Я услышала свое имя и пересекла по диагонали маленькую сцену. В центре сцены я остановилась, медленно повернулась, как нам было ведено, и пошла дальше, удаляясь от режиссера и продюсера, покачивая при этом бедрами, что, мне казалось, должно выглядеть весьма соблазнительно. Я почти дошла до кулис, когда услышала шопот продюсера:
— Нет.
— Но у нее роскошная фигура и сенсационная задница, — сказал режиссер.
Продюсер пытался шептать, но я отлично слышала его. В его словах прозвучал окончательный приговор для меня:
— Слишком стара. Ей по крайней мере двадцать пять.
Я пошла к тому месту за сценой, где раздевалась, чтобы взять свои вещи. Другие девушки болтали, одеваясь, но ни у кого не возникло желания сказать мне хоть слово. Сказанные продюсером слова начинали впиваться в меня, как колючки — слишком старая! Все они были гораздо моложе меня — семнадцать, восемнадцать — открытые, свеженькие и не потускневшие.
И тут мне вдруг пришел в голову простой вопрос: что я делаю в мире, который переросла?
Бродвей корчился в июльской жаре, но, тем не менее, я решила идти домой пешком. К тому времени, когда я добралась наконец до своей улицы, я выдохлась и истекала потом. Я заглянула в винный магазинчик, купила там бутылку холодного белого калифорнийского вина. Поднялась к себе в квартиру и стала пить. Примерно через час я набралась. Вино действовало лучше на пустой желудок, а я не ела с утра, потому что боялась — а вдруг мой живот чуть-чуть выпятится, когда я влезу в бикини.
Затем я уселась у окна и бессмысленно уставилась на плавящуюся под солнцем улицу. Что со мной? Что случилось со мной?
Зазвонил телефон, но я не ждала ничьих звонков и поэтому не пошевелилась. Однако телефон настойчиво звонил, и я в конце концов подняла трубку.
Звонила моя мать. В ее голосе я уловила знакомое мне железное самообладание и поняла, что случилось что-то.
— Джери-ли? Где ты была целый день? Я пыталась к тебе дозвониться.
Я разозлилась и в то же время испугалась чего-то.
— Ради Бога, мама, не надо! Я ходила искать работу. Что я еще могу делать, как ты думаешь? Железо в голосе возобладало надо всем.
— Твой отец... у него был сердечный припадок. Он умер по дороге в госпиталь.
Боль сковала сердце. Затем я смогла проговорить:
— Я немедленно еду домой, мама.
Глава 20
Казалось, что весь город пришел на его похороны. Многие магазины утром не открылись. Толпа в церкви просто не уместилась, выплеснувшись на улицы. Прощальные слова священника разносил громкоговоритель.
— Джон Рэндол был хорошим человеком. Он щедро отдавал соседям и свою жизнь, и свое благополучие. Многие из нас, сегодня здесь присутствующих, стали богаче благодаря его помощи и добрым советам — в прямом и переносном смысле. Нам будет не хватать его. И мы всегда будем помнить его.
Затем засыпанный цветами гроб вынесли и поставили на катафалк и повезли к кладбищу, где он и успокоился навеки.
Когда все соседи разошлись по домам, мы с мамой остались вдвоем.
— Позволь мне приготовить тебе чаю, — сказала я. Она кивнула.
— Он плохо себя чувствовал в то утро перед уходом на работу, — сказала она между крохотными глотками, которыми пила чай. — Я хотела, чтобы он остался и отдохнул. Но он сказал, что у него слишком много дел, намеченных на этот день. Его секретарь рассказывала, что он диктовал письмо и вдруг неожиданно упал на письменный стол. Она позвала на помощь немедленно, но никто уже ничего не мог сделать.
— Попытайся не думать об этом, — сказала я. Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Иногда мне казалось, что я давала ему недостаточно. Может быть, он хотел бы иметь своего собственного сына. Но он никогда ничего мне не говорил. Он знал, как я была занята вами двумя.
— Он любил тебя, — сказала я. — И он был счастлив.
— Надеюсь, — ответила она. — Мне было бы тяжело думать, что я хоть в чем-то обманула его, не дала ему то, чего он хотел.
— Все, что он хотел, — это ты, мама, — сказала я. Мы очень долго молчали. Наконец она сказала:
— Ты, конечно, понимаешь, что теперь придется изменить очень многое.
Без заработка отца нам придется сократить расходы.
Я ничего не сказала.
— Мне кажется, если бы ты вернулась жить домой, было бы лучше.
— А что я здесь буду делать, ма? — спросила я, — Здесь для меня нет работы.
— Но я больше не смогу высылать тебе сотню долларов в неделю.
— Это я понимаю, мама. Я обойдусь.
— Как? — спросила она.
— Я в самое ближайшее время получу работу, — сказала я. — И я почти закончила новую пьесу. Фэннон обещал мне, что он поставит ее.
— А если она провалится как та, предыдущая?
— Тогда я начну писать следующую, — сказала я. Она встала из кресла.
— Пожалуй, я поднимусь наверх и прилягу, — сказала она и медленно пошла к лестнице, но внезапно оглянулась и добавила:
— Ты, конечно, понимаешь, что в этом доме всегда есть для тебя комната — если дела пойдут не так, как надо.
— Да, мама. Спасибо.
Я смотрела, как она медленно поднимается по лестнице в свою комнату.
Она все еще была красивой женщиной. Ее прямые волосы оставались до сих пор черными, голову она держала высоко, спина прямая. И вдруг меня пронзило чувство восхищения этой женщиной. Если бы только я могла быть такой. Она всегда знала, что нужно делать, — во всяком случае, мне так казалось.
Моя нью-йоркская квартирка встретила меня духотой, жарой и пылью. Я распахнула окна. Даже при страшном шуме уличного движения с открытыми окнами стало лучше, чем в затхлой нежилой атмосфере, характерной для закрытых на долгое время комнат.
Я достала почту, набравшуюся за ту неделю, что меня не было дома. В основном — счета.
Лениво развернула свежий номер газеты «Новости о производстве фильмов». Просмотрела колонку приглашений на пробу. Ничего для меня не было, если судить трезво и здраво. Но тут мое внимание привлекло объявление:
Требуются!
Актрисы, модели, шоугерлс! Работа в ваше свободное время. Встречи с влиятельными людьми. Если вы ожидаете приглашения или съемок, если вам больше чем двадцать один год, если вы ростом не ниже чем пять футов пять дюймов, если у вас хорошая фигура и вы умеете поддерживать разговор, если вы можете уделить нам хотя бы четыре вечера в неделю, мы можем предложить вам работу, которая несомненно заинтересует вас.
Начальная оплата 165 долларов в неделю, включая оплату всех социальных страхований и взнос в фонд безработицы, а также бесплатное вечернее платье и чаевые. Оплата повышается после трех месяцев работы.
Полная занятость — сорок четыре часа в неделю.
Обращаться:
Клуб «При свете торшеров» 54 стрит от Парк Авеню с понедельника до пятницы на этой неделе между 2 и 5 часами дня.
Внимание!
Мы не ведем переговоров с девушками легкого поведения. Необходимо представить лицензии полицейского департамента и наркологического отделения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125