Потом увел ее из комнаты, пока я звонил. Зачем?
Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— В чем дело? — настаивал я.
— Ладно, — сказал он. — У меня испорченные мозги. За это мне и платят. — Он нерешительно помолчал — Дело не в том, что я увел ее отсюда. Дело в том, что я хотел остаться с ней с глазу на глаз, посмотреть на нее поближе в твое отсутствие. Потому что ее поведение здесь сейчас мне не понравилось. Я стал думать, что в ходе нашего небольшого обмена информацией за обедом мы упустили из виду одну возможность. Очень неприятную возможность, но именно такие оказываются самыми важными.
— Мелисса? — Я почувствовал, как все внутри похолодело.
Он уже собирался отвернуться от меня, но передумал и посмотрел мне в лицо.
— Она — единственная наследница, Алекс Сорок миллионов баксов. И она определенно готова за них драться, не дожидаясь даже, пока остынет тело.
— Никакого тела нет.
— Я говорю фигурально. Не проедай мне плешь.
— Это тебе только что пришло в голову?
Он покачал головой.
— Наверно, эта мысль дрейфовала где-то у меня в башке с самого начала. И все от того, что меня так учили если в деле замешаны деньги, ищи того, кто получает выгоду. Но я подавлял ее, гнал — может, просто не хотел об этом думать.
— Майло, она дерется, потому что переплавляет свое горе в гнев. Бросается в атаку, чтобы не быть раздавленной. Я научил ее этому, когда лечил. В моем представлении этот прием все еще неплохо ей помогает.
— Может быть, — сказал он. — Я только говорю, что в нормальной ситуации я бы обратил на нее внимание гораздо раньше.
— Шутить изволишь?
— Послушай, я ведь не говорил, что думаю, что это вероятно. Просто это то, что мы упустили из виду. Нет, даже не мы, а я. Ведь это меня специально учили гадко думать. Но я этого не сделал. Такого бы не случилось, если бы я работал официально.
— Но ты не работаешь официально, — сказал я, повысив голос. — Так что можешь пока отдохнуть от такого типа мышления.
— Эй, потише — вестника-то за что убивать?
— У нее не было возможности, — продолжал я. — Она была здесь, когда ее мать исчезла.
— Но у этого парнишки Друкера могла быть такая возможность — где был он в это время?
— Я не знаю.
Он кивнул, но я не увидел удовлетворения на его лице.
— По моим наблюдениям, она ему так нравится, что он готов есть грязь у нее из-под ногтей и говорить, что это черная икра. И он ухаживал за автомобилями. Он наверняка знал досконально, как работает «роллс». И его Джина уж точно подобрала бы на дороге. И ты сам говорил, что он действует на твои чувствительные датчики.
— Я не говорил, что ощущаю в нем что-то психопатическое.
— Ладно, хорошо.
— Боже милостивый! — Я почувствовал, что надвигается жуткая головная боль. — Нет, Майло, нет. Только не это.
— Я определенно не хочу так считать, Алекс. Девчушка мне нравится, и я все еще работаю на нее. Просто вид у нее сейчас был слишком... крутой, что ли. Она без конца повторяла, что доберется до этих подонков. На кухне я сказал ей: «Похоже, тебе не терпится начать» — только и всего. А она просто остановилась и сломалась. Мне стало дерьмово от того, что я с ней так обошелся, но в то же время и лучше, потому что она опять стала похожа на обычного ребенка. Прости, если я поступил антиврачебно.
— Нет, — сказал я, — если это было так близко к поверхности, то все равно выплеснулось бы рано или поздно.
— Да, — согласился Майло.
Никто из нас не высказал вслух того, о чем думал: если все это не притворство.
Почувствовав внезапно усталость, я опустился в кресло возле столика с телефоном. Бумажка с номером телефона Сузи Лафамилья была все еще зажата у меня в пальцах.
— Только что достал ей юриста. Это женщина, крепкая духом, с хорошими бойцовскими качествами, любит при случае лягнуть систему.
— Звучит неплохо.
— Это звучит как то, чем могла бы стать Мелисса, когда повзрослеет.
31
Мелисса вернулась в комнату с пятью стенами, и вид у нее был при этом далеко не повзрослевший. Ее плечи опустились, походка замедлилась; она промокала губы куском туалетной бумаги. Я дал ей номер телефона женщины-адвоката, и она поблагодарила меня очень тихим голосом.
— Если хочешь, я позвоню от твоего имени.
— Нет, спасибо. Я сама это сделаю. Завтра.
Я усадил ее за письменный стол. Она безучастно посмотрела в сторону Майло и слабо улыбнулась.
Майло улыбнулся в ответ и перевел глаза на свою банку с кока-колой. Я не мог решить, кого из них мне было жалко больше.
Мелисса вздохнула и оперлась подбородком на руку.
Я спросил:
— Ну, как ты, малышка?
