Машина остановилась, и шофер сказал:
— Вот мы и приехали, мистер.
— Не выключай счетчик, — приказал Гай, открывая дверь. — Мы вернемся через минуту, не больше, — и дал ему остатки косячка. — На, — сокращает ожидание. Мы — туда и обратно...
Таксист одной т"укой взял бычок, а в другой я заметила у него монтировку — видимо, он поднял ее с полу кабины.
— Ладно, идите. И да поможет Господь легавому или ненормальному, если они сунутся ко мне.
Мы прошли по дорожке к пристани и, выйдя на дос-чатый помост, облокотились на перила, глядя на воду. Было совершенно тихо — ни ветерка, вода лежала неподвижно — ни морщинки, ничего...
— Сними кольцо, — скомандовал Гай. Оно не слезало-Видимо, отекли пальцы. Я посмотрела беспомощно на Гая.
— Что же теперь делать?
— Предоставь мне! — изрек он, приложил руки ладонями ко рту и закричал шоферу:
— Эй, у тебя есть напильник? Шофер тут же закричал в ответ:
— Вы полагаете, что у меня кузнечная — мастерская на колесах, а не такси?
Гай торжественно объявил мне:
— Такси нынче уже не те, что бывали o" старые времена!
Он взял мою руку и повел в темноту. Мы спустились с причала, прошли по мокрой, пружинистой траве к самой воде, и он приказал:
— Опусти руку в воду.
Я присела, вытянула руку, но дотянуться до воды н^ смогла и посмотрела на него растерянно.
— Никак не дотянусь, — сказала я, словно просила прощения — и все это совершенно серьезно.
— Дай мне вторую руку, я подержу тебя! — распорядился он с той же серьезностью.
Я подчинилась. Он крепко ухватил меня за руку, и я наклонилась к воде.
— О'кей? — спросил он.
— О'кей, — деловито ответила я и почувствовала, что вода такая холодная, что пальцы начали неметь. — Вода просто замораживает.
— Великолепно! Именно то, что нужно! — заявил он и отпустил мою руку...
У берега было неглубоко, и когда я выпрямилась, вода почти достигала колен. Я ужасно замерзла, промокла и чувствовала себя более чем неуютно.
Он протянул мне руку, я ухватилась за нее и выбралась на берег.
Весь обратный путь к машине он виновато извинялся. А я была так зла, что даже не могла слова сказать.
Таксист уставился на нас, и когда Гай открыл дверцу, сказал:
— В таком виде я вас в машину не впущу.
— Тут у меня есть десять долларов сверх счетчика, — сообщил ему Гай.
— А еще косячок найдется с калифорнийской травкой?
— Найдется.
— Тогда десять баксов и травка, — сказал таксист.
— О'кей!
Мы наконец влезли в машину и с ревом мотора покинули лодочную станцию.
— Нам надо поскорее уезжать, — пояснил шофер. — Если вас тут засекут, то потащат в участок за купание в озере.
Гай снял пиджак и набросил мне на плечи. И тут я увидела, что обручальное кольцо все еще на моем пальце, и на меня буквально накатил приступ нелепого смеха. Я хохотала так, что слезы покатились из глаз.
Гай не понимал ничего.
— Не вижу причин для веселья, — буркнуд он" — Ты можешь схватить воспаление легких.
Его тон и то, что он сказал, только подлил" масла в огонь моего истерического смеха.
— Мы... вы... ведь собирались бросить в воду обручальное кольцо, а вовсе не меня!
Дома я сразу же поднялась в спальню, сбросила мокрую одежду и спустилась вниз, закутанная в тяжелый теплый махровый купальный халат. Он сидел на краешке кушетки. Завидев меня, поднялся и обеспокоенно спросил:
— Как ты — все в порядке?
— Прекрасно! — ответила я и посмотрела на бар. — Сандвичи остались?
Купание всегда возбуждает во мне дикий аппетит.
— Осталось более чем достаточно. Я приготовлю кофе.
Мы оба заметно протрезвели.
— Я ужасно виноват, — сказал он наконец.
— Не суетись, — ответила я. — Последних два часа я наслаждалась каждой минутой, ей-Богу! Если бы ты не пришел, я б, наверное, провела ночь в тоске и мрачных мыслях, без сна, испытывая жалость к самой себе, что всегда отвратительно.
— Вот и хорошо, — улыбнулся он и стал пить кофе. Сделав несколько глотков, задумчиво посмотрел на меня.
— О чем ты думаешь? — спросила я.
— О тебе. О том, как все должно теперь измениться.
Я напряглась и молча ждала продолжения.
— Изменения в твоей жизни неизбежны. Надеюсь, ты и сама отдаешь себе в этом отчет?
— Догадываюсь — так будет точнее. Но не совсем представляю, в чем они выразятся.
— Для начала, и это первое, — ты уже не миссис Уолтер Торнтон — отныне и вовеки. И это сразу же многое меняет. Двери уже не будут открываться перед тобой так легко.
Я кивнула.
— Я до известной степени готова к этому. Я частенько думала: люди принимают меня и идут навстречу мне потому, что я им интересна или же только видят во мне жену Уолтера Торнтона?
— Скорее всего, и потому и поэтому, — сказал он дипломатично. — Но не забывай, что хорошо относиться к жене Торнтона в нашем кругу еще и выгодно.
— Но я та же самая, ничего во мне не изменилось, — неуверенно сказала я. — И у меня остались все те способности, которые все видели, когда я была его женой.
— Согласен.
— Ты что-то пытаешься мне сказать и юлишь. Говори.
Он не ответил.
И тут в глубине сознания стала смутно вырисовы-ваться одна мысль. Я интуитивно почувствовала, что мысль эта не так уж и далека от истины. Но я не сразу спросила его — так ли это.
— Фэннон по-прежнему считает мою пьесу интересной. Насколько мне известно, он приобретает на нее права, — сказала я очень осторожно.
— Да, он по-прежнему считает твою пьесу интересной, но он не собирается приобретать на нее права до тех пор, пока не увидит переработанный вариант.
Я молча обдумывала услышанное — в начале этой недели Фэннон крутился вокруг меня и чуть ли не силой пытался всучить мне чек. Так, значит, за один день буквально все изменилось. О разводе он мог прочитать в утренних газетах — они успели с информацией...
— Получается, что он считал — именно Уолтер будет переписывать пьесу за меня? — спросила я.
— Не совсем так, конечно, но... Скорее всего, он полагал, что Уолтер всегда окажется рядом в случае, если что-то нужно будет основательно переделать.
Я почувствовала, как во мне поднимается возмущение.
— Вот же дерьмо! Теперь он не получит ньесу, даже если всерьез захочет.
— Ты дослушай меня, дослушай, потому что я твой друг и я тебя искренне люблю. И кроме того, я верю в тебя — так уж получилось, да. Итак, урок номер один. Фэннон на сегодня лучший театральный продюсер в городе, и если он все же захочет получить твою пьесу, ты отдашь ее.
— Он грязный, сальный старикашка! Каждый раз, когда я с ним разговариваю, он раздевает меня глазами, и так, что я чувствую себя вываленной в грязи!
— А это уже урок номер два. Ты занялась делом, которым заправляют сальные, грязные старикашки и гомики. И с ними придется уживаться.
— Может быть, есть кто-то, кто находится между этими двумя малопривлекательными группами дельцов от искусства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125