Но она не могла. Возможно, если бы муж был дома, она не была взволнована до смерти по поводу его отсутствия, она и не вспомнила бы про этот синий безликий конверт.
Мало того, что она вытащила конверт из всякого бумажного хлама, она еще и открыла его. Она развернула письмо, написанное на простой синей почтовой бумаге, расправила его на сиденье у окна перед собой и прочитала:
«Дорогой Мартин. Ты заслужил победу, сын. Я не говорю, что победа главное, но мы оба с тобой спортсмены и знаем, что мы живем в спорте ради победы. Ты дошел до финала снова. Это само по себе великое дело. Всегда остается следующий год, если ты в команде, которая поддерживает тебя. «Медведям» стоит лучше оценить то, что они имеют, или я знаю множество других команд, которые еще и поборются, чтобы заполучить тебя.
Много воды утекло, Мартин. Да, ты долго шел к играм за Кубок Стэнли. Но столько времени прошло с тех пор, как мы с тобой говорили, с тех пор, как видели друг друга. Я читал о тебе. Смотрел тебя по телевизору. Я знаю о твоей женитьбе. Мои поздравления тебе. Она – хороший человек. Она держалась, когда пресса хотела взять ее в оборот, так что я знаю, что у нее есть мужество и характер. И у нее есть маленькая дочка. Ты женился на женщине с маленькой дочкой. Я улыбнулся, когда увидел это. Она заставляет тебя вспоминать Натали? Я видел ее фотографии в газете, и я думаю, что, кажется, у нее тот же самый блеск в глазах.
Я горюю по Нэт. Я знаю, ты считаешь, что это я отнял ее у тебя. Возможно, ты даже считаешь, что я не любил ее. Поверь мне, это неправда. Мальчик мой, я любил эту кроху. Почти так же, как я любил тебя.
Я был плохим отцом. Плохим дедушкой. Люди делают ошибки, Мартин. Я слишком мало бывал с тобой и с твоей матерью. Я не заботился о тебе так, как мне следовало заботиться. И о ней тоже. Ничего из того, что ты заслуживал, я не дал тебе. Ты позволишь сказать мне все это тебе при встрече?
Я хочу сказать тебе, что я прошу тебя о встрече. Я хочу видеть тебя. Мэй, вероятно, уже сказала тебе об этом. Когда она приехала навестить меня, я попросил ее передать тебе мои слова. Я знаю, что она сдержала свое слово, вы ходит, она все передала тебе. Ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Но, может, ты выслушаешь то, что мне надо тебе сказать?
Молодой парень умер здесь сегодня ночью. Он был очень молод, примерно того же возраста, как ты был, когда начинал играть за Ванкувер. Кто-то пырнул его ножом в глупой драке. Сначала все, что я знал, было лишь то, что его сильно ранили. Но сейчас охранник говорит мне, что парень этот умер. Он был слишком молод, но был уже отцом. По-своему я привязался к нему. Я хотел, чтобы он стал лучшим отцом своим детям, чем я был для тебя.
Что бы ты ни решил, мне остается только смириться с твоим решением. Но я надеюсь, что ты придешь ко мне.
С любовью, папа».
Когда Мэй закончила читать письмо, она поняла, что ее руки были сжаты в кулаки. Ее щеки были горячи и влажны. Она перечитала написанное много раз. Она поду мала о Мартине. Если он прочтет письмо, захочет ли он когда-нибудь съездить в тюрьму? Но прочтет ли он хотя бы слово из этого письма?
– Мамочка!
При звуках голоса Кайли Мэй свернула письмо, засунула его обратно в конверт и задвинула в ящик стола. По том она поднялась по лестнице:
– Что случилось, милая?
– Гром еще не вернулся?
– Еще нет.
– Где же он?
– Бродяжничает, я полагаю, – сказала Мэй. – Не можешь заснуть?
– Нет, не могу. Я пробую, но… – Она остановилась, поскольку зазвонил телефон.
Мэй не произнесла ни слова, не сказала Кайли, что она вернется, ничего. Она рванулась в прихожую, зная, что услышит его голос даже прежде, чем она подняла трубку.
– Мэй, это я. Я в собачьем приемнике. Гром у меня.
– Я не знала даже, где ты, – чуть не заплакала она. – Я так волновалась!
– Ты мне нужна, – выговорил он. Биение ее сердца отдавалось в горле, она слушала. – Я ничего не вижу. Я не могу видеть, где я.
– Я приеду и заберу тебя, – крикнула Мэй. – Я сейчас.
Она велела Кайли надеть тапочки и свитер и поспешила в теплую, звездную ночь забирать своего мужа и их собаку. Короткий путь казался вечным. Кайли уже совсем проснулась и была полностью сосредоточена на том факте, что Мартин спас Грома. Когда они въехали на стоянку перед приютом, она открыла дверь и Гром стремглав юркнул в машину. Руки Мэй дрожали. Она подошла к Мартину, обняла его.
– Мы здесь, – сказала она.
– Я ничего не вижу, – сказал Мартин убитым голосом, полным ужаса.
