Они заслужили хотя бы по паре десятков гиней, я думаю.
В ответ на это рассуждение ухмылка появилась на лицах у всех офицеров.
На мгновение Кидд растерялся, он не мог представить, что ему могут не поверить. Ведь он говорит искренне, он правда готов заплатить те деньги, что обещает. Что заставляет этих людей столь иронически относиться к его словам?!
— Хорошо, — сказал капитан. — А если я предложу вам вот что…
И он задумался.
Офицеры терпеливо ждали. Переглядывались. Поднимали брови.
Первым не выдержал доктор:
— Что, сэр?
— А если я предложу вам немедленно, здесь же, десять тысяч фунтов, вы согласитесь плыть со мною в Нью-Йорк?
Десять тысяч фунтов — громадные деньги. Настолько громадные, что господа офицеры перестали усмехаться.
— Десять тысяч? — недоверчиво переспросил Мур.
— Да.
— Фунтов? — разгоняя ладонью дым, поинтересовался Робертсон.
— Да, да!
— Деньги на бочку, и мы поплывем хоть к черту в зубы! — заявил канонир.
— Деньги на бочку!!! — таков был общий вердикт.
Кидд просиял:
— Там, наверно, даже немного больше, чем десять тысяч, только за ними придется сплавать.
Офицерское собрание насторожилось.
— Что значит сплавать?!
— Они зарыты.
— Где?!
— На Мадагаскаре.
— Понятно, что не на Цейлоне, — прошипел Канинг, до сего момента пытавшийся вести себя лояльно по отношению к капитану.
— Я вижу, вы опять мне не верите, а между тем я говорю сущую правду, клянусь всем, чем только не запрещено клясться.
— Где же эти деньги? — подозрительно и презрительно прищурился штурман.
— Я же говорю, на Мадагаскаре. В той бухте, где я побывал с отрядом. Там в расщелине спрятан ящик, сверху навалены камни, клянусь. Там не менее десяти тысяч фунтов.
Лица офицеров сделались удивительно злобными. Кидд не понимал почему. Эти люди охотятся за золотом, он им золото предлагает, и их это сердит. Просто какой-то сумасшедший дом.
— Чего же вы ждете? Надо спускать шлюпку и плыть туда. А еще лучше перегнать туда «Приключение». Я отлично запомнил это место, мы легко его…
— Сэр, — многозначительно сказал Канинг, — «Приключение» снимется с якоря завтра и пойдет на север.
Кидд ударил ладонями по столу.
— Я вам говорю правду. Во Французской бухте есть ящик с золотом. Это золото капитана Леруа, он его спрятал от своей команды. Половину отдал, половину спрятал. Я помогал ему прятать.
— И он не попытался вас после этого убить? — поинтересовался Робертсон.
— Попытался, но не успел. Сначала он зарезал негра, а потом хотел зарезать меня.
— Так почему же он этого не сделал?
Кто задал этот вопрос, не важно, ответ на него интересовал всех.
— Он хотел, он показал мне…
— Что показал?!
Кидд помотал головой:
— Это не важно! Он не успел меня убить.
— Почему?
Допрос сделался перекрестным. Спрашивали все.
— Так почему же?
— Его самого убили.
— Кто? Вы?
— Нет. Его убили дикари.
— Какие еще дикари?!
— Я не знаю, какие именно. Я не слишком разбираюсь в дикарях, джентльмены.
— Что же было потом?
— Они меня утащили к себе. Сделали богом…
— Кем? Кем?!
— Богом. Мне неловко об этом говорить. Потом появились люди Каллифорда и освободили меня. И мы уплыли отсюда. На корабле «Блаженный Уильям».
— Я слышал, вы были капитаном этого корабля?
— Меня сделали капитаном, хотя я никого об этом не просил. Лорд Хардуэй.
— А деньги? Деньги остались на острове?
— Да.
— Почему вы их не взяли с собой? Леруа был мертв, место вам было отлично известно.
На этот вопрос Кидд не нашелся что ответить. Он понимал, стоит ему сказать правду, над ним начнут смеяться. Но сказать что-то было нужно.
— Я не хотел связываться с ними.
Офицеры сочувственно смотрели на него.
— Я думал, что приплыву и потом их найду. Я ведь запомнил место.
— Настолько хорошо, что искали его около месяца?
— Я запомнил место, но не бухту.
— Хорошо, что хоть остров запомнили.
Кидд медленно сел обратно на свое место.
— У меня такое впечатление, джентльмены, что вы не верите тому, что я говорю.
— Ни единому слову, сэр! — бодро сообщил Myр.
— Ну почему же?! — почти страдальческим голосом спросил несчастный капитан.
— Никто никогда не поверит, что человек находился в двух шагах от места, где лежат десять тысяч фунтов, и пальцем не пошевелил, чтобы их взять.
