Однажды на вечерней тренировке шайба попала Мартину прямо в глаз, и он получил фонарь и шесть новых стежков. Доктор осмотрел его и посоветовал Мартину показаться офтальмологу и сделать некоторые анализы.
Но Мартин проигнорировал совет доктора. Хоккей груб, и травмы в нем неизбежны. Его зрение больше недотягивало до 20/20, и он не хотел слышать ничего плохого. Пока он мог видеть достаточно хорошо, чтобы играть, это го было довольно. Непризнание за болезнями права на существование срабатывало как нельзя лучше: он прошел через сотрясения, разрывы сетчатки, сломанные кости. Но читать ему было больно, и на следующее утро он попросил Мэй прочесть ему статью в «Глоуб» о соперничестве Картье – Йоргенсен.
– Ты на самом деле ненавидишь его? – спросила Мэй через стол для завтрака. – Или авторы, как обычно, просто гоняются за сенсацией.
– Уф, на сей раз нет. – Мартин потягивал свой апельсиновый сок. – Тут они здорово попали в самую точку.
– Но почему?
– Давай подумаем. Дайка попробую уточнить или свести все к одной причине. Оба мы жесточайшие соперники, и оба крайне плохо реагируем на поражение. – Фиолетовый глаз Мартина косил и делал его похожим на пирата, когда он усмехался. – У-упс, еще причина: я когда-то перекроил ему все лицо хоккейной клюшкой.
– Мартин, – вздрогнула Мэй.
По правде сказать, не пережив еще ни одного настоящего хоккейного сезона с Мартином, она и представить себе не могла, как отнесется к тому, что он с головой уйдет в эту жесткую и жестокую игру, со всеми потасовками и травмами, и так день за днем. Она перевела испуганный взгляд с его рук на лицо с раздутым правым глазом и посчитала шрамы.
– Я – акула, а он – кусок мяса, приманка, – сказал Мартин, размазывая яблочное масло по тосту.
– Это такое личное?
– Мэз уи (ну да).
– Только к Йоргенсену или к другим тоже?
– Главным образом к Йоргенсену.
– Ты действительно ненавидишь его?
Мартин вытер пальцы о салфетку и взял ее за руки.
– Мэй, – сказал он, – скоро начало хоккейного сезона.
– Я знаю, – сказала она, – я боюсь, но не понимаю почему. Ненависть – такое страшное слово.
– Я действительно ненавижу его. Я не могу объяснять почему, но так уж случилось. Почти с той же силой, что и отца.
От его слов у Мэй мороз пошел по коже. Она вспомнила своего отца, как он вышел из дома без ее поцелуя, не услышав ее прощальных слов. Она задавалась вопросом, а мог бы Мартин так же легко говорить о своей ненависти к Сержу, если бы этого человека не было в живых, если бы у Мартина уже не имелось шанса помириться с ним.
– Мне бы хотелось, чтобы в тебе не было этой ненависти. – Мэй смотрела на его черный глаз. – И я тоже не могу объяснить почему. Я хочу, чтобы ты выигрывал – все свои игры, Кубок Стэнли, все все. Но мне бы хотелось меньше жестокости и насилия.
– Я всегда так жил, – сказал он, держа ее руки. – Я играю в хоккей.
– Сезон даже еще не начался по-настоящему, – сказала она. – Если я попрошу, чтобы ты пообещал мне быть осторожным, ты сочтешь меня самой большой идиоткой на свете?
Отбросив свой тост и забыв про кофе, Мартин посадил Мэй на колени и стал целовать ее. Он частенько отбрасывал в сторону дела, чтобы поцеловать Мэй и прижать к себе, но сейчас все было как-то иначе. Пригладив ее волосы, погладив по спине, он прошептал ей на ухо:
– Никто никогда не просил меня об этом прежде, Мэй. Ни разу за всю мою жизнь.
Сезон захватил Мэй остротой ощущений, вызванных происходящим на льду. Она приветствовала его начало на первой игре Бостона против Монреаля в специальной ложе у самого льда, так близко к игрокам, что можно было слышать их дыхание, когда те проносились мимо. Они с Дженни подбадривали команду во всю силу своих глоток. Кайли осталась дома с тетушкой Энид и смотрела игру по телевизору, и когда камера наезжала на их лица, показывая реакцию жен игроков, Дженни напомнила Мэй помахать дочке.
Когда над стадионом было поднято знамя первенства Восточной конференции в ознаменование потрясающих успехов прошлого сезона, Мэй и Дженни почувствовали такую гордость, что на глазах у них выступили слезы. Мэй попыталась встретиться с взглядом Мартина, но тот смотрел себе под ноги.
– Он отказывается признавать свои достижения. Он по-прежнему переживает проигрыш Кубка, – объяснила Дженни, – и он не успокоится, пока не увидит знамя Кубка Стэнли, поднятое в их честь.
