На встречу прибыла германская подлодка и поразила «Е-20» торпедой, как только та всплыла на поверхность. В живых остались лишь капитан и восемь человек команды, находившиеся в тот момент на палубе.
В августе Нэсмит потопил линкор «Барбаросса Хараддин». Рассчитывая, что линкор пойдет на юг, чтобы принять участие в новых боях на полуострове, Нэсмит залег в ожидании в северной части Нэрроуз, попав в неприятную переделку с миной по пути на позицию. Линкор появился рано на рассвете в сопровождении двух эсминцев и был захвачен врасплох. Он перевернулся и затонул в течение 15 минут.
Затем Нэсмит пошел на Константинополь и прибыл туда как раз в тот момент, когда угольщик из Черного моря швартовался возле железнодорожной станции Хайдар-Паша. В то время в Константинополе уголь был дороже золота, поскольку его не хватало, а все зависело от него — железные дороги и корабли, заводы, городское освещение и водоснабжение. На территории верфи стояла группа чиновников, обсуждавших, как поделить эту партию угля. И в этот момент торпеда с «Е-11» попала в корабль, и тот взорвался перед их глазами.
Потом субмарина повернула к проливу Измид, где железная дорога Константинополь — Багдад переезжает виадук поблизости от моря, и тут первый офицер д'Ойли Хьюджес поплыл к берегу и подорвал рельсы. Как и Фрейберг в начале кампании, он был еле жив, когда «Е-11» подобрала его.
В боевых действиях в Мраморном море принимало участие 13 подводных лодок, и, хотя 8 субмарин погибло, проход через пролив осуществлялся 27 раз. Турецкие потери составили 1 линкор (кроме «Мессудие», потопленного в прошлом году), 1 эсминец, 5 канонерок, 11 транспортов, 44 парохода и 148 парусных лодок. На счету одного Нэсмита 101 корабль, а он находился в Мраморном море три месяца, в том числе 47 дней беспрерывно: рекорд, который никто не превзошел в Первую мировую войну. К концу года всякое судоходство в дневное время практически прекратилось, и на полуостров морем выполнялись только срочные поставки.
Сомнительно, чтобы британцы полностью оценили успехи, достигнутые субмаринами, пока шла кампания. В штабах Гамильтона и де Робека эти потопления чаще воспринимались как приятный сюрприз, как некая премия, нежели как основа для крупного наступления. До них так и не дошло, что можно было бы повторить поступок д'Ойли Хьюджеса, что к северу от Булаира можно бы высадить командос, чтобы перерезать турецкий наземный маршрут на полуостров.
И немцы тоже не отличались от англичан большим воображением. В конце концов в Пола было собрано пять небольших подлодок, но, кроме одного-двух удачных выстрелов по транспортам, шедшим из Александрии, они не предпринимали других попыток атаковать флот в Галлиполи. К сентябрю в Средиземноморье было отправлено сорок три германские подводные лодки, но большая их часть оставалась в западной половине акватории, и они не смогли потопить ни одного судна, доставлявшего подкрепления из Англии.
Так что даже в мае были определенные шансы вдохнуть новые силы в экспедицию. Если союзники страдали из-за отсутствия материалов, так и у турок была такая же ситуация. Потерянные британские линкоры были заменены мониторами, а с прибытием Лоулендской (шотландской) дивизии войска Гамильтона превзошли противника по численности на полуострове.
Гамильтон, во всяком случае, был оптимистом. Потопление линкоров было ужасной потерей, а на борту «Аркадиана» генерал сам жил в самых небезопасных условиях, в таких рискованных, что к каждому из бортов корабля был присоединен один транспорт, выполняющий роль буфера на случай торпедной атаки. Расстроенный, но все еще энергичный, он писал в дневнике: «Мы остались наедине в своей славе с нашими двумя пленными торговцами. Состояние духа героическое, но думаю, не столько опасное, сколько дискомфортное. Большие океанские лайнеры, прикрепленные к левому и правому бортам, отрезают нас от света и свежего воздуха, а один из них к тому же гружен сыром чеддер. Когда мистер Джоррокс разбудил Джеймса Пигга и попросил его открыть окно, чтобы взглянуть, подходяща ли сегодняшняя погода для охоты, сразу вспомнилось, что охотник открыл буфет по ошибке и ответил: „Чертовски темно и пахнет сыром!“ Эта бессмертная ремарка примирила нас с Т. Ничего страшного. Свет удостоится ответа. Аминь».