Кидд и сам понимал, что эти слова, медленно и отчетливо произнесенные штурманом, звучат убедительно. И ему сделалось удивительно тоскливо.
— Сдается мне, джентльмены, что вы сейчас опровергаете своим поведением правоту собственных слов. У вас есть возможность, едва пошевелив пальцем, получить десять тысяч фунтов, а вы бежите от нее.
Ему рассмеялись в лицо.
Капитан был готов разрыдаться. И теперь мечтал только о том, чтобы они все ушли и предоставили ему такую возможность.
— Итак, я понял, что в Нью-Йорк вы не поплывете? — спросил он.
Никто из офицеров не счел нужным отвечать на этот вопрос.
Утром следующего дня «Приключение» снялось с якоря и поползло по зеркально-гладким водам Коморского пролива к острову Джоанна. Этот пункт на карте, по общему мнению, представлялся наиболее перспективным.
Именно по общему.
Власть капитана Кидда, реальная власть, кончилась после вчерашнего обеда.
Никто, конечно, не помышлял о том, чтобы выселить его из капитанской каюты. Никто не хамил ему публично и специально, но его распоряжения выполнялись только в том случае, если они совпадали с общим настроением команды.
Капитан Кидд сделался чем-то вроде японского императора, о котором ни один из его спутников не имел ни малейшего представления. Он правил, но ничем не управлял.
Но как выяснилось, и главный канонир не сумел полностью оседлать ситуацию. Ни Канинг, ни штурман, ни врач, ни даже Хейтон и двое младших боцманов не желали ему подчиняться. Установилось многовластие.
Как сказали бы древние греки, если бы они существовали к тому времени на белом свете, олигархия.
Уильям Кидд оказался в ситуации, в которой ему бывать уже приходилось. Его никто не трогал, потому что он в известной степени устраивал всех, потому что он представлял собой некое подобие красивой ширмы. Вся реальная борьба за власть на корабле шла за этой ширмой. И все участники борьбы заботились о ее сохранности.
Будь Уильям Кидд человеком более честолюбивым, он, несомненно, постарался бы отстоять свое капитанское положение, ввязался бы в выяснение отношений и его убили бы. Отсутствие нелепой капитанской гордости спасло ему жизнь. Жизнь, необходимую для вещей значительно более приятных и важных, чем управление каким-то кораблем.
Кидд продолжал валяться у себя в каюте, продолжал вести свой мистический дневник, находя в этом и занятие и отдохновение. Единственное, что его мучило, — что встреча с Камиллой откладывается на неопределенный срок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
В ответ на это рассуждение ухмылка появилась на лицах у всех офицеров.
На мгновение Кидд растерялся, он не мог представить, что ему могут не поверить. Ведь он говорит искренне, он правда готов заплатить те деньги, что обещает. Что заставляет этих людей столь иронически относиться к его словам?!
— Хорошо, — сказал капитан. — А если я предложу вам вот что…
И он задумался.
Офицеры терпеливо ждали. Переглядывались. Поднимали брови.
Первым не выдержал доктор:
— Что, сэр?
— А если я предложу вам немедленно, здесь же, десять тысяч фунтов, вы согласитесь плыть со мною в Нью-Йорк?
Десять тысяч фунтов — громадные деньги. Настолько громадные, что господа офицеры перестали усмехаться.
— Десять тысяч? — недоверчиво переспросил Мур.
— Да.
— Фунтов? — разгоняя ладонью дым, поинтересовался Робертсон.
— Да, да!
— Деньги на бочку, и мы поплывем хоть к черту в зубы! — заявил канонир.
— Деньги на бочку!!! — таков был общий вердикт.
Кидд просиял:
— Там, наверно, даже немного больше, чем десять тысяч, только за ними придется сплавать.
Офицерское собрание насторожилось.
— Что значит сплавать?!
— Они зарыты.
— Где?!
— На Мадагаскаре.
— Понятно, что не на Цейлоне, — прошипел Канинг, до сего момента пытавшийся вести себя лояльно по отношению к капитану.
— Я вижу, вы опять мне не верите, а между тем я говорю сущую правду, клянусь всем, чем только не запрещено клясться.
— Где же эти деньги? — подозрительно и презрительно прищурился штурман.
— Я же говорю, на Мадагаскаре. В той бухте, где я побывал с отрядом. Там в расщелине спрятан ящик, сверху навалены камни, клянусь. Там не менее десяти тысяч фунтов.
Лица офицеров сделались удивительно злобными. Кидд не понимал почему. Эти люди охотятся за золотом, он им золото предлагает, и их это сердит. Просто какой-то сумасшедший дом.
— Чего же вы ждете? Надо спускать шлюпку и плыть туда. А еще лучше перегнать туда «Приключение». Я отлично запомнил это место, мы легко его…
— Сэр, — многозначительно сказал Канинг, — «Приключение» снимется с якоря завтра и пойдет на север.
Кидд ударил ладонями по столу.