— Даже не знаю, — ответила она. — Это все так... Я чувствую, как будто я просто... Как будто у меня нет... Я не знаю.
Я коснулся ее плеча.
Она сказала:
— Кого я дурю — насчет того, чтобы воевать с ними? Я ничего собой не представляю. Кто захочет меня слушать?
— Воевать — это будет делом твоего адвоката, — возразил я. — А твое дело сейчас — хорошенько позаботиться о себе.
После долгого молчания она отозвалась:
— Наверное.
Она опять замолчала на какое-то время, потом сказала:
— Я совсем одна.
— Вокруг очень много людей, которые любят тебя, Мелисса.
Майло разглядывал пол.
— Я совсем одна, — повторила она с каким-то пугающим удивлением. Как будто пробежала по лабиринту в рекордное время, а на выходе вдруг узнала, что он ведет к пропасти.
— Я устала, — вздохнула она. — Пожалуй, пойду посплю.
— Хочешь, я посижу с тобой?
— Я хочу спать с кем-нибудь. Не хочу оставаться одна.
Майло поставил банку на стол и вышел из комнаты.
Я остался возле Мелиссы, говорил ей что-то успокаивающее, но было похоже, что мои слова большого эффекта не имели.
Вернулся Майло, приведя с собой Мадлен. Она тяжело дышала и казалась взволнованной, но когда она дошла до Мелиссы, на ее лице осталось лишь выражение нежности. Она склонилась над девушкой и погладила се по голове. Мелисса немного обмякла, словно оказавшись в чьих-то объятиях. Мадлен склонилась еще ниже к ней и прижала ее к груди.
— Я лягу с тобой, cherie. Вставай, идем.
* * *
В машине, когда мы отъехали от дома, Майло сказал:
— Ладно, я — мерзавец, который жестоко обращается с детьми.
— Так ты не думаешь, что ее срыв был притворством?
Он резко затормозил в конце дорожки и быстро повернулся ко мне.
— Какого черта, Алекс? Пырнул ножом — так еще и крутишь его в ране?
Его зубы обнажились в оскале. В свете прожектора над сосновыми воротами они казались желтыми.
— Нет, — ответил я и почувствовал, что он внушает мне страх впервые за все годы нашего знакомства. Почувствовал себя подозреваемым. — Нет, я серьезно. Могла она устроить таксе представление?
— Ага, конечно. Теперь ты хочешь мне сказать, будто и сам думаешь, что она психопатка? — Он уже просто орал, колотя одной ручищей по баранке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— В чем дело? — настаивал я.
— Ладно, — сказал он. — У меня испорченные мозги. За это мне и платят. — Он нерешительно помолчал — Дело не в том, что я увел ее отсюда. Дело в том, что я хотел остаться с ней с глазу на глаз, посмотреть на нее поближе в твое отсутствие. Потому что ее поведение здесь сейчас мне не понравилось. Я стал думать, что в ходе нашего небольшого обмена информацией за обедом мы упустили из виду одну возможность. Очень неприятную возможность, но именно такие оказываются самыми важными.
— Мелисса? — Я почувствовал, как все внутри похолодело.
Он уже собирался отвернуться от меня, но передумал и посмотрел мне в лицо.
— Она — единственная наследница, Алекс Сорок миллионов баксов. И она определенно готова за них драться, не дожидаясь даже, пока остынет тело.
— Никакого тела нет.
— Я говорю фигурально. Не проедай мне плешь.
— Это тебе только что пришло в голову?
Он покачал головой.
— Наверно, эта мысль дрейфовала где-то у меня в башке с самого начала. И все от того, что меня так учили если в деле замешаны деньги, ищи того, кто получает выгоду. Но я подавлял ее, гнал — может, просто не хотел об этом думать.
— Майло, она дерется, потому что переплавляет свое горе в гнев. Бросается в атаку, чтобы не быть раздавленной. Я научил ее этому, когда лечил. В моем представлении этот прием все еще неплохо ей помогает.
— Может быть, — сказал он. — Я только говорю, что в нормальной ситуации я бы обратил на нее внимание гораздо раньше.
— Шутить изволишь?
— Послушай, я ведь не говорил, что думаю, что это вероятно. Просто это то, что мы упустили из виду. Нет, даже не мы, а я. Ведь это меня специально учили гадко думать. Но я этого не сделал. Такого бы не случилось, если бы я работал официально.
— Но ты не работаешь официально, — сказал я, повысив голос. — Так что можешь пока отдохнуть от такого типа мышления.
— Эй, потише — вестника-то за что убивать?
— У нее не было возможности, — продолжал я. — Она была здесь, когда ее мать исчезла.
— Но у этого парнишки Друкера могла быть такая возможность — где был он в это время?
— Я не знаю.
Он кивнул, но я не увидел удовлетворения на его лице.
