— Я думала, что это уже сделала ты.
— Если она его так любила, как говорит, почему она не пришла на похороны?
— Почему ты ее об этом не спросила сама? Мать, наконец, посмотрела мне в глаза.
— Я звонила ей. Но она не захотела разговаривать со мной. Видимо, ей было слишком стыдно за то, что она сделала.
— Мать, ты ошибаешься. Причина совершенно в ином.
— Тогда скажи мне, в чем она заключается.
— Она слишком плохо себя чувствовала. Она потеряла ребенка.
Лицо матери внезапно побелело, она зашаталась. Я протянула руку, чтобы поддержать ее.
— Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль, Джери-Ли, — проговорила она.
Я ничего не сказала, только смотрела, как нормальный цвет лица постепенно возвращается и щеки матери чуть-чуть начинают розоветь. Моя мать — очень сильная женщина. Очень!
— Теперь ты действительно ушел от нас, — сказала она.
Мы долго смотрели друг на друга, потом она сделала неуверенный шаг навстречу мне и моей протянутой руке. Я раскрыла объятия, и мы обнялись.
Она прижалась ко мне так, как будто она была ребенком, и, наконец, к ней пришли слезы.
Глава 6
Была среда, день, когда шли утренники, и ресторан Сарди был уже переполнен дамами из пригородов.
В баре тоже было полным-полно, но тут в основном сидели и стояли завсегдатаи. Я вошла, поздоровалась с некоторыми знакомыми и увидела, что ко мне спешит метрдотель. Он поклонился:
— Миссис Торнтон, рад снова приветствовать вас в нашем ресторане! — и улыбнулся, — Мистер Фэннон ожидает вас.
Я последовала за ним к столику, который всегда занимал Фэннон. Он стоял у самой стены, отделяющей ресторан от Малого бара — очень удобное командное место в зале. Все входящие или выходящие так или иначе оказывались в поле зрения тех, кто сидел за этим столиком. Говорили, что Фэннон за последние пятнадцать лет не пропустил ни одного ленча, за исключением тех дней, которые он провел в больнице, да и то они отправляли ему туда его обычные заказы.
Он сидел на банкетке. Когда я приблизилась, он сделал попытку встать, но его могучий живот не позволил: вдавившись в край стола, он вынудил мистера Фэннона застыть в нелепой позе. Как только я села рядом с ним, он рухнул на банкетку, с облегчением вздохнул и поцеловал меня в щеку.
— Вы прелестно выглядите, моя дорогая, — сказал он своим резким голосом.
— Благодарю вас, мистер Фэннон.
— Адольф, моя дорогая, — сказал он все тем же голосом. — Зовите меня Адольф, ведь мы старые друзья. Я согласно кивнула — мы, действительно, были знакомы почти два года. Для Бродвея срок весьма значительный, даже если говорить о дружбе. И я ответила:
— Спасибо, Адольф.
— Коктейль с шампанским для миссис Торнтон, — сказал он официанту, и тот исчез. Фэннон посмотрел на меня, лучезарно улыбаясь. — Для тебя — все самое лучшее.
Шампанское я люблю, но коктейль с шампанским вызывает у меня легкую тошноту. Тем не менее, я мило улыбнулась и сказала:
— Спасибо, Адольф.
— Нет, ты попробуй, — стал настаивать он, когда официант принес коктейль, и я не сделала даже попытки взять бокал. — Попробуй!
Мне пришлось поднять бокал и поднести к губам.
— Нет, подожди минутку! Нужен тост. Он поднял стакан, в котором, как полагалось думать, была неразбавленная водка, но на самом деле — и все это отлично знали — чистейшая вода. Язва вместе с желудком съела у него и выданную ему при рождении лицензию на потребление спиртного.
— За твою пьесу!
Я кивнула и чуть пригубила. Отвратительная сладкая жижа прокатилась по пищеводу, вызывая тошнотворное чувство, но я выдавила из себя улыбку.
— Чудесно!
Лицо Фэннона приобрело торжественно-серьезное выражение.
— У меня очень важное сообщение, — сказал он и положил руку на мое колено.
— Я слушаю, Адольф, — сказала я, не спуская глаз с его лица.
— Я решил запускать твою пьесу! — его рука поползла вверх по моему бедру. — Мы начинаем репетировать в августе. И я бы хотел привезти спектакль в показать его в Нью-Йорке в октябре.
Я забыла о его руке на моем бедре.
— В самом деле? — воскликнула я. — Правда?
— Конечно. Новый вариант мне понравился. Больше того, я уже послал пьесу Энн Бэнкрофт.
— Неужели вы думаете, что она сможет сыграть?
— Уверен. Она просто не найдет лучшей для себя рези. И кроме того, она всегда предпочитает работать с Гаем как режиссером.
— А он согласен ставить?
— Да. Я позвонил ему в Калифорнию атим утром, и он дал согласие.
За время разговора его рука поднялась по моему бедру до самого паха.
— Адольф, я еще не встречала человека, который бы продвигался так стремительно, — сказала я со значением. Он откашлялся, его рука на мгновение замерла.
— Если мне что-то нравится, то нравится. Я не верю во всевозможные игры вокруг да около.
— И я не верю, — сказала я, глядя ему прямо ,в глаза. — Но я уже вся сочусь от желания, и если ты не уберешь руку сейчас же, я кончу прямо тут!
Он, как я и ожидала, покраснел и убрал руку, положил ее на стол.
— Прости... Просто я был так охвачен энтузиазмом, что забылся...
— Все о'кей — просто такая уж я по натуре, очень возбудимая. И я не встречала прежде таких мужчин, как ты.
— Не встречала? — спросил он с недоверием.
— Да, ты какой-то другой. В бизнесе, где полно людей, способных только на пустую болтовню, у тебя ескь огромная сила — твое убеждение.
— Да, я всегда принимаю решение, — сказал он, сияя от самодовольства. — Я уже сказал тебе; я всегда знаю, что я хочу.
— Именно этим твоим качеством я восхищаюсь.
— Мы будем очень часто встречаться. Я не из тех продюсеров, кто все отдает в руки режиссеру. Я обычно с головой погружаюсь в работу и в тот спектакль, который ставит мой режиссер.
— Знаю и именно поэтому я рада, что ты согласился быть продюсером.
— Но над рукописью еще придется поработать. И начинать нужно как можно скорое. Я бы хотел высказать тебе все свои пожелания до того, как Гай вернется с побережья.
— Как только ты скажешь, я буду готова и — в твоем распоряжении.
— Замечательно! — сказал он, и по его лицу было ясно, что он доволен тем, как развиваются события.
Я обдуманно и безо всякого смущения сказала ему все, что он хотел бы услышать. Его рука опять легла на мое колено.
— Мои люди подготовят контракт. Думаю, что получить аванс в десять тысяч долларов не так и плохо? В два раза больше того, что я обычно плачу за первую пьесу.
Вот тут я ему поверила. И мой литературный агент, и Гай говорили, что самое большее, на что я могу рассчитывать, — тридцать пять сотен.
— Совсем не так плохо, — подтвердила я. — Спасибо, Адольф.
— Ты заслужила каждый пенни, — сказал он, широко улыбаясь. — И кроме того, как я слышал, эти деньги тебе совсем не помешают. Насколько мне известно, Уолтер не выделил тебе никакого содержания при разводе?
— Я сама не захотела, — сказала я быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125