Кидд посмотрел на него без всякой приязни и без какого бы то ни было интереса. Манеры здешних англичан ему не нравились. Ему куда больше импонировала обходительность жителей Старого Света.
Тем не менее он был вынужден сказать:
— Уильям Кидд. Моряк. Чему обязан таким вниманием?
— Вы еще спрашиваете! В двух шагах от вас в течение двух часов идет петушиный бой, выигрываются и проигрываются целые состояния, а вы безучастны. Пьете… не удивлюсь, если в стакане у вас не виски, а целебный отвар
— У меня в стакане виски.
Ливингстон восторженно всплеснул руками:
— Тем более! Лед вашего характера столь тверд, что даже зрелище петушиного боя в союзе с виски не в состоянии его растопить. Поразительно!
— Я сижу в стороне и никому не мешаю.
— Вы так долго сидите в стороне, что на ваш счет стали задумываться. Еще немного, и вы станете центром внимания. Кидд тоскливо огляделся. Не менее дюжины пар глаз было направлено в его сторону.
— Я бы ушел, но вы же сами видите — выход загорожен. Ливингстон продолжал веселиться:
— Нет такого салуна, из которого был бы только один выход, поверьте мне.
Он оказался прав.
Через дверь в буфетную за стойкой салуна они попали в темный коридор, а из коридора — на улицу.
— Знаете что, Кидд, я заработал сегодня немного денег на петушиной крови, не согласились бы вы отпраздновать со мной это событие?
Настроение Уильяма было не праздничным, но ему не хотелось отказывать этому милому человеку, тем более выручившему его из неприятной ситуации.
— Извольте.
Вскоре они сидели за столиком другого заведения, которое отличалось от прежнего только тем, что там не было никаких петушиных боев.
— Судя по выговору, вы шотландец, Кидд. Говорил Ливингстон бодро, одновременно разделывая пухлыми пальцами сочную курицу.
— Вы угадали, — скучно отвечал Уильям, неуверенно присматриваясь к лежащим на блюде устрицам.
— А судя по поведению… — Пожиратель курятины на секунду задумался. — Знаете, Кидд, не могу представить, чем бы мог заниматься такой человек, как вы!
Уильям вздохнул:
— Морским разбоем.
Ливингстон захохотал, с набитым ртом, но все равно очень громко.
Капитана этот смех почему-то задел. Совсем чуть-чуть, но все же.
— Я капитан капера «Антигуа». Не далее как трое суток назад я взял на абордаж французский бриг с грузом табака и индиго.
Ливингстон одним усилием горловых мышц отправил нажеванное внутрь, и в его веселом прищуренном взгляде возникла зоркость.
— Табак и индиго?
— Да.
Кидд кивнул и попытался поддеть двузубой вилкой розовую тварь, плавающую в раковине.
— Сколько?
— Сколько — чего?
— Табака и индиго?
— Несколько тысяч фунтов. Я не считал.
— Вы их уже продали?
— Не знаю, кажется, нет. Этим занимаются мои офицеры. Кигли и Джоунс.
Ливингстон сбил парик на затылок и одним из длинных локонов вытер губы.
— Такое впечатление, что вас не интересует дело, которым вы занимаетесь.
Кидд оставил устрицу в покое, правда изрядно изранив ее перед этим.
— Пожалуй, вы правы. Я плаваю всего несколько лет, но ненавижу море всем сердцем. Когда бы была возможность обосноваться на берегу, в тихом доме…
— Вместе с милой, добросердечной женой, в окружении ребятишек и домашних…
Кидд искренне удивился:
— Вы читаете мои мысли.
— Это моя профессия — читать чужие мысли и делать так, чтобы они могли осуществиться.
— У вас есть на примете такой дом?
Толстяк встал, коротко потянулся, цыкнул зубом.
— И мы немедленно едем его осматривать. Но… — Он вдруг остановился. — Поймите меня правильно, при всей моей симпатии к вашему образу мысли я не смогу вам подарить этот дом.
Уильям понимающе улыбнулся:
— Не считайте меня полным дураком, мне, как капитану, полагается доля в добыче «Антигуа».
— Да?! — весело воскликнул Ливингстон. Честно говоря, он бы не удивился, узнав, что своим кораблем капитан Кидд командует задаром.
Друзья встали и бодро зашагали к выходу, за которым каждому мерещились очертания их столь непохожих выгод.
Подзывая негра, управлявшего коляской, запряженной мулом, Ливингстон заметил:
— Но сначала не дом, а корабль. Надо посмотреть, что там делается с вашим табачком.
Дом был деревянный, в два этажа, на кирпичном фундаменте, с конюшней, каретным сараем и еще какими-то службами, назначение которых Кидду было пока что неизвестно. Правда, в доме не было мебели, в конюшне — лошадей, а в каретном сарае — кареты.
Все деньги, имевшиеся у капитана, плюс те, что были выручены от удачной продажи призового табака и индиго, ушли в уплату за дом.
Капитан был счастлив. Ему казалось, что в его судьбе произошла решающая перемена.
Теперь жизнь пойдет по-новому.
Тем более что он приобрел не только дом, но и друга.
К чести Ливингстона, надо сказать, что он и в самом деле производил впечатление человека, для которого жизнь и судьба Уильяма Кидда не пустой звук. Разумеется, и операции по покупке дома капитаном, и распродажа французской добычи принесли ему определенные дивиденды. Но они, во-первых, были отнюдь не чрезмерны, во-вторых, было бы странно, если бы он стал вести свои дела в ущерб себе.
В конце концов, его звали Роберт Ливингстон, а не Уильям Кидд.
Когда все дела с покупкой дома и оформлением покупки были завершены, Ливингстон забросил удочку насчет корабля, на котором изволил плавать капитан Кидд.
— Это не мой корабль, — честно сказал тот.
Ливингстон понимающе подмигнул над краем бокала с мальвазией (разговор происходил у него дома, над блюдом жареных куропаток и в присутствии нескольких бутылок испанского вина).
— Понимаю, понимаю, дорогой Кидд. Ваша природная честность не позволяет считать своей собственностью то, что было добыто в бою и усилиями всей команды.
Кидду нравилась мальвазия, ему нравилась малага, он любил жареных куропаток, и не только потому, что они напоминали ему соплеменных перепелов.
— Нет, дорогой Ливингстон, это не призовой корабль. Он является собственностью сэра Вудфорда, губернатора острова Невис. Помните, я вам рассказывал о нем?
Ливингстон отлично помнил рассказ про толстого, несчастного отца, но его ничуть не обрадовало отличное состояние собственной памяти. Его отлично разработанный план присовокупления «Антигуа» к имуществу конторы «Ливингстон, Джонатан и Сигал» повисал в воздухе. Кидд откажется скрыть перед чиновниками торговой палаты имя истинного владельца, а чиновники ни за какие взятки не согласятся оформить столь сомнительную сделку.
Взяточничество было, конечно же, распространено в Новом Свете, но имело пределы, и Ливингстон лучше, чем кто бы то ни было, знал, каковы они.
Но он расстроился лишь на мгновение.
В мозгу у него непрерывно роились планы. Уильям, конечно, ничего о них не подозревал, хотя являлся важнейшим элементом каждого из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93