Он держался бы так, что ей понравилось бы.
Нет, Камиллы нет.
Две сотни представителей лондонского любопытства и больше ничего.
Из высоких узких окон в левой стене на сдержанно гудящее собрание падали наклонные столбы солнечного света.
Припозднившиеся джентльмены суетливо сновали между рядами.
У входа в зал высились черно-белые фигуры судебных приставов в коротких простых париках.
Напряжение нарастало.
Дамы обмахивались веерами и что-то шептали друг дружке на ухо. О чем они шептались, понять было легко. О том, какое впечатление произвел на них легендарный морской преступник.
Высказывавшиеся мнения были большей частью не в пользу капитана Кидда. Узнав об этом, он вряд ли бы расстроился. Ему было довольно хорошего отношения одной женщины на этом свете. Жаль, что она так далеко.
Нетерпение в зале нарастало и даже становилось как бы физически ощутимым.
Но все на свете рано или поздно начинается.
Секретарь суда ударил деревянным молотком в начищенный медный гонг.
— Суд идет!
Суд вошел, и все встали.
Кидд посмотрел на господ, которые думают, что будут решать его судьбу. Он посмотрел на них, и в груди у него что-то неприятно шевельнулось.
Парики!
Судья, королевский прокурор, секретарь суда. Все эти господа были в строгих судейских одеяниях и совершенно одинаковых париках.
Он успел усвоить, что ему не надо ждать ничего хорошего от группы людей, одетых подобным образом.
Впервые он столкнулся с таким собранием одинаковых париков на борту «Веселого бретонца» и тут же попал в переделку.
Второй раз парики сошлись по его поводу в доме с камином. Результатом оказалось двухлетнее плавание.
Теперь парики займутся им в третий раз.
На мгновение сердце подсудимого сжалось. Он показался себе одиноким и всеми покинутым.
Но состояние это продолжалось недолго.
Кидд вспомнил о своей любимой супруге.
Вспомнил об их последней ночи.
Вспомнил о ее последнем нежнейшем письме.
И дух его окреп и наполнился уверенностью и счастьем. Он как на убогих смотрел на этих людей, собравшихся его судить и смотреть, как судят.
Что они знают о жизни и счастье!
Судья Эбингтон посмотрел на улыбающегося субъекта за решеткой и спросил:
— Ваше имя?
Дальше все развивалось как по писаному. Писанному Камиллой.
Прокурор и судья задали Кидду все те вопросы, что были заведомо предсказаны в письме его супруги. И в этом Кидд видел лишнее доказательство того, что миром правит их любовь, а не казуистика судейских крыс.
Кидд отвечал быстро, просто и точно, сам получая удовольствие от своих ответов.
Допрос пытались сделать перекрестным, но и это ничего не дало.
Эбингтон смотрел на него как на сумасшедшего.
— Я в последний раз вас спрашиваю, подумайте, Кидд, может быть, вы забыли, не получали ли вы в Адмиралтействе каперское свидетельство на право приватирства французских судов?
— Нет, не получал.
— Ни у лорда Адмиралтейства, ни у нью-йоркского губернатора, ни у кого другого?
— Именно так, ваша честь.
— То же самое вы хотите сказать и по поводу любых других бумаг помимо каперского свидетельства?
— Да, ваша честь.
Прокурор вскочил со своего места, что ему приходилось делать крайне редко во время иных процессов. Он был раздражен, почти не скрывал этого.
— А чем же вы тогда объясните слухи о том, что имеется некий декрет его величества, дающий вам право арестовывать пиратские корабли?
— Я ничего не знаю об этом, сэр.
— И о том, что он попал в руки посла Великого Могола?
— И об этом, сэр.
Судья и прокурор не удовлетворились одним наскоком, они в течение нескольких часов разными способами пытали капитана, подлавливая его на противоречиях.
Было видно, что им известно не меньше, чем тому, кого они расспрашивают.
— Кидд, почему вы сказали о том, что «Рупарель» и «Кедахский купец» имели французские паспорта?
— Потому что я захватил их не ради их паспортов, а ради тех ценностей, что были у них на борту.
— Получается, что вы захватили бы их даже в том случае, если бы эти корабли были английскими?
Капитан на секунду задумался, сличая свой предстоящий ответ с духом пожеланий Камиллы.
— Да, ваша честь, получается.
После нескольких мгновений потрясенного молчания суда и зала заседание продолжилось.
Спрашивали, знал ли Кидд об окончании войны к тому моменту, когда нападал на «Купца».
Спрашивали, убил ли он канонира Мура.
Собственноручно ли убил.
За что.
В зале сидели не обыкновенные зеваки. Большинство составляли люди, не хуже судей и Кидда понимавшие суть происходящего. Поминутно из зала кто-нибудь выходил с озабоченным лицом, наверняка чтобы сообщить кому следует о ходе процесса.
