровный и легкий для продвижения на первых ста метрах от берега. Вместо этого перед ними возник неизвестный утес, и, пока они взбирались вверх, цепляясь за корни и булыжники, выбивая каблуками опору в камнях, сверху на них лился интенсивный огонь с вышележащих высот. Скоро воздух наполнился криками и стонами. Люди срывались и падали в овраги, из которых не было выхода. Те, кто добрался до первых высот, продолжали атаковать врага и быстро заблудились, а те, кто шел вслед за ними, не знали, куда идти, и пошли своей дорогой в других направлениях. Офицеры потеряли связь со своими подразделениями, группы безнадежно перемешались, и сигналы вообще потеряли смысл.
С восходом солнца стала видна картина, которую никак не планировал ни Гамильтон, ни кто-то другой. На площади в несколько тысяч квадратных метров продолжалось несколько стычек. Небольшие группы австралийцев проникли вглубь на одну милю и более, но большинство остальных было приковано к берегу, где они спотыкались между камнями и колючими кустами в оврагах. Каждому было ясно, что высадка на Габа-Тепе не состоялась вообще. В темноте неизвестное течение отнесло лодки примерно на милю к северу от намеченного места, и сейчас они находились посреди лунного ландшафта на гребне Сари-Баир.
Ситуация была столь же запутанной для турок, как и для войск доминиона. У них не было никаких планов отражения такого вида атаки. С плато Габа-Тепе они все еще господствовали над побережьем и отбрасывали всех австралийцев, пытавшихся прорваться туда, но небольшая бухта, в которой лодки имели шанс причалить, была вне их огневого сектора и частично закрыта выступающими скалами с вышележащих высот. На этих холмах тоже вообще не была организована оборона, и в основном вопрос состоял в том, как далеко и как быстро смогут продвинуться войска АНЗАК на этой коварной поверхности, — и в некоторых случаях они действительно продвинулись очень далеко и быстро. К 7.00 одному молодому офицеру и двум скаутам удалось взобраться на первые три хребта на побережье, и они смогли обозревать спокойные воды Нэрроуз — цель всего наступления — лишь в трех с половиной милях от себя. Другая группа была на полпути от господствующего над местностью Чунук-Баира. К 8.00 на берег высадились 8000 человек, и, хотя кругом царила неразбериха, было ясно, что во многих местах турки бегут. Страх темноты и страх обстрела впервые был преодолен, и в войсках АНЗАК распространилось чувство облегчения. Офицеры стали собирать войска для более осмысленного продвижения вперед.
И в этот момент появился Мустафа Кемаль. Имеется собственный рассказ Кемаля об этом дне, и нет причин сомневаться в его фактах, поскольку они подтверждаются другими людьми. С рассвета он стоял в ожидании со своей резервной дивизией в Богали по соседству с Нэрроуз и только в 6.30 получил приказ послать один батальон для отражения атаки АНЗАК. Переход из Богали был медленным и тяжелым, потому что турки сами не были знакомы с этой местностью. Два проводника, которых послали вперед, пропали, и сам Кемаль с маленьким компасом и картой нашел дорогу к гребню Сари-Баир. Оттуда он посмотрел вниз и увидел боевые корабли и транспорты на море под собой, но из сражения среди неровных холмов он не мог ничего понять. Его войска утомились после долгого перехода, и он отдал приказ отдыхать, а в это время сам в сопровождении двух-трех офицеров отправился пешком в поисках места для лучшего обзора. Дойдя до склонов Чунук-Баира, они натолкнулись на группу турецких солдат, явно бегущих от противника. Кемаль крикнул им, чтобы остановились, и спросил, почему они бегут. «Господин, там враг!» Солдаты показывали вниз на подножие холма, и в этот момент из кустов появилось подразделение австралийцев. Кемаль был куда ближе к ним, чем его батальон, и он приказал перепуганным солдатам остановиться и стрелять. Когда те заявили, что не имеют патронов, он заставил их примкнуть штыки и лечь в линию на землю. Видя это, австралийцы начали тоже укрываться, и, пока они колебались, Мустафа послал своего вестового бегом назад за своим батальоном, который стоял в ожидании вне видимости по другую сторону хребта.
В этом отчете Кемаль загадочно отмечает: «Момент, который мы выиграли, был как раз здесь» — и продолжает описывать, как его батальон подошел и отбросил австралийцев с холма.
Представляется возможным, что удивительная карьера Кемаля как командующего генерала датируется с этого времени, ибо он увидел то, чего не заметили ни Лиман фон Сандерс, ни кто-либо другой, — что хребты Чунук-Баир и Сари-Баир стали ключом ко всей южной половине полуострова. Обосновавшись на этих высотах, союзники господствовали бы над Нэрроуз и направляли бы артиллерийский огонь куда пожелают, на расстояние дюжины миль вокруг. Действительно, вся система турецкой обороны базировались на принципе, что они должны удерживать холмы, чтобы могли наблюдать за противником и постоянно вынуждать его атаковать, а эти холмы были самыми важными из всех. На Галлиполи не расстояние играло роль и даже не количество солдат или корабельных пушек, важны были эти холмы. Позже 50 000 человек потеряют свои жизни, чтобы установить этот факт.
С точки зрения союзников, это был один из самых жестоких эпизодов кампании, когда один младший, но гениальный турецкий командир оказался в этом месте в этот момент, ибо в ином случае в то утро австралийцы и новозеландцы наверняка могли взять Чунук-Баир, и исход сражения мог быть решен раз и навсегда.
После войны турецкий Генеральный штаб отметил в своем изложении кампании: «Если бы британцы были в состоянии бросить больше сил на побережье у Габа-Тепе — либо более быстро укрепив первые десантные группы, либо организовав высадку на более широком фронте, — первоначальное успешное продвижение вглубь на 2500 метров могло бы расшириться, охватывая гребни хребтов, господствуя над проливами, и серьезный, может быть, фатальный удар был бы нанесен в сердце турецкой обороны».
Кемаль сразу же понял, что его единственного батальона совершенно недостаточно в этой ситуации. Поэтому он приказал всему своему лучшему полку, 57-му турецкому, вступить в бой, а затем, когда разгорелось ожесточенное сражение, подключил еще и один из своих арабских полков. Являясь командиром дивизии, он не имел никакого права делать так: это были единственные резервы, которыми располагал Лиман, и положение турок стало бы безнадежным, если бы союзники запланировали еще один десант в другом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108