Они остались в убеждении, что деньги есть. Что их там намного больше, чем сто тысяч. И капитан Кидд приберегает все их для себя.
Были среди желающих обогатиться и совсем горячие головы, они предлагали прежде захватить корабль, а потом уж вести переговоры с капитаном. И вести их соответствующим способом, то есть воткнув горящие фитили между пальцев.
— А вдруг он все равно откажется говорить?
— Чем большие муки он будет терпеть, тем больше золота в том сундуке.
Мысль эту все сочли верной, но вместе с тем и бесполезной. Она носила слишком теоретический характер.
— А вдруг золота и в самом деле нет? — раздался очень осторожный вопрос.
Спрашивающего подняли на смех.
— Но ведь Кидд сам говорит, что это так. Его много раз спрашивали, и он много раз говорил, что золото отдал капитану Каллифорду.
Смех сделался громче.
— Когда дело касается золота, — наставительно пояснил бывалый боцман, — никто не говорит правды.
Таким образом, капитан Кидд отказался от вполне реальной возможности захватить корабль и тем самым избавиться от неприятной обязанности представать перед королевским судом. А лорд Белломонт так никогда и не узнал, как близок он был к бесславной гибели.
«Одинокое сердце» вошло в лондонский порт ночью. Ночь была дождливая, небо затянуло низкими серыми тучами. На небе не осталось ни одной горящей точки. Так что, когда Кидд поднялся на палубу, его неприятному удивлению не было предела. Оказывается, темнота правила не только в его крохотной сырой каморке, она хозяйничала во всем мире.
Далее была черная карета с часто зарешеченными окнами. Долгая, тряская поездка неизвестно куда.
Капитану вспомнился невольно его прошлый приезд в столицу. Странно, но тогда он чувствовал себя хуже, хотя ему не предстояло никакого суда.
Сейчас же, будучи заключен под замок в мрачной повозке, которая в свою очередь заключена в непроходимой черноте ночи, он, ничего не знающий определенного о своем ближайшем будущем, был уверен, что движется в правильном направлении
Кидд спросил себя, чего он ждет от будущего. Он ничего не смог ответить себе, но почему-то не расстроился от этого.
Карета привезла капитана в тюрьму.
Четыре дюжих охранника в зеленых мундирах и желтых нашивках (он рассмотрел эти детали на следующий день) вышли его встречать.
Старший охранник сообщил ему, что, если он станет сопротивляться, они сломают ему шею.
Почему именно шею? Этим вопросом задался капитан после того, как сообщил, что сопротивления оказывать не намерен,
Далее последовало путешествие по каменному коридору с заплесневевшими стенами. Пламя факела гоняло по ним рваные суматошные тени.
За каждым поворотом стояла массивная фигура со связкой ключей.
С лязгом открывается замок. Со скрипом отворяется железная дверь.
— Отсюда не убежишь, — говорит могучий охранник.
Капитан в этот момент занят не планами побега и не тоскливыми размышлениями о том, куда, мол, довелось попасть. Он хочет понять, почему все здешние жители так объемисты. Не менее трехсот фунтов каждый.
Эта загадка навсегда останется для него загадкой. Спросить он постеснялся, почему-то решив, что этот вопрос обидит хозяев.
Наконец факел осветил деревянную, обитую железными полосами дверь.
— Это ваша новая квартира, сэр, — сообщил старший охранник. Видимо, это была очень смешная шутка по здешним меркам, потому что остальные охранники просто покатились со смеху.
Кидд вошел в прохладное, сыроватое, абсолютно темное помещение.
Дверь за ним самодовольно захлопнулась.
Нет, камера была не беспросветно темной. В окошке, которое находилось под потолком и было забрано толстой решеткой, мелькнула звездочка. Видимо, ночной ветер растащил на время тучи. Кидду это краткое подмигивание небесной искры показалось хорошим предзнаменованием.
Прошла неделя.
Прошло три недели.
Если бы Кидда попросили рассказать о них, он бы не смог. Даже самый изощренный ум не в состоянии описать абсолютную пустоту, а капитан Кидд не обладал таким умом. Дважды в день миска с пищей, просунутая волосатой рукой в дверное окошко.
Это все.
Ни одной прогулки.
Ни одного услышанного слова.
Ни одного интересного звука.
Зато никаких пределов и препон для воспоминаний.
Мелькнула птица в окошке, и он валился на топчан, чтобы всеми чувствами вернуться на сеновал фермы друга Ливингстона, и увидеть проломы в крыше того своего убежища, и ощутить трепет жаркого ожидания момента, когда появится Камилла.
Звезды, схваченные решеткой, возвращали его на Джоанну, на самый краешек ее косы, в быстро густеющие тропические сумерки, в тот самый момент, когда Камилла начинала улыбаться ему в ответ на посылаемые с помощью чудодейственного алмаза моления.
Можно себе представить, что случилось, когда он услышал звук открывающейся двери.
Не окошечка, кормящего надоевшей пшеничной кашей, а двери!
На пороге стоял, конечно, не Бог.
С несчастного капитана было довольно и лорда Белломонта.
— Сидите? — спросил его превосходительство у сидящего на топчане капитана. И было непонятно, намекает ли он на непочтительность капитанского поведения или просто напоминает ему его незавидный общественный статус.
— Сижу, — ответил Кидд, встав.
Белломонт брезгливо прошелся по камере, боясь чего-нибудь ненароком коснуться. Как будто предметы и стены здесь были заразные и от них можно было подхватить заключение в тюрьму. Сказано несколько кособоко, зато точно.
Кидд любовался лордом Белломонтом.
Он соскучился по людям, одна волосатая рука дважды в сутки в окошке — этого мало, чтобы чувствовать себя полноценным членом общества.
— Вы, наверное, удивитесь, но я пришел вас обрадовать.
— И это вам удалось. Я очень рад вас видеть, милорд.
Услышав эти с большим чувством произнесенные слова, его превосходительство подумал, что Кидд неисправим. Никакие перипетии судьбы ничему его не учат, а значит, и не научат.
— Я принес вам письмо.
— Письмо! — Капитан благоговейно затрясся.
Рука лорда юркнула под плащ и явилась на свет с большим конвертом.
Кидд, еще не прочитав надписи на нем, уже знал, от кого оно, и сердце его… в общем, понятно, что происходит с одиноким сердцем в такие моменты.
— Надеюсь, вы оцените ту бескорыстную и жертвенную любовь, которую проявляет по отношению к вам миссис Кидд. Только забота о вас, сравнимая по силе и нежности с материнской, могла продиктовать такое послание, как то, что вы станете сейчас читать, сэр.
Кидд стоял чуть на цыпочках, вытянув чуть скрюченные пальцы по направлению к письму.
Его превосходительство держал послание в черной перчатке и продолжал говорить:
— Надеюсь также, что вы оцените и тот риск, коему я подверг себя лично, пробираясь в камеру к государственному преступнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93