– А Рэй выглядит счастливым, – отметила Мэй, наблюдая, как муж Дженни улыбается и приветствует зрителей.
– Рэй непохож на Мартина.
Мэй знала основы: шайба, бросок, гол. Кое с какими понятиями она столкнулась еще во время решающих встреч прошлого сезона. Но ей еще многое предстояло освоить в этой новой для нее хоккейной терминологии, и Дженни объяснила: линия вбрасывания, бросок, скамейка штрафников, пенальти, красная линия, синяя линия, хет-трик.
– Хет-трик? – переспросила Мэй.
– Это когда один игрок забивает три гола в одной и той же игре. Если дело пойдет и дальше так, твой муж как раз и добьется хет-трика в этой игре, – объяснила ей Дженни.
– Ах!
Это Мартин резко швырнул противника прямо в борт перед ними, улыбаясь при этом Мэй, словно это был здоровущий котяра, который положил мышь к ногам хозяйки.
Когда противник вдавил клюшкой в бок Мартина, Мэй задохнулась.
– Эй, арбитр!
– Они у нас называются судьи на линии или рефери, – с улыбкой подсказала ей Дженни. – Да и не волнуйся ты так. Мартин никому ничего не спустит.
Что Мартин и сделал незамедлительно, бросив свое тело на того парня как раз в тот самый момент, когда он приготовился делать бросок. Игрок «Монреаль Канадиенс» полетел на лед и сначала опрокинулся на спину, потом сел на свою пятую точку, совсем как ребенок на замерзшем пруду. Мэй подняла кулаки и закричала громче любого другого бостонского болельщика.
Мартин Картье устроил на льду потрясающее шоу. Он катался, как комета, быстрее шаровой молнии. Блокировал броски, выхватывал шайбы из-под самого носа противника, посылал самые невероятные пасы, удачно прицеливался и забивал такие голы, от которых вскакивали все трибуны. Мэй знала, что она вышла замуж за профессионального спортсмена, но до того вечера, до конца не понимала, что это означало на самом деле. Ее муж оказался не простым человеком: это был волшебник, для которого не существовало невозможного, когда он на своих коньках рассекал пространство.
Мартин забил гол на первой минуте, четыре минуты спустя был оштрафован за драку, забил пенальти – все это в первом периоде; во втором он получил в нос и отсидел на скамье штрафников за захват соперника клюшкой; пока Мартина не было на льду, Монреаль отыграл два гола подряд. По возвращении Мартин приготовился отыграться, но сирена возвестила об окончании второго периода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Но Мартин проигнорировал совет доктора. Хоккей груб, и травмы в нем неизбежны. Его зрение больше недотягивало до 20/20, и он не хотел слышать ничего плохого. Пока он мог видеть достаточно хорошо, чтобы играть, это го было довольно. Непризнание за болезнями права на существование срабатывало как нельзя лучше: он прошел через сотрясения, разрывы сетчатки, сломанные кости. Но читать ему было больно, и на следующее утро он попросил Мэй прочесть ему статью в «Глоуб» о соперничестве Картье – Йоргенсен.
– Ты на самом деле ненавидишь его? – спросила Мэй через стол для завтрака. – Или авторы, как обычно, просто гоняются за сенсацией.
– Уф, на сей раз нет. – Мартин потягивал свой апельсиновый сок. – Тут они здорово попали в самую точку.
– Но почему?
– Давай подумаем. Дайка попробую уточнить или свести все к одной причине. Оба мы жесточайшие соперники, и оба крайне плохо реагируем на поражение. – Фиолетовый глаз Мартина косил и делал его похожим на пирата, когда он усмехался. – У-упс, еще причина: я когда-то перекроил ему все лицо хоккейной клюшкой.
– Мартин, – вздрогнула Мэй.
По правде сказать, не пережив еще ни одного настоящего хоккейного сезона с Мартином, она и представить себе не могла, как отнесется к тому, что он с головой уйдет в эту жесткую и жестокую игру, со всеми потасовками и травмами, и так день за днем. Она перевела испуганный взгляд с его рук на лицо с раздутым правым глазом и посчитала шрамы.
– Я – акула, а он – кусок мяса, приманка, – сказал Мартин, размазывая яблочное масло по тосту.
– Это такое личное?
– Мэз уи (ну да).
– Только к Йоргенсену или к другим тоже?
– Главным образом к Йоргенсену.
– Ты действительно ненавидишь его?
Мартин вытер пальцы о салфетку и взял ее за руки.
– Мэй, – сказал он, – скоро начало хоккейного сезона.
– Я знаю, – сказала она, – я боюсь, но не понимаю почему. Ненависть – такое страшное слово.
– Я действительно ненавижу его. Я не могу объяснять почему, но так уж случилось. Почти с той же силой, что и отца.