Бесполезно сейчас размышлять о том, что «Трайемф» и «Маджестик», да и «Голиаф» тоже могли бы найти лучшую участь, если бы попытались прорваться через Нэрроуз, или думать о том, что великая армада линкоров разбросана и вынуждена спрятаться в гавани Мудроса, если вспомнить, как уверенно она выходила месяц назад. Единственное, что оставалось делать, — это ждать новостей из Лондона, надеяться на подкрепления и держаться.
Глава 11
В течение июня и июля ни одна из сторон не предпринимала серьезных попыток атаковать на фронте АНЗАК, и, пока там царила тупиковая ситуация, пять ожесточенных боев произошло на мысе Хеллес. Все это были кратковременные фронтальные атаки, длившиеся день-два, а то и меньше, и ни одна из них не привела к изменению очертаний линии фронта более чем на полмили.
Это сражение на мысе Хеллес стало одним из самых тяжелых во всей кампании и развивалось в строгом соответствии с правилами окопной войны: предварительная артиллерийская подготовка, атака пехоты (иногда плотность достигает пяти человек на четыре метра), контратака и, наконец, все заканчивается хаотичными судорожными схватками с целью закрепить линию фронта. Никаких важных приобретений нет, в итоге турки не стали ближе к тому, чтобы сбросить союзников в море, а союзники вряд ли стали ближе к Ачи-Баба. Даже по количеству убитых ни одна из сторон не могла похвастаться преимуществом, поскольку считалось, что за период с первой высадки в апреле до конца июля общие потери были равными для обоих соперников: примерно 57 000 человек.
Эти сражения настолько часто повторялись, так были похожи на муравьиную суету, а результаты были столь неопределенными, что почти невозможно было найти в них какой-то смысл, пока не вспомнятся огромные надежды, с которыми начиналась каждая операция. Генералы всерьез полагали, что смогут прорвать фронт, и это мнение до какого-то времени разделяли и солдаты. Британский командир корпуса Хантер-Вессон был крайне уверенным человеком. «Да, жертвы, — как-то заявил он, — но с какой стати я буду беспокоиться о жертвах?» Это замечание не могло особенно расстроить его солдат, они были готовы к потерям при условии победы над турками. Во всяком случае нисколько не удивительно, что генерал все еще верил, что победы достигаются таким ведением боя, за очень малым исключением, все другие генералы — германские, турецкие, французские и британские, во Франции и в Галлиполи придерживались такого же мнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
В августе Нэсмит потопил линкор «Барбаросса Хараддин». Рассчитывая, что линкор пойдет на юг, чтобы принять участие в новых боях на полуострове, Нэсмит залег в ожидании в северной части Нэрроуз, попав в неприятную переделку с миной по пути на позицию. Линкор появился рано на рассвете в сопровождении двух эсминцев и был захвачен врасплох. Он перевернулся и затонул в течение 15 минут.
Затем Нэсмит пошел на Константинополь и прибыл туда как раз в тот момент, когда угольщик из Черного моря швартовался возле железнодорожной станции Хайдар-Паша. В то время в Константинополе уголь был дороже золота, поскольку его не хватало, а все зависело от него — железные дороги и корабли, заводы, городское освещение и водоснабжение. На территории верфи стояла группа чиновников, обсуждавших, как поделить эту партию угля. И в этот момент торпеда с «Е-11» попала в корабль, и тот взорвался перед их глазами.
Потом субмарина повернула к проливу Измид, где железная дорога Константинополь — Багдад переезжает виадук поблизости от моря, и тут первый офицер д'Ойли Хьюджес поплыл к берегу и подорвал рельсы. Как и Фрейберг в начале кампании, он был еле жив, когда «Е-11» подобрала его.
В боевых действиях в Мраморном море принимало участие 13 подводных лодок, и, хотя 8 субмарин погибло, проход через пролив осуществлялся 27 раз. Турецкие потери составили 1 линкор (кроме «Мессудие», потопленного в прошлом году), 1 эсминец, 5 канонерок, 11 транспортов, 44 парохода и 148 парусных лодок. На счету одного Нэсмита 101 корабль, а он находился в Мраморном море три месяца, в том числе 47 дней беспрерывно: рекорд, который никто не превзошел в Первую мировую войну. К концу года всякое судоходство в дневное время практически прекратилось, и на полуостров морем выполнялись только срочные поставки.
Сомнительно, чтобы британцы полностью оценили успехи, достигнутые субмаринами, пока шла кампания. В штабах Гамильтона и де Робека эти потопления чаще воспринимались как приятный сюрприз, как некая премия, нежели как основа для крупного наступления. До них так и не дошло, что можно было бы повторить поступок д'Ойли Хьюджеса, что к северу от Булаира можно бы высадить командос, чтобы перерезать турецкий наземный маршрут на полуостров.
