.. нет, почти четыре месяца. Впрочем, заметные изменения не наступают так скоро... Надолго же отлучился от дел господин Мацумото. А может, и не отстранялся вовсе, если притащил за собой секретаршей родную племянницу.
Ладно. Скормим эту проблему подсознанию. Пусть поработает на совесть. А пока...
Гай понял, что он чертовски проголодался за эту предлинную и достаточно нервную ночь. Контрастный душ и коротенькая зарядка вернули ему некое подобие той формы, в которой положено пребывать поутру порядочному частному детективу.
Сильно запоздавший рассвет он встретил в круглосуточном кафе-автомате на третьем этаже «Эдельвейса».
- Послушайте, - осведомился он у единственного посетителя сего богоугодного заведения, - не подскажете ли вы мне, в котором часу здешний народ выползает из щелей и становится к станку?
- К станку? - искренне поразился упитанный здоровяк, к столику которого пристроился Стрелок, - К какому станку?
Он даже оторвал взгляд от своего, намеченного к уничтожению, ростбифа и растерянно воззрился на Гая.
- Из каких щелей?
- Это просто так говорится, - с досадой объяснил Гай. - Я имею в виду, в котором часу в здешних офисах можно застать служащих на рабочем месте?
- А... Гм, ну да...
Толстячок промокнул рот салфеткой и, заведя зрачки под самый лоб, прикинул что-то в уме.
- Если вы доберетесь туда, куда вам надо, через полчасика-час, это будет в самый раз, - сообщил он наконец Гаю результат своих вычислений.
- Премного вам признателен, - заверил его Стрелок, скормил ползающему под ногами автомату-уборщику остатки своего завтрака и направился к выходу.
Толстячок, скроив сердитую мину, понадежнее прижал ростбиф к тарелке и принялся ожесточенно разделывать его остро отточенным ножом. Неожиданно он оторвался от этого занятия и окликнул Гая;
- Послушайте, са-а-аг! Гай обернулся.
- Мне кажется... - недовольным тоном осведомился толстячок. - Мне кажется, что вы не слишком-то уважительно относитесь к здешним людям... Так?
- Приношу им свои извинения, - с ядом в голосе ответствовал Гай и с тем и убыл Дел у него было по горло.
***
Проснулся Шишел, словно что-то вытолкнуло его из небытия - полного и абсолютного - и сразу из ничего вновь сотворило тем Дмитрием Шаленым, каким ему и надлежало быть - трезвым и до ужаса злым. И сна у него не было ни в одном глазу.
- Ну, с чего начнем? - осведомился он у внутреннего демона, орудуя во рту зубной щеткой и с неудовольствием изучая в зеркале состояние растительности на своем лице и голове.
«С чего ни начинай, - резонно заметил демон, - а все одно - сволочь ты распоследняя! Был человек, а стал мокрушник! Бар-ар-Баару кланяешься. И говорить мне с тобой после этого противно. С души воротит!»
Что и говорить - вел себя демон просто подло.
- Эт-то ты что?! - поперхнулся зубной пастой Шишел. - Сроду я никогда никого до смерти не... Ни ухом ни рылом... В смысле ни сном ни духом...
«Никого-о... Не~е.. - передразнил его демон. - А кто вчера НТаме, что Фугу кличут, душу обещал напрочь вытряхнуть, если тебе в три дня тот товарец не доставят? А товарец-то - не леденцы мятные... Верно ведь, а? И ведь никуда не денутся Фугу этот твой с Додо своим и Бюсси? Никуда не денутся. Принесут башку заказанную как миленькие... А ведь башка эта сейчас, чай, все еще у кого-то на плечах держится... Как насчет этого? А ведь кого-то они уже на тот свет спровадили ни за что ни про что. По ошибочке... Насчет этого как? Тебе, видно, мало показалось?»
- Дык...
Сказать Шишелу было решительно нечего. Тогда - на борту космолайнера - он мог тешить себя тем, что взял на себя, в сущности, функцию простого курьера. И если кому-то далось заполучить в неведомо каких целях чью-то там голову, то жизнь и смерть обладателя этой головы от него - Дмитрия Шаленого - уже никаким концом не зависят. А теперь дело обернулось так, что именно он - никто другой - додавливает сорвавшееся было дело. Принуждает, можно сказать, своих партнеров-подельников ко второму убийству...
Впору было волком выть.
Щишел разъяренным медведем пометался из одного угла просторного гостиничного номера в другой и, чтобы успокоить расшалившиеся нервы, снова, как это было с ним вчера, заклинился на тесном диванчике и подхватил с пола так и валявшуюся там - как раз под рукой - давешнюю книжицу с заковыристым названием. Загадал пару чисел и открыл слегка потрепанный томик в надлежащем месте.