От его слов у Мэй мороз пошел по коже. Она вспомнила своего отца, как он вышел из дома без ее поцелуя, не услышав ее прощальных слов. Она задавалась вопросом, а мог бы Мартин так же легко говорить о своей ненависти к Сержу, если бы этого человека не было в живых, если бы у Мартина уже не имелось шанса помириться с ним.
– Мне бы хотелось, чтобы в тебе не было этой ненависти. – Мэй смотрела на его черный глаз. – И я тоже не могу объяснить почему. Я хочу, чтобы ты выигрывал – все свои игры, Кубок Стэнли, все все. Но мне бы хотелось меньше жестокости и насилия.
– Я всегда так жил, – сказал он, держа ее руки. – Я играю в хоккей.
– Сезон даже еще не начался по-настоящему, – сказала она. – Если я попрошу, чтобы ты пообещал мне быть осторожным, ты сочтешь меня самой большой идиоткой на свете?
Отбросив свой тост и забыв про кофе, Мартин посадил Мэй на колени и стал целовать ее. Он частенько отбрасывал в сторону дела, чтобы поцеловать Мэй и прижать к себе, но сейчас все было как-то иначе. Пригладив ее волосы, погладив по спине, он прошептал ей на ухо:
– Никто никогда не просил меня об этом прежде, Мэй. Ни разу за всю мою жизнь.
Сезон захватил Мэй остротой ощущений, вызванных происходящим на льду. Она приветствовала его начало на первой игре Бостона против Монреаля в специальной ложе у самого льда, так близко к игрокам, что можно было слышать их дыхание, когда те проносились мимо. Они с Дженни подбадривали команду во всю силу своих глоток. Кайли осталась дома с тетушкой Энид и смотрела игру по телевизору, и когда камера наезжала на их лица, показывая реакцию жен игроков, Дженни напомнила Мэй помахать дочке.
Когда над стадионом было поднято знамя первенства Восточной конференции в ознаменование потрясающих успехов прошлого сезона, Мэй и Дженни почувствовали такую гордость, что на глазах у них выступили слезы. Мэй попыталась встретиться с взглядом Мартина, но тот смотрел себе под ноги.
– Он отказывается признавать свои достижения. Он по-прежнему переживает проигрыш Кубка, – объяснила Дженни, – и он не успокоится, пока не увидит знамя Кубка Стэнли, поднятое в их честь.
– А Рэй выглядит счастливым, – отметила Мэй, наблюдая, как муж Дженни улыбается и приветствует зрителей.
– Рэй непохож на Мартина.
Мэй знала основы: шайба, бросок, гол. Кое с какими понятиями она столкнулась еще во время решающих встреч прошлого сезона. Но ей еще многое предстояло освоить в этой новой для нее хоккейной терминологии, и Дженни объяснила: линия вбрасывания, бросок, скамейка штрафников, пенальти, красная линия, синяя линия, хет-трик.
– Хет-трик? – переспросила Мэй.
– Это когда один игрок забивает три гола в одной и той же игре. Если дело пойдет и дальше так, твой муж как раз и добьется хет-трика в этой игре, – объяснила ей Дженни.
– Ах!
Это Мартин резко швырнул противника прямо в борт перед ними, улыбаясь при этом Мэй, словно это был здоровущий котяра, который положил мышь к ногам хозяйки.
Когда противник вдавил клюшкой в бок Мартина, Мэй задохнулась.
– Эй, арбитр!
– Они у нас называются судьи на линии или рефери, – с улыбкой подсказала ей Дженни. – Да и не волнуйся ты так. Мартин никому ничего не спустит.
Что Мартин и сделал незамедлительно, бросив свое тело на того парня как раз в тот самый момент, когда он приготовился делать бросок. Игрок «Монреаль Канадиенс» полетел на лед и сначала опрокинулся на спину, потом сел на свою пятую точку, совсем как ребенок на замерзшем пруду. Мэй подняла кулаки и закричала громче любого другого бостонского болельщика.
Мартин Картье устроил на льду потрясающее шоу. Он катался, как комета, быстрее шаровой молнии. Блокировал броски, выхватывал шайбы из-под самого носа противника, посылал самые невероятные пасы, удачно прицеливался и забивал такие голы, от которых вскакивали все трибуны. Мэй знала, что она вышла замуж за профессионального спортсмена, но до того вечера, до конца не понимала, что это означало на самом деле. Ее муж оказался не простым человеком: это был волшебник, для которого не существовало невозможного, когда он на своих коньках рассекал пространство.
Мартин забил гол на первой минуте, четыре минуты спустя был оштрафован за драку, забил пенальти – все это в первом периоде; во втором он получил в нос и отсидел на скамье штрафников за захват соперника клюшкой; пока Мартина не было на льду, Монреаль отыграл два гола подряд. По возвращении Мартин приготовился отыграться, но сирена возвестила об окончании второго периода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116