Эта забота о своеобразной подстраховке заставляет признать, что настоящими джентльменскими качествами Уильям Кидд не обладал. И скорее был готов к позорному бегству, чем к незапланированной женитьбе.
Себе в этих малопочтенных мыслях капитан не признавался. Он предпочитал думать, что, если случится какой-то конфуз и одна из бесчисленных сестер будет поставлена его неловкостью в неудобное положение, он лучше погибнет в неравном бою с врагами Британии.
Философически настроенный ум должен отметить в этом месте, какими порой странными причинами может питаться иногда воинский героизм.
Ночь перед выходом в плавание, по традиции, команда и капитан проводят на борту корабля.
Кидд прибыл в свою отремонтированную каюту как раз перед вечерним чаем.
Прибыл он вместе с молодым Вудфордом. Он был встречен Каллифордом и другими офицерами вполне спокойно, чуть ли не дружелюбно. Это капитану понравилось и настроило на благодушный лад. Он велел подать выпивку. И сам всячески проявлял усердие в ее истреблении.
Эндрю Вудфорд, глядя на капитана восторженными глазами, яростно следовал его примеру. Между тем, если бы он глядел на капитана взором не восторженным, а хотя бы отчасти внимательным, он бы заметил, что Кидд почти не пьет, а от того, что наливают ему в кружку, освобождается, переправляя джин новому лейтенанту.
Подчиненные настолько привыкли к тому, что капитан их человек не коварный, что тоже поддались на эту мелкую хитрость.
Ради того, чтобы обезопасить девичью честь, Уильям Кидд был способен и не на такое.
Так что, когда капитан, сильно пошатываясь, отправился к себе в каюту, никому и в голову не могло прийти проследить, чем он займется дальше.
А он дождался, когда все на судне успокоится. Дождался, когда луна удалится с небосклона. Выбрался через окно в своей каюте на кормовой балкон, привязал к перилам заранее подготовленную веревку и спустился вниз, в одну из гичек, которые, по традиции, привязывали под кормовой надстройкой, на случай возникновения непредвиденных надобностей.
Быстро, но бесшумно работая веслами, капитан Кидд направился к берегу.
Как он хорошо все придумал!
Никто никогда не узнает, что этой ночью его не было на корабле.
В районе главного пирса, где он собирался пристать, было слишком оживленно. Пришлось грести в сторону форта, чья зубчатая громада смутно рисовалась на фоне густозвездного неба. У подножия большой батарейной башни находилось здание кордегардии, и, по расчетам Кидда, очень скоро должно было пробить четыре склянки, смена караула.
Он не ошибся.
Как только донесся звон бортовых колоколов, окованная железом дверь кордегардии начала медленно отворяться. Сначала она выпустила клуб табачного дыма, пропитанного желтоватым светом масляных светильников, потом лейтенанта и двоих яростно зевающих мушкетеров.
Лейтенант нес тусклый фонарь, чтобы освещать дорогу.
Кидд, дождавшись, когда патруль проследует мимо, сбросил в воду каменный якорь, обмотанный веревкой, и выскочил на берег, почти не замочив башмаков.
Теперь предстояло определить направление, в котором надлежало двигаться.
Тьма стояла страшная.
Звучали насекомые на десятки ладов.
Шныряли и громко лаяли собаки.
Безрадостно напевали негры-невольники за стенами городской тюрьмы.
Тюрьма — надежный ориентир, Кидд был рад тому, что так легко до нее добрался. Теперь ему предстояло миновать сукновальный сарай, пшеничный склад, и можно поворачивать налево.
Нет, очень темно.
На какое-то время он снова засомневался, а стоит ли ему блуждать во тьме этой египетской ради сомнительного по своим моральным качествам дела. Но тут ему сама собой явилась подмога. Из караульного помещения при тюрьме вышел патруль, тот самый, который он видел возле кордегардии форта, и зашагал вверх по нужной Кидду улице.
Иногда, оказывается, патруль не просто бродит взад-вперед по берегу моря, прислушиваясь к однообразному плеску волн, но позволяет себе забраться в самые дебри пропитанного тьмою города.
Кстати.
Уильям осторожно двинулся вслед за большим тусклым фонарем, несомым одним из патрульных.
Мушкетеры громко переговаривались, это тоже его устраивало, так как скрадывало звук его шагов.
Несколько раз, когда шумные обсуждения качества местного рома вдруг стихали, Кидд застывал в первой попавшейся позе, как это было принято в детских играх фермерских ребят у него на родине.
Ему казалось, что патрульные прислушиваются, почуяв, что за ними кто-то движется.
Когда они продолжали движение или болтовню, он успокаивался.
Один раз получилось так: он, заметив, что фонарь остановился, а речь прервалась, замер, опираясь на землю одною правой ногой. Левую он медленно опускал, чтобы не ударить каблуком о какой-нибудь неуместный камень.
И в этот момент из плотной тьмы перед глазами на него вылетело существо, кажется женского рода, в свободном, широком платье и с тюрбаном на голове.
Он едва не вскрикнул, но успел понять, что это всего лишь негритянка, куда-то посланная своей хозяйкой. Равновесие же потерял и шумно свалился в какой-то колючий куст.
Его спасло то, что исчезающая в ночи, сходная с нею по цвету, девица громко хихикнула, ей было весело оттого, что она так сумела напугать белого господина.
Это хихиканье и спасло капитана Кидда от разоблачения.
Фонарь поплыл дальше, и в свете мелькнула знакомая решетка.
Уильям понял, что он пришел.
В доме майора ему приходилось бывать не один раз, поэтому он, даже ничего перед собою не видя, неплохо ориентировался в чернильном пространстве сада. Кроме того, в письмах, полученных им, содержались довольно пространные и толковые рекомендации, как следует пробираться в тот конец сада, где должна была состояться вожделенная встреча душ.
К тому же начинало светать.
Ни о каком восходе солнца речи еще не было, просто правление темноты сделалось менее полнокровным и в горении звезд почувствовалось что-то предсмертное.
Обняв теплый, шершавый ствол магнолии, Кидд проник в то отверстие в ограде, которое столько раз воспевалось в анонимных девичьих посланиях. И попал, как ему обещалось, в благоуханный цветник. Он был бы взволнован облаками запахов, когда бы и без того не трясся от ужаса.
Розарий следовало обогнуть по дорожке, посыпанной белым морским песком.
Он хрустел, как предатель, и Кидду казалось, что звук его шагов разносится набатом над всем невисским побережьем.
Теперь несколько ступенек. Каменных, звучных, как ушные перепонки дрозда.
Преодолено! С помощью необыкновенно замедленных, акробатически сложных движений.
Вон она, эта беседка.
Скрытая от окон дома двухъярусной волной жасмина. Белый купол на шести тонких, почти невидимых опорах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93