— Я ничего не могу сделать. У меня есть семья, о которой я должен думать в первую очередь. А что касается вас — то вам лучше всего сделать так, как я вам советую. Если вы здесь задержитесь, что-нибудь с вами случится. Я знаю этих людей. И я знаю, что они сделали с теми девушками, которые не подчинились их советам. Поверьте мне — ничего хорошего.
— Но я была одна в квартире, — сказала она. — Они не появились у меня после звонка.
— Дело в том, что вы пока еще в центре внимания прессы и полиции.
Сенсация сегодняшнего дня. Уверяю вас, они умеют выжидать. И в один прекрасный день, когда газеты забудут о вас, они нанесут вам визит.
— Я вам не верю.
— Постарайтесь поверить, — сказал он очень серьезно. — Если бы вы были моей дочерью, я не мог бы дать вам лучшего совета. — Он открыл ящик стола и достал конверт. — Я вам должен плату за один день. Но вы тогда выходили на сцену больше, чем предусмотрено контрактом, и потому я плачу вам сто долларов. О'кей.
Она молча взяла конверт.
— Вы берете эти деньги и покупаете себе билет на самолет куда подальше.
— Конечно, — сказала она.
Эта сотня, да еще тридцать, что лежали у нее в сумочке, да еще двадцатка, оставшаяся в банке сверх трех с половиной тысяч, уплаченных адвокату, — вот и все деньги, которые остались у нее на этом свете. Она открыла дверь.
— Спасибо. Чарли.
— Желаю вам счастья, Джейн!
Чертов бизнес, подумал он. Если девушки не попали в одну беду, они обязательно попадут в другую.
— Вы все испортили, Джейн! — в голосе Марка Гросса звучала и обида, и упрек, и раздражение, словно то, что произошло с Джери-Ли, уже успело плохо сказаться на его делах. — Я тут все подготовил для интервью с вами у Уорнера, у Парамаунта и в «Двадцатом веке». Но как только они прочитали в утренних газетах сообщение, они тут же все и отменили.
— А сегодня газеты сообщат, что обвинение против меня снято.
— Не имеет значения. Они не любят паблисити такого рода.
— А что произошло с рассказом, который вы отослали?
— Они его возвращают. Так торопятся избавиться от него, что посылают не по почте, а с нарочным.
— А как обстоит дело с картиной о женской тюрьме, которую начинал Энсбах? В ней я могу сняться?
— Съемки закончены. Не думаете же вы, что он станет ждать вас целую вечность.
Прошло только несколько недель, но она не стала спорить с ним.
— О'кей, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Значит, они добрались и до вас тоже. Он покраснел.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Мне кажется, что отлично понимаете, — сказала спокойно Джери-Ли. — Не звонил ли вам некто и не сказал ли, что было бы неплохо, если бы вы прекратили со мной всякие дела?
— Мне все время звонят всякие ненормальные типы. Я не обращаю на них внимания.
Она молча рассматривала его. Потом соврала:
— Завтра я получу от машинистки сценарий и пошлю его вам.
Он откашлялся. Видно было, что он колеблется, но потом все же решился и сказал:
— Я как раз подумывал о вашем сценарии. Боюсь, что никак не смогу его куда-нибудь пристроить — что-то не совсем та вещь...
— А почему бы вам вначале не прочитать его, а потом уже оешать — та это вещь или не та, сможете вы его пристроить или нет?
— Зачем? Только зря потратить ваше время.
Она насмешливо улыбнулась ему.
— Вы вшивый лжец, Марк. Но что еще хуже — вы трусливый лжец, — она поднялась со стула. — Я дам вам знать, куда вы можете прислать мои рассказы, когда получите их.
Джери-Ли остановилась на тротуаре в нерешительности, раздумывая, что предпринять. Ее внимание привлекла кофейня на углу. Время ленча кончилось, и толпы людей, штурмующих прилавки, рассеялись. Джери-Ли легко нашла свободную нишу со столиком и уселась.
— Мне только кофе, — сказала она официантке, которая очень быстро подошла к ней.
В ожидании кофе она сидела, погрузившись в свои невеселые думы, и не сразу заметила человека, усевшегося напротив нее. Когда она, наконец, подняла глаза, то обнаружила, к своему удивлению, что лицо его ей знакомо.
— Детектив Милстейн! — воскликнула она. Он чуть улыбнулся.
— Кофе, пожалуйста, — сказал он подоспевшей официантке.
— Вы следите за мной? — спросила она.
— Неофициально.
— В каком смысле?
— У меня сейчас свободное время, и я решил посмотреть, чем вы заняты.
Он не сказал ей, что получил по своим каналам сведения, указывающие на то, что она может попасть в беду.
— А у меня все не так хорошо, как я надеялась, — сказала она. — Работу я потеряла и только сегодня выяснила, что мой агент не хочет заниматься моими делами в дальнейшем. А вчера, когда я вернулась домой, обнаружила, что квартира разгромлена: вещи изодраны, а главное — рукопись сожжена. Кроме того, мне позвонили и потребовали, чтобы я уехала из города.
— Вы узнали голос?
— Никогда раньше не слышала его.
— Почему вы не сообщили полиции?
— А что хорошего это может мне дать?
Он помолчал немного, потом согласно кивнул.
— Что вы собираетесь делать сегодня?
— Не знаю, — призналась она. — Меня отделяют от дома для бедных сто тридцать шесть долларов, которые пока еще есть в моем кармане. Я пытаюсь решить, что делать: остаться здесь, вложить эти деньги в аренду дешевой комнаты и попытаться найти работу или же взять восемьдесят семь долларов и купить билет на самолет и улететь обратно в Нью-Йорк.
— Вы можете найти работу там, на Востоке? Она пожала плечами.
— Не могу сказать. Но во всяком случае, там не будет тех, кто попытается не допустить меня до работы, как здесь. Что же мне делать, как вы считаете?
— Официально я должен заявить вам, что вы обязаны остаться. Вы дали слово в суде, что выступите на процессе как свидетель обвинения.
— Поскольку вы следили за мной неофициально, то, может быть, вы могли бы мне что-то посоветовать — тоже неофициально?
— Только имейте в виду, если вы сошлетесь на мои слова, я отопрусь.
— Я никогда не сошлюсь на ваши, слова.
Он глубоко вздохнул и сказал:
— Я бы купил билет.
— Вы считаете, что эти люди действительно могут привести в исполнение свою угрозу?
— Не знаю. Но это крутые ребята, очень жесткие люди — они могут, они ни перед чем не остановятся. Я бы не хотел испытывать судьбу и советовать вам рисковать. Тем более, что у нас в полиции нет надежного способа охранять вас, кроме как посадить в тюрьму.
— Если бы я только могла заработать еще хотя бы несколько бумажек...
Ненавижу возвращаться на щите.
— Я бы мог одолжить вам несколько долларов. Пятьдесят, может быть, даже сотню. Я бы хотел дать вам больше, но мы, полицейские, не так уж хорошо зарабатываем.
— Нет, спасибо огромное, — ответила она. — Вы и так сделали для меня слишком много... — Вот же какое дерьмо, — сказала она, помолчав с минуту, — и надо было, чтобы все это случилось именно тогда, когда я уже стала думать, что все начинает складываться для меня к лучшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125