Глава 23
Ни в Лак-Верте, ни в окрестных городках специалистов офтальмологов не было, но Мэй нашла оптику, расположенную в центре Ла-Залле. Ехать ту да было приблизительно минут тридцать по извилистым проселочным дорогам в тени сосновых и дубовых ветвей, переплетающихся наверху. Не задавая лишних вопросов, на выручку пришла Дженни. Она забрала к себе Кайли и надежно заперла Грома на кухне. Полицейские наведались к ним еще раньше, расспросили о ночных событиях и извиняющимся тоном предупредили о недопустимости подобного вторжения.
– Послушай, Мэй, мои глаза сегодня значительно лучше, – заговорил Мартин.
– Лучше?
– Давай никуда не поедем.
– Но мы уже едем.
– Такой великолепный день пропадет впустую в городе! Давай лучше погребем на лодке на остров.
– Прошу тебя, Мартин.
– До Ла-Залле десять километров, – прочел Мартин указательный знак.
Мэй почувствовала некоторое облегчение, хотя и понимала: Мартин, вероятно, наизусть знал каждый знак на этой дороге. Но ей хотелось верить, что мигрень или какая-то не представляющая большой опасности инфекция временно повлияла на зрение и все само по себе прошло.
– Он станет говорить, что я нуждаюсь в очках, – снова заговорил Мартин.
– В этом нет ничего ужасного.
– Но как я буду играть? – возмутился он.
– Ты сможешь носить контактные линзы.
– До сих пор мне везло, и я в них не нуждался. Я всегда испытываю жалость к парням, которым приходится их мыть, надевать обратно… когда какая-то проблема на льду, целое мучение с ними. Перчатки, маски. Ты знаешь разницу между хорошим игроком и замечательным игроком?
– Расскажи.
– Замечательные игроки обладают превосходным зрением. И это непреложный факт.
– Но ты замечательный игрок.
– Угу… которому потребуются линзы.
– Может, и не потребуются. – Мэй попыталась успокоить Мартина. – Надеюсь, что этого не случится.
Ла-Залле оказался маленьким городком, примостившимся на вершине огромного холма, возвышающегося над озером Лак-Верт и рекой Сент-Энн, сотней небольших холмов и долин переходящего в Лаврентианы. Две католические церкви расположились на главной улице городка, Мэйн-стрит, одна кирпичная, другая – деревянная, обшитая досками клинообразного сечения и выкрашенная в белый цвет. Новое строительство обошло город стороной, в нем царила викторианская эпоха, старый кинотеатр и длинный ряд двухэтажных зданий служебного назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Мало того, что она вытащила конверт из всякого бумажного хлама, она еще и открыла его. Она развернула письмо, написанное на простой синей почтовой бумаге, расправила его на сиденье у окна перед собой и прочитала:
«Дорогой Мартин. Ты заслужил победу, сын. Я не говорю, что победа главное, но мы оба с тобой спортсмены и знаем, что мы живем в спорте ради победы. Ты дошел до финала снова. Это само по себе великое дело. Всегда остается следующий год, если ты в команде, которая поддерживает тебя. «Медведям» стоит лучше оценить то, что они имеют, или я знаю множество других команд, которые еще и поборются, чтобы заполучить тебя.
Много воды утекло, Мартин. Да, ты долго шел к играм за Кубок Стэнли. Но столько времени прошло с тех пор, как мы с тобой говорили, с тех пор, как видели друг друга. Я читал о тебе. Смотрел тебя по телевизору. Я знаю о твоей женитьбе. Мои поздравления тебе. Она – хороший человек. Она держалась, когда пресса хотела взять ее в оборот, так что я знаю, что у нее есть мужество и характер. И у нее есть маленькая дочка. Ты женился на женщине с маленькой дочкой. Я улыбнулся, когда увидел это. Она заставляет тебя вспоминать Натали? Я видел ее фотографии в газете, и я думаю, что, кажется, у нее тот же самый блеск в глазах.
Я горюю по Нэт. Я знаю, ты считаешь, что это я отнял ее у тебя. Возможно, ты даже считаешь, что я не любил ее. Поверь мне, это неправда. Мальчик мой, я любил эту кроху. Почти так же, как я любил тебя.
Я был плохим отцом. Плохим дедушкой. Люди делают ошибки, Мартин. Я слишком мало бывал с тобой и с твоей матерью. Я не заботился о тебе так, как мне следовало заботиться. И о ней тоже. Ничего из того, что ты заслуживал, я не дал тебе. Ты позволишь сказать мне все это тебе при встрече?
Я хочу сказать тебе, что я прошу тебя о встрече. Я хочу видеть тебя. Мэй, вероятно, уже сказала тебе об этом. Когда она приехала навестить меня, я попросил ее передать тебе мои слова. Я знаю, что она сдержала свое слово, вы ходит, она все передала тебе. Ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Но, может, ты выслушаешь то, что мне надо тебе сказать?