Пик действа наступил, когда зашла речь об алмазе.
Прокурор и судья употребили всю свою опытность и ловкость, чтобы вырвать из капитана хоть тень признания, хоть намек на какое-нибудь имя.
Кидд был на высоте.
Он был блестящ.
Он был неотразим.
К концу заседания всем тем, кто не был посвящен в закулисную часть процесса, стало совершенно очевидно, что сидящий на скамье подсудимых — обыкновенный морской разбойник, жадный и тупой, что напрасно ему приписывают какие бы то ни было связи с сильными мира сего, а именно с правительством вигов.
Никакого алмаза не было и быть не могло, если трезво смотреть на положение вещей.
Не было никакого заговора министров, ибо что может быть общего у господ с Даунинг-стрит с этим примитивным рыжебородым злодеем!
Наконец наступил момент, когда и судья Эбингтон, и прокурор Хаксли выдохлись.
Даже им стало понятно, что больше задавать вопросов не имеет смысла.
Кидд тоже это понял.
И почувствовал себя победителем.
Если бы Камилла видела его в этот момент, она бы им гордилась! Он был в этом уверен.
Высокий человек с удлиненным оливковым лицом и с черной точкой между бровей, сидевший в задних рядах, встал и вышел вон из зала.
Это был помощник посла из Дели. Он отправился доложить своему господину о произошедшем.
Суд удалился на совещание.
Кидд, чтобы не скучать впустую, достал из маленького тайника на поясе обрывок бумаги, оставшийся у него от письма Камиллы, и начал перечитывать начертанные на нем слова.
Стражники стояли за пределами клетки и не могли ему помешать.
Подсудимый провел несколько веселых минут до появления судей.
Судья Эбингтон был мрачен.
Несмотря на все старания, ему не удалось добиться желаемого. Прокурор Хаксли тоже был мрачен. Он рассматривал этот процесс как свое личное и полное поражение. Хаксли было велено выяснить истинное содержание этой истории с похищенным алмазом, и ему это не удалось.
Скоро у него самого спросят: почему?
Вид судейских сильно контрастировал с бравым, почти самодовольным видом капитана.
Приговор был длинным, суть его сводилась к тому, что за незаконное каперство, за нападение на корабли стран, с которыми Английское королевство не находилось в состоянии войны, за убийство канонира Мура и еще за многое, многое другое…
— Уильям Генри Кидд будет повешен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Нет, Камиллы нет.
Две сотни представителей лондонского любопытства и больше ничего.
Из высоких узких окон в левой стене на сдержанно гудящее собрание падали наклонные столбы солнечного света.
Припозднившиеся джентльмены суетливо сновали между рядами.
У входа в зал высились черно-белые фигуры судебных приставов в коротких простых париках.
Напряжение нарастало.
Дамы обмахивались веерами и что-то шептали друг дружке на ухо. О чем они шептались, понять было легко. О том, какое впечатление произвел на них легендарный морской преступник.
Высказывавшиеся мнения были большей частью не в пользу капитана Кидда. Узнав об этом, он вряд ли бы расстроился. Ему было довольно хорошего отношения одной женщины на этом свете. Жаль, что она так далеко.
Нетерпение в зале нарастало и даже становилось как бы физически ощутимым.
Но все на свете рано или поздно начинается.
Секретарь суда ударил деревянным молотком в начищенный медный гонг.
— Суд идет!
Суд вошел, и все встали.
Кидд посмотрел на господ, которые думают, что будут решать его судьбу. Он посмотрел на них, и в груди у него что-то неприятно шевельнулось.
Парики!
Судья, королевский прокурор, секретарь суда. Все эти господа были в строгих судейских одеяниях и совершенно одинаковых париках.
Он успел усвоить, что ему не надо ждать ничего хорошего от группы людей, одетых подобным образом.
Впервые он столкнулся с таким собранием одинаковых париков на борту «Веселого бретонца» и тут же попал в переделку.
Второй раз парики сошлись по его поводу в доме с камином. Результатом оказалось двухлетнее плавание.
Теперь парики займутся им в третий раз.
На мгновение сердце подсудимого сжалось. Он показался себе одиноким и всеми покинутым.
Но состояние это продолжалось недолго.
Кидд вспомнил о своей любимой супруге.
Вспомнил об их последней ночи.
Вспомнил о ее последнем нежнейшем письме.
И дух его окреп и наполнился уверенностью и счастьем. Он как на убогих смотрел на этих людей, собравшихся его судить и смотреть, как судят.
Что они знают о жизни и счастье!
Судья Эбингтон посмотрел на улыбающегося субъекта за решеткой и спросил:
— Ваше имя?
Дальше все развивалось как по писаному. Писанному Камиллой.