— Я вам говорю правду. Во Французской бухте есть ящик с золотом. Это золото капитана Леруа, он его спрятал от своей команды. Половину отдал, половину спрятал. Я помогал ему прятать.
— И он не попытался вас после этого убить? — поинтересовался Робертсон.
— Попытался, но не успел. Сначала он зарезал негра, а потом хотел зарезать меня.
— Так почему же он этого не сделал?
Кто задал этот вопрос, не важно, ответ на него интересовал всех.
— Он хотел, он показал мне…
— Что показал?!
Кидд помотал головой:
— Это не важно! Он не успел меня убить.
— Почему?
Допрос сделался перекрестным. Спрашивали все.
— Так почему же?
— Его самого убили.
— Кто? Вы?
— Нет. Его убили дикари.
— Какие еще дикари?!
— Я не знаю, какие именно. Я не слишком разбираюсь в дикарях, джентльмены.
— Что же было потом?
— Они меня утащили к себе. Сделали богом…
— Кем? Кем?!
— Богом. Мне неловко об этом говорить. Потом появились люди Каллифорда и освободили меня. И мы уплыли отсюда. На корабле «Блаженный Уильям».
— Я слышал, вы были капитаном этого корабля?
— Меня сделали капитаном, хотя я никого об этом не просил. Лорд Хардуэй.
— А деньги? Деньги остались на острове?
— Да.
— Почему вы их не взяли с собой? Леруа был мертв, место вам было отлично известно.
На этот вопрос Кидд не нашелся что ответить. Он понимал, стоит ему сказать правду, над ним начнут смеяться. Но сказать что-то было нужно.
— Я не хотел связываться с ними.
Офицеры сочувственно смотрели на него.
— Я думал, что приплыву и потом их найду. Я ведь запомнил место.
— Настолько хорошо, что искали его около месяца?
— Я запомнил место, но не бухту.
— Хорошо, что хоть остров запомнили.
Кидд медленно сел обратно на свое место.
— У меня такое впечатление, джентльмены, что вы не верите тому, что я говорю.
— Ни единому слову, сэр! — бодро сообщил Myр.
— Ну почему же?! — почти страдальческим голосом спросил несчастный капитан.
— Никто никогда не поверит, что человек находился в двух шагах от места, где лежат десять тысяч фунтов, и пальцем не пошевелил, чтобы их взять.
Кидд и сам понимал, что эти слова, медленно и отчетливо произнесенные штурманом, звучат убедительно. И ему сделалось удивительно тоскливо.
— Сдается мне, джентльмены, что вы сейчас опровергаете своим поведением правоту собственных слов. У вас есть возможность, едва пошевелив пальцем, получить десять тысяч фунтов, а вы бежите от нее.
Ему рассмеялись в лицо.
Капитан был готов разрыдаться. И теперь мечтал только о том, чтобы они все ушли и предоставили ему такую возможность.
— Итак, я понял, что в Нью-Йорк вы не поплывете? — спросил он.
Никто из офицеров не счел нужным отвечать на этот вопрос.
Утром следующего дня «Приключение» снялось с якоря и поползло по зеркально-гладким водам Коморского пролива к острову Джоанна. Этот пункт на карте, по общему мнению, представлялся наиболее перспективным.
Именно по общему.
Власть капитана Кидда, реальная власть, кончилась после вчерашнего обеда.
Никто, конечно, не помышлял о том, чтобы выселить его из капитанской каюты. Никто не хамил ему публично и специально, но его распоряжения выполнялись только в том случае, если они совпадали с общим настроением команды.
Капитан Кидд сделался чем-то вроде японского императора, о котором ни один из его спутников не имел ни малейшего представления. Он правил, но ничем не управлял.
Но как выяснилось, и главный канонир не сумел полностью оседлать ситуацию. Ни Канинг, ни штурман, ни врач, ни даже Хейтон и двое младших боцманов не желали ему подчиняться. Установилось многовластие.
Как сказали бы древние греки, если бы они существовали к тому времени на белом свете, олигархия.
Уильям Кидд оказался в ситуации, в которой ему бывать уже приходилось. Его никто не трогал, потому что он в известной степени устраивал всех, потому что он представлял собой некое подобие красивой ширмы. Вся реальная борьба за власть на корабле шла за этой ширмой. И все участники борьбы заботились о ее сохранности.
Будь Уильям Кидд человеком более честолюбивым, он, несомненно, постарался бы отстоять свое капитанское положение, ввязался бы в выяснение отношений и его убили бы. Отсутствие нелепой капитанской гордости спасло ему жизнь. Жизнь, необходимую для вещей значительно более приятных и важных, чем управление каким-то кораблем.
Кидд продолжал валяться у себя в каюте, продолжал вести свой мистический дневник, находя в этом и занятие и отдохновение. Единственное, что его мучило, — что встреча с Камиллой откладывается на неопределенный срок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93