— По моим наблюдениям, она ему так нравится, что он готов есть грязь у нее из-под ногтей и говорить, что это черная икра. И он ухаживал за автомобилями. Он наверняка знал досконально, как работает «роллс». И его Джина уж точно подобрала бы на дороге. И ты сам говорил, что он действует на твои чувствительные датчики.
— Я не говорил, что ощущаю в нем что-то психопатическое.
— Ладно, хорошо.
— Боже милостивый! — Я почувствовал, что надвигается жуткая головная боль. — Нет, Майло, нет. Только не это.
— Я определенно не хочу так считать, Алекс. Девчушка мне нравится, и я все еще работаю на нее. Просто вид у нее сейчас был слишком... крутой, что ли. Она без конца повторяла, что доберется до этих подонков. На кухне я сказал ей: «Похоже, тебе не терпится начать» — только и всего. А она просто остановилась и сломалась. Мне стало дерьмово от того, что я с ней так обошелся, но в то же время и лучше, потому что она опять стала похожа на обычного ребенка. Прости, если я поступил антиврачебно.
— Нет, — сказал я, — если это было так близко к поверхности, то все равно выплеснулось бы рано или поздно.
— Да, — согласился Майло.
Никто из нас не высказал вслух того, о чем думал: если все это не притворство.
Почувствовав внезапно усталость, я опустился в кресло возле столика с телефоном. Бумажка с номером телефона Сузи Лафамилья была все еще зажата у меня в пальцах.
— Только что достал ей юриста. Это женщина, крепкая духом, с хорошими бойцовскими качествами, любит при случае лягнуть систему.
— Звучит неплохо.
— Это звучит как то, чем могла бы стать Мелисса, когда повзрослеет.
31
Мелисса вернулась в комнату с пятью стенами, и вид у нее был при этом далеко не повзрослевший. Ее плечи опустились, походка замедлилась; она промокала губы куском туалетной бумаги. Я дал ей номер телефона женщины-адвоката, и она поблагодарила меня очень тихим голосом.
— Если хочешь, я позвоню от твоего имени.
— Нет, спасибо. Я сама это сделаю. Завтра.
Я усадил ее за письменный стол. Она безучастно посмотрела в сторону Майло и слабо улыбнулась.
Майло улыбнулся в ответ и перевел глаза на свою банку с кока-колой. Я не мог решить, кого из них мне было жалко больше.
Мелисса вздохнула и оперлась подбородком на руку.
Я спросил:
— Ну, как ты, малышка?
— Даже не знаю, — ответила она. — Это все так... Я чувствую, как будто я просто... Как будто у меня нет... Я не знаю.
Я коснулся ее плеча.
Она сказала:
— Кого я дурю — насчет того, чтобы воевать с ними? Я ничего собой не представляю. Кто захочет меня слушать?
— Воевать — это будет делом твоего адвоката, — возразил я. — А твое дело сейчас — хорошенько позаботиться о себе.
После долгого молчания она отозвалась:
— Наверное.
Она опять замолчала на какое-то время, потом сказала:
— Я совсем одна.
— Вокруг очень много людей, которые любят тебя, Мелисса.
Майло разглядывал пол.
— Я совсем одна, — повторила она с каким-то пугающим удивлением. Как будто пробежала по лабиринту в рекордное время, а на выходе вдруг узнала, что он ведет к пропасти.
— Я устала, — вздохнула она. — Пожалуй, пойду посплю.
— Хочешь, я посижу с тобой?
— Я хочу спать с кем-нибудь. Не хочу оставаться одна.
Майло поставил банку на стол и вышел из комнаты.
Я остался возле Мелиссы, говорил ей что-то успокаивающее, но было похоже, что мои слова большого эффекта не имели.
Вернулся Майло, приведя с собой Мадлен. Она тяжело дышала и казалась взволнованной, но когда она дошла до Мелиссы, на ее лице осталось лишь выражение нежности. Она склонилась над девушкой и погладила се по голове. Мелисса немного обмякла, словно оказавшись в чьих-то объятиях. Мадлен склонилась еще ниже к ней и прижала ее к груди.
— Я лягу с тобой, cherie. Вставай, идем.
* * *
В машине, когда мы отъехали от дома, Майло сказал:
— Ладно, я — мерзавец, который жестоко обращается с детьми.
— Так ты не думаешь, что ее срыв был притворством?
Он резко затормозил в конце дорожки и быстро повернулся ко мне.
— Какого черта, Алекс? Пырнул ножом — так еще и крутишь его в ране?
Его зубы обнажились в оскале. В свете прожектора над сосновыми воротами они казались желтыми.
— Нет, — ответил я и почувствовал, что он внушает мне страх впервые за все годы нашего знакомства. Почувствовал себя подозреваемым. — Нет, я серьезно. Могла она устроить таксе представление?
— Ага, конечно. Теперь ты хочешь мне сказать, будто и сам думаешь, что она психопатка? — Он уже просто орал, колотя одной ручищей по баранке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145