Прокурор и судья задали Кидду все те вопросы, что были заведомо предсказаны в письме его супруги. И в этом Кидд видел лишнее доказательство того, что миром правит их любовь, а не казуистика судейских крыс.
Кидд отвечал быстро, просто и точно, сам получая удовольствие от своих ответов.
Допрос пытались сделать перекрестным, но и это ничего не дало.
Эбингтон смотрел на него как на сумасшедшего.
— Я в последний раз вас спрашиваю, подумайте, Кидд, может быть, вы забыли, не получали ли вы в Адмиралтействе каперское свидетельство на право приватирства французских судов?
— Нет, не получал.
— Ни у лорда Адмиралтейства, ни у нью-йоркского губернатора, ни у кого другого?
— Именно так, ваша честь.
— То же самое вы хотите сказать и по поводу любых других бумаг помимо каперского свидетельства?
— Да, ваша честь.
Прокурор вскочил со своего места, что ему приходилось делать крайне редко во время иных процессов. Он был раздражен, почти не скрывал этого.
— А чем же вы тогда объясните слухи о том, что имеется некий декрет его величества, дающий вам право арестовывать пиратские корабли?
— Я ничего не знаю об этом, сэр.
— И о том, что он попал в руки посла Великого Могола?
— И об этом, сэр.
Судья и прокурор не удовлетворились одним наскоком, они в течение нескольких часов разными способами пытали капитана, подлавливая его на противоречиях.
Было видно, что им известно не меньше, чем тому, кого они расспрашивают.
— Кидд, почему вы сказали о том, что «Рупарель» и «Кедахский купец» имели французские паспорта?
— Потому что я захватил их не ради их паспортов, а ради тех ценностей, что были у них на борту.
— Получается, что вы захватили бы их даже в том случае, если бы эти корабли были английскими?
Капитан на секунду задумался, сличая свой предстоящий ответ с духом пожеланий Камиллы.
— Да, ваша честь, получается.
После нескольких мгновений потрясенного молчания суда и зала заседание продолжилось.
Спрашивали, знал ли Кидд об окончании войны к тому моменту, когда нападал на «Купца».
Спрашивали, убил ли он канонира Мура.
Собственноручно ли убил.
За что.
В зале сидели не обыкновенные зеваки. Большинство составляли люди, не хуже судей и Кидда понимавшие суть происходящего. Поминутно из зала кто-нибудь выходил с озабоченным лицом, наверняка чтобы сообщить кому следует о ходе процесса.
Пик действа наступил, когда зашла речь об алмазе.
Прокурор и судья употребили всю свою опытность и ловкость, чтобы вырвать из капитана хоть тень признания, хоть намек на какое-нибудь имя.
Кидд был на высоте.
Он был блестящ.
Он был неотразим.
К концу заседания всем тем, кто не был посвящен в закулисную часть процесса, стало совершенно очевидно, что сидящий на скамье подсудимых — обыкновенный морской разбойник, жадный и тупой, что напрасно ему приписывают какие бы то ни было связи с сильными мира сего, а именно с правительством вигов.
Никакого алмаза не было и быть не могло, если трезво смотреть на положение вещей.
Не было никакого заговора министров, ибо что может быть общего у господ с Даунинг-стрит с этим примитивным рыжебородым злодеем!
Наконец наступил момент, когда и судья Эбингтон, и прокурор Хаксли выдохлись.
Даже им стало понятно, что больше задавать вопросов не имеет смысла.
Кидд тоже это понял.
И почувствовал себя победителем.
Если бы Камилла видела его в этот момент, она бы им гордилась! Он был в этом уверен.
Высокий человек с удлиненным оливковым лицом и с черной точкой между бровей, сидевший в задних рядах, встал и вышел вон из зала.
Это был помощник посла из Дели. Он отправился доложить своему господину о произошедшем.
Суд удалился на совещание.
Кидд, чтобы не скучать впустую, достал из маленького тайника на поясе обрывок бумаги, оставшийся у него от письма Камиллы, и начал перечитывать начертанные на нем слова.
Стражники стояли за пределами клетки и не могли ему помешать.
Подсудимый провел несколько веселых минут до появления судей.
Судья Эбингтон был мрачен.
Несмотря на все старания, ему не удалось добиться желаемого. Прокурор Хаксли тоже был мрачен. Он рассматривал этот процесс как свое личное и полное поражение. Хаксли было велено выяснить истинное содержание этой истории с похищенным алмазом, и ему это не удалось.
Скоро у него самого спросят: почему?
Вид судейских сильно контрастировал с бравым, почти самодовольным видом капитана.
Приговор был длинным, суть его сводилась к тому, что за незаконное каперство, за нападение на корабли стран, с которыми Английское королевство не находилось в состоянии войны, за убийство канонира Мура и еще за многое, многое другое…
— Уильям Генри Кидд будет повешен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93