И немцы тоже не отличались от англичан большим воображением. В конце концов в Пола было собрано пять небольших подлодок, но, кроме одного-двух удачных выстрелов по транспортам, шедшим из Александрии, они не предпринимали других попыток атаковать флот в Галлиполи. К сентябрю в Средиземноморье было отправлено сорок три германские подводные лодки, но большая их часть оставалась в западной половине акватории, и они не смогли потопить ни одного судна, доставлявшего подкрепления из Англии.
Так что даже в мае были определенные шансы вдохнуть новые силы в экспедицию. Если союзники страдали из-за отсутствия материалов, так и у турок была такая же ситуация. Потерянные британские линкоры были заменены мониторами, а с прибытием Лоулендской (шотландской) дивизии войска Гамильтона превзошли противника по численности на полуострове.
Гамильтон, во всяком случае, был оптимистом. Потопление линкоров было ужасной потерей, а на борту «Аркадиана» генерал сам жил в самых небезопасных условиях, в таких рискованных, что к каждому из бортов корабля был присоединен один транспорт, выполняющий роль буфера на случай торпедной атаки. Расстроенный, но все еще энергичный, он писал в дневнике: «Мы остались наедине в своей славе с нашими двумя пленными торговцами. Состояние духа героическое, но думаю, не столько опасное, сколько дискомфортное. Большие океанские лайнеры, прикрепленные к левому и правому бортам, отрезают нас от света и свежего воздуха, а один из них к тому же гружен сыром чеддер. Когда мистер Джоррокс разбудил Джеймса Пигга и попросил его открыть окно, чтобы взглянуть, подходяща ли сегодняшняя погода для охоты, сразу вспомнилось, что охотник открыл буфет по ошибке и ответил: „Чертовски темно и пахнет сыром!“ Эта бессмертная ремарка примирила нас с Т. Ничего страшного. Свет удостоится ответа. Аминь».
Бесполезно сейчас размышлять о том, что «Трайемф» и «Маджестик», да и «Голиаф» тоже могли бы найти лучшую участь, если бы попытались прорваться через Нэрроуз, или думать о том, что великая армада линкоров разбросана и вынуждена спрятаться в гавани Мудроса, если вспомнить, как уверенно она выходила месяц назад. Единственное, что оставалось делать, — это ждать новостей из Лондона, надеяться на подкрепления и держаться.
Глава 11
В течение июня и июля ни одна из сторон не предпринимала серьезных попыток атаковать на фронте АНЗАК, и, пока там царила тупиковая ситуация, пять ожесточенных боев произошло на мысе Хеллес. Все это были кратковременные фронтальные атаки, длившиеся день-два, а то и меньше, и ни одна из них не привела к изменению очертаний линии фронта более чем на полмили.
Это сражение на мысе Хеллес стало одним из самых тяжелых во всей кампании и развивалось в строгом соответствии с правилами окопной войны: предварительная артиллерийская подготовка, атака пехоты (иногда плотность достигает пяти человек на четыре метра), контратака и, наконец, все заканчивается хаотичными судорожными схватками с целью закрепить линию фронта. Никаких важных приобретений нет, в итоге турки не стали ближе к тому, чтобы сбросить союзников в море, а союзники вряд ли стали ближе к Ачи-Баба. Даже по количеству убитых ни одна из сторон не могла похвастаться преимуществом, поскольку считалось, что за период с первой высадки в апреле до конца июля общие потери были равными для обоих соперников: примерно 57 000 человек.
Эти сражения настолько часто повторялись, так были похожи на муравьиную суету, а результаты были столь неопределенными, что почти невозможно было найти в них какой-то смысл, пока не вспомнятся огромные надежды, с которыми начиналась каждая операция. Генералы всерьез полагали, что смогут прорвать фронт, и это мнение до какого-то времени разделяли и солдаты. Британский командир корпуса Хантер-Вессон был крайне уверенным человеком. «Да, жертвы, — как-то заявил он, — но с какой стати я буду беспокоиться о жертвах?» Это замечание не могло особенно расстроить его солдат, они были готовы к потерям при условии победы над турками. Во всяком случае нисколько не удивительно, что генерал все еще верил, что победы достигаются таким ведением боя, за очень малым исключением, все другие генералы — германские, турецкие, французские и британские, во Франции и в Галлиполи придерживались такого же мнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108