Молодой парень умер здесь сегодня ночью. Он был очень молод, примерно того же возраста, как ты был, когда начинал играть за Ванкувер. Кто-то пырнул его ножом в глупой драке. Сначала все, что я знал, было лишь то, что его сильно ранили. Но сейчас охранник говорит мне, что парень этот умер. Он был слишком молод, но был уже отцом. По-своему я привязался к нему. Я хотел, чтобы он стал лучшим отцом своим детям, чем я был для тебя.
Что бы ты ни решил, мне остается только смириться с твоим решением. Но я надеюсь, что ты придешь ко мне.
С любовью, папа».
Когда Мэй закончила читать письмо, она поняла, что ее руки были сжаты в кулаки. Ее щеки были горячи и влажны. Она перечитала написанное много раз. Она поду мала о Мартине. Если он прочтет письмо, захочет ли он когда-нибудь съездить в тюрьму? Но прочтет ли он хотя бы слово из этого письма?
– Мамочка!
При звуках голоса Кайли Мэй свернула письмо, засунула его обратно в конверт и задвинула в ящик стола. По том она поднялась по лестнице:
– Что случилось, милая?
– Гром еще не вернулся?
– Еще нет.
– Где же он?
– Бродяжничает, я полагаю, – сказала Мэй. – Не можешь заснуть?
– Нет, не могу. Я пробую, но… – Она остановилась, поскольку зазвонил телефон.
Мэй не произнесла ни слова, не сказала Кайли, что она вернется, ничего. Она рванулась в прихожую, зная, что услышит его голос даже прежде, чем она подняла трубку.
– Мэй, это я. Я в собачьем приемнике. Гром у меня.
– Я не знала даже, где ты, – чуть не заплакала она. – Я так волновалась!
– Ты мне нужна, – выговорил он. Биение ее сердца отдавалось в горле, она слушала. – Я ничего не вижу. Я не могу видеть, где я.
– Я приеду и заберу тебя, – крикнула Мэй. – Я сейчас.
Она велела Кайли надеть тапочки и свитер и поспешила в теплую, звездную ночь забирать своего мужа и их собаку. Короткий путь казался вечным. Кайли уже совсем проснулась и была полностью сосредоточена на том факте, что Мартин спас Грома. Когда они въехали на стоянку перед приютом, она открыла дверь и Гром стремглав юркнул в машину. Руки Мэй дрожали. Она подошла к Мартину, обняла его.
– Мы здесь, – сказала она.
– Я ничего не вижу, – сказал Мартин убитым голосом, полным ужаса.
Глава 23
Ни в Лак-Верте, ни в окрестных городках специалистов офтальмологов не было, но Мэй нашла оптику, расположенную в центре Ла-Залле. Ехать ту да было приблизительно минут тридцать по извилистым проселочным дорогам в тени сосновых и дубовых ветвей, переплетающихся наверху. Не задавая лишних вопросов, на выручку пришла Дженни. Она забрала к себе Кайли и надежно заперла Грома на кухне. Полицейские наведались к ним еще раньше, расспросили о ночных событиях и извиняющимся тоном предупредили о недопустимости подобного вторжения.
– Послушай, Мэй, мои глаза сегодня значительно лучше, – заговорил Мартин.
– Лучше?
– Давай никуда не поедем.
– Но мы уже едем.
– Такой великолепный день пропадет впустую в городе! Давай лучше погребем на лодке на остров.
– Прошу тебя, Мартин.
– До Ла-Залле десять километров, – прочел Мартин указательный знак.
Мэй почувствовала некоторое облегчение, хотя и понимала: Мартин, вероятно, наизусть знал каждый знак на этой дороге. Но ей хотелось верить, что мигрень или какая-то не представляющая большой опасности инфекция временно повлияла на зрение и все само по себе прошло.
– Он станет говорить, что я нуждаюсь в очках, – снова заговорил Мартин.
– В этом нет ничего ужасного.
– Но как я буду играть? – возмутился он.
– Ты сможешь носить контактные линзы.
– До сих пор мне везло, и я в них не нуждался. Я всегда испытываю жалость к парням, которым приходится их мыть, надевать обратно… когда какая-то проблема на льду, целое мучение с ними. Перчатки, маски. Ты знаешь разницу между хорошим игроком и замечательным игроком?
– Расскажи.
– Замечательные игроки обладают превосходным зрением. И это непреложный факт.
– Но ты замечательный игрок.
– Угу… которому потребуются линзы.
– Может, и не потребуются. – Мэй попыталась успокоить Мартина. – Надеюсь, что этого не случится.
Ла-Залле оказался маленьким городком, примостившимся на вершине огромного холма, возвышающегося над озером Лак-Верт и рекой Сент-Энн, сотней небольших холмов и долин переходящего в Лаврентианы. Две католические церкви расположились на главной улице городка, Мэйн-стрит, одна кирпичная, другая – деревянная, обшитая досками клинообразного сечения и выкрашенная в белый цвет. Новое строительство обошло город стороной, в нем царила викторианская эпоха, старый кинотеатр и длинный ряд двухэтажных зданий служебного назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116