«...ибо каждое наше движение и каждая наша мысль порождает бесчисленные последствия...» - прочитал он и, как и в прошлый раз, чтобы хоть как-то оценить смысл предсказанного книгой, вынужден был перечитать весь заковыристый пассаж, в котором обреталась загаданная строчка. А пассаж звучал так:
«Человек, сотворенный Всевышним, - убеждал преподобный Бонни тех, кто желал его слушать, - уже потому не имеет ни малейшего права решать за других, наделенных бессмертной душой смертных - жить им или нет, что не имеет права распорядиться даже собственной единственной жизнью, ибо лишь тот, кто поместил его душу в бренное тело, вправе определить сроки для того, чтобы найти ей иное место пребывания».
Злобный же Свистун Грогги говорил совсем другое тем, кто хотел слушать его (а надо сказать, что среди желавших за кружкой пива выслушать преподобного Бонни было много и таких, кто не прочь был за шкаликом ячменного виски прислушаться и к речам злобного Грогги, а многие из любителей внимать рассуждениям Грогги находили некий сокровенный смысл и в речах преподобного Бонни).
«Хотите вы того или нет, - говаривал Грогги, - а каждый миг нашей жизни нам приходится обрекать кого-то на смерть или дарить кому-то жизнь, ибо каждое наше движение и каждая наша мысль порождают бесчисленные последствия, изменяющие судьбы людские. И то, что наши слабые мозги не способны эти последствия исчислить, нас ничуть не извиняет! Сами знаете, ребята, - незнание закона от ответственности не избавляет. Так и должны мы проделать свой путь в этом мире, а может, и в иных тоже, всюду за собой сея и смерть, и спасение. Иного не дано нам, потому что и бездействие и даже само небытие наше есть на самом деле тоже род действия! И никуда нам от этого не деться, ребята!»
Минут пятнадцать Шаленый пытался въехать в проклятую заумь, но смысл ее неуловимо ускользал от него, оставляя в душе лишь чувство обреченности, премерзким образом дополнявшее и без того неприятное чувство собственной вины.
Шишел с опаской положил головоломную книгу точно на то место, откуда взял - на покрытый синтетическим ковром пол у изголовья дивана, плюнул на все, поставил гостиничный терминал в режим автоответчика и направился в бар, чтобы, укрепившись там физически, разрешить каким-то образом и проблемы духовные.
***
В баре он нос к носу столкнулся с хрупкой миссис Милен Д'Арси, которая с энтузиазмом приветствовала «агента Сатановски», окликнув его с другого конца уставленного столиками балкона удивительно звонким для такого субтильного создания голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Ладно. Скормим эту проблему подсознанию. Пусть поработает на совесть. А пока...
Гай понял, что он чертовски проголодался за эту предлинную и достаточно нервную ночь. Контрастный душ и коротенькая зарядка вернули ему некое подобие той формы, в которой положено пребывать поутру порядочному частному детективу.
Сильно запоздавший рассвет он встретил в круглосуточном кафе-автомате на третьем этаже «Эдельвейса».
- Послушайте, - осведомился он у единственного посетителя сего богоугодного заведения, - не подскажете ли вы мне, в котором часу здешний народ выползает из щелей и становится к станку?
- К станку? - искренне поразился упитанный здоровяк, к столику которого пристроился Стрелок, - К какому станку?
Он даже оторвал взгляд от своего, намеченного к уничтожению, ростбифа и растерянно воззрился на Гая.
- Из каких щелей?
- Это просто так говорится, - с досадой объяснил Гай. - Я имею в виду, в котором часу в здешних офисах можно застать служащих на рабочем месте?
- А... Гм, ну да...
Толстячок промокнул рот салфеткой и, заведя зрачки под самый лоб, прикинул что-то в уме.
- Если вы доберетесь туда, куда вам надо, через полчасика-час, это будет в самый раз, - сообщил он наконец Гаю результат своих вычислений.
- Премного вам признателен, - заверил его Стрелок, скормил ползающему под ногами автомату-уборщику остатки своего завтрака и направился к выходу.
Толстячок, скроив сердитую мину, понадежнее прижал ростбиф к тарелке и принялся ожесточенно разделывать его остро отточенным ножом. Неожиданно он оторвался от этого занятия и окликнул Гая;
- Послушайте, са-а-аг! Гай обернулся.
- Мне кажется... - недовольным тоном осведомился толстячок. - Мне кажется, что вы не слишком-то уважительно относитесь к здешним людям... Так?
- Приношу им свои извинения, - с ядом в голосе ответствовал Гай и с тем и убыл Дел у него было по горло.
***
Проснулся Шишел, словно что-то вытолкнуло его из небытия - полного и абсолютного - и сразу из ничего вновь сотворило тем Дмитрием Шаленым, каким ему и надлежало быть - трезвым и до ужаса злым. И сна у него не было ни в одном глазу.
- Ну, с чего начнем? - осведомился он у внутреннего демона, орудуя во рту зубной щеткой и с неудовольствием изучая в зеркале состояние растительности на своем лице и голове.
«С чего ни начинай, - резонно заметил демон, - а все одно - сволочь ты распоследняя! Был человек, а стал мокрушник! Бар-ар-Баару кланяешься. И говорить мне с тобой после этого противно. С души воротит!»
Что и говорить - вел себя демон просто подло.
- Эт-то ты что?! - поперхнулся зубной пастой Шишел. - Сроду я никогда никого до смерти не... Ни ухом ни рылом... В смысле ни сном ни духом...
«Никого-о... Не~е.. - передразнил его демон. - А кто вчера НТаме, что Фугу кличут, душу обещал напрочь вытряхнуть, если тебе в три дня тот товарец не доставят? А товарец-то - не леденцы мятные... Верно ведь, а? И ведь никуда не денутся Фугу этот твой с Додо своим и Бюсси? Никуда не денутся. Принесут башку заказанную как миленькие... А ведь башка эта сейчас, чай, все еще у кого-то на плечах держится... Как насчет этого? А ведь кого-то они уже на тот свет спровадили ни за что ни про что. По ошибочке... Насчет этого как? Тебе, видно, мало показалось?»
- Дык...
Сказать Шишелу было решительно нечего. Тогда - на борту космолайнера - он мог тешить себя тем, что взял на себя, в сущности, функцию простого курьера. И если кому-то далось заполучить в неведомо каких целях чью-то там голову, то жизнь и смерть обладателя этой головы от него - Дмитрия Шаленого - уже никаким концом не зависят. А теперь дело обернулось так, что именно он - никто другой - додавливает сорвавшееся было дело. Принуждает, можно сказать, своих партнеров-подельников ко второму убийству...
Впору было волком выть.
Щишел разъяренным медведем пометался из одного угла просторного гостиничного номера в другой и, чтобы успокоить расшалившиеся нервы, снова, как это было с ним вчера, заклинился на тесном диванчике и подхватил с пола так и валявшуюся там - как раз под рукой - давешнюю книжицу с заковыристым названием. Загадал пару чисел и открыл слегка потрепанный томик в надлежащем месте.
«...ибо каждое наше движение и каждая наша мысль порождает бесчисленные последствия...» - прочитал он и, как и в прошлый раз, чтобы хоть как-то оценить смысл предсказанного книгой, вынужден был перечитать весь заковыристый пассаж, в котором обреталась загаданная строчка. А пассаж звучал так:
«Человек, сотворенный Всевышним, - убеждал преподобный Бонни тех, кто желал его слушать, - уже потому не имеет ни малейшего права решать за других, наделенных бессмертной душой смертных - жить им или нет, что не имеет права распорядиться даже собственной единственной жизнью, ибо лишь тот, кто поместил его душу в бренное тело, вправе определить сроки для того, чтобы найти ей иное место пребывания».
Злобный же Свистун Грогги говорил совсем другое тем, кто хотел слушать его (а надо сказать, что среди желавших за кружкой пива выслушать преподобного Бонни было много и таких, кто не прочь был за шкаликом ячменного виски прислушаться и к речам злобного Грогги, а многие из любителей внимать рассуждениям Грогги находили некий сокровенный смысл и в речах преподобного Бонни).
«Хотите вы того или нет, - говаривал Грогги, - а каждый миг нашей жизни нам приходится обрекать кого-то на смерть или дарить кому-то жизнь, ибо каждое наше движение и каждая наша мысль порождают бесчисленные последствия, изменяющие судьбы людские. И то, что наши слабые мозги не способны эти последствия исчислить, нас ничуть не извиняет! Сами знаете, ребята, - незнание закона от ответственности не избавляет. Так и должны мы проделать свой путь в этом мире, а может, и в иных тоже, всюду за собой сея и смерть, и спасение. Иного не дано нам, потому что и бездействие и даже само небытие наше есть на самом деле тоже род действия! И никуда нам от этого не деться, ребята!»
Минут пятнадцать Шаленый пытался въехать в проклятую заумь, но смысл ее неуловимо ускользал от него, оставляя в душе лишь чувство обреченности, премерзким образом дополнявшее и без того неприятное чувство собственной вины.
Шишел с опаской положил головоломную книгу точно на то место, откуда взял - на покрытый синтетическим ковром пол у изголовья дивана, плюнул на все, поставил гостиничный терминал в режим автоответчика и направился в бар, чтобы, укрепившись там физически, разрешить каким-то образом и проблемы духовные.
***
В баре он нос к носу столкнулся с хрупкой миссис Милен Д'Арси, которая с энтузиазмом приветствовала «агента Сатановски», окликнув его с другого конца уставленного столиками балкона удивительно звонким для такого субтильного создания голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130