В трубке послышался голос Сета:
— Алекс?
— Привет, Сет. Прости, что отрываю тебя от обеда.
— Ты очень точно выбрал время — у нас как раз смена блюд. Насчет супругов Гэбни удалось узнать очень немного — только то, что их отъезд был не вполне добровольным. Так что они действительно могли быть замешаны в чем-то неприглядном, но я так и не смог выяснить, в чем именно.
— Их попросили уйти из Гарварда?
— Официально нет. Ничего процессуального там не было, насколько я мог судить, — люди, с которыми я разговаривал, ни за что не хотели вдаваться в подробности. Я понял только, что была какая-то взаимная договоренность. Они отказались от должности и уехали, а те, кто что-то знал, не стали в этом копаться. Но что это такое, я не знаю.
— А ты узнал, какого рода пациентов они лечили?
— Страдающих фобией. Извини, но это все, что удалось узнать.
— Ну что ты, большое тебе спасибо.
— Я-таки порылся в «Психологических рефератах» и в «Медлайн», чтобы попробовать узнать, какой именно работой они занимались. Получается совсем немного. Она вообще не опубликовала ни строчки. Раньше Лео пек свои материалы как блины. Потом вдруг, четыре года назад, все резко прекратилось. Никаких экспериментов, никаких клинических исследований, только парочка эссе, очень слабеньких. Настолько, что никто не стал бы их публиковать, не будь он Лео Гэбни.
— Эссе на какую тему?
— Философские вопросы — свободная воля, важность личной ответственности. Энергичные атаки на детерминизм — в том смысле, что любое поведение можно изменить при верном определении соответствующих стимулов и подкрепителей. И так далее, и тому подобное.
— Звучит не слишком дискуссионно.
— Не слишком. Возможно, сказывается возраст.
— И в чем именно это проявляется?
— В том, что человек начинает философствовать и отходит от настоящей науки. Я сам не раз наблюдал, как подобное случалось с людьми в климактерический период. Обязательно скажу своим студентам, что если когда-нибудь буду в этом замечен, пускай выведут меня в поле и пристрелят.
Мы приятно поболтали еще несколько минут, потом попрощались. Когда линия освободилась, я позвонил в «ГАЛА бэннер». Записанный на пленку голос сообщил мне, что редакция газеты закрыта. Сигнала для того, чтобы я мог оставить свое сообщение, не последовало. Я набрал номер справочной в Бостоне и попытался узнать домашний телефон редактора Бриджит Маквильямс. В справочнике у них оказался один абонент с такой фамилией — Б.Л. Маквильямс, но на мой звонок ответил сонный мужской голос с карибским акцентом, обладатель которого уверил меня, что у него нет родственницы по имени Бриджит.
На часах было без двадцати семь. Я пробыл в ресторане наедине с Рэмпом больше двух часов, и это место смертельно мне надоело. За стойкой бара я нашел немного писчей бумаги и портативное радио. Станция KKGO больше не передавала джазовой музыки, так что пришлось довольствоваться легким роком. Я все еще думал о том, что мог упустить, не уловить.
Семь часов. Бумага покрылась каракулями. Все еще никаких следов ни Бетель, ни Ноэля. Я решил дождаться, когда Майло прилетит в Сакраменто, позвонить ему и отпроситься с задания. Поеду домой, посмотрю, как там икринки, может, даже позвоню Робин... Я снова набрал номер своей телефонистки, продиктовал ей сообщение для Майло на тот случай, если он позвонит, а меня не будет.
Телефонистка записала его, а потом сказала:
— Для вас тоже кое-что есть, доктор.
— От кого?
— От какой-то Салли Этеридж.
— А она не сказала, какое у нее ко мне дело?
— Нет, оставила только фамилию и номер. Звонить по междугородной — код и в этот раз шесть-один-семь. Это что, Бостон?
— Да. Диктуйте, я записываю номер.
— Что-то важное, да?
— Возможно.
* * *
В трубке послышалось что-то вроде «угу». Женский голос на фоне музыки. Я выключил свое радио. Музыка на другом конце провода приобрела более четкие формы: ритм и блюзы, много труб. Возможно, Джеймс Браун.
— Мисс Этеридж?
— У телефона.
— Это доктор Алекс Делавэр. Я звоню из Лос-Анджелеса.
Молчание.
— Я думала, позвоните вы или нет. — Голос грубоватый, с хрипотцой. Южный акцент.
— Чем могу вам служить?
— Скорее наоборот.
— Это Бриджит Маквильямс дала вам мой телефон?
— Точно.
— Вы работаете репортером в «Бэннер»?
— Ну да, конечно. Беру интервью у выключателей. Я электрик, мистер.
— Но вы знаете Кэти — Кейт Мориарти?
— Вы слишком торопитесь задавать вопросы. — Она говорила медленно, нарочито медленно. В конце фразы послышался смешок. Ее произношение показалось мне несколько смазанным, как это бывает при алкогольном опьянении. А может быть, на мое восприятие просто повлияло столь длительное пребывание в компании с Рэмпом.
— Кейт никто не видел больше месяца, — сказал я. — Ее родственники...
— Да-да, эту песню я слышала. Бридж мне сказала. Передайте родственникам, чтобы не лезли из кожи вон. Кейт часто исчезает — такая у нее привычка.
— Возможно, что на этот раз речь идет не об «обычном» исчезновении.
— Вы так думаете?
— Я так думаю.
— Ну, вам виднее.
— Если вас это не беспокоит, то зачем было мне звонить?
Пауза.
— Хороший вопрос... Я вас даже не знаю. Давайте-ка бросим эту бодягу и разбежимся...
— Подождите, — взмолился я. — Прошу вас.
— Вежливый, да? — Она засмеялась. — Ладно, даю вам одну минуту.
— Я психолог. В оставленном для Бриджит сообщении объясняется, как я мог бы...
— Да-да, об этом я тоже в курсе. Значит, роетесь в мозгах. Уж извините, если это меня как-то не очень успокаивает.
— У вас что, неприятный опыт общения с психдокторами?
Молчание.
— Я себе нравлюсь такая, как есть.
— Айлин Уэгнер, — сказал я. — Вы из-за нее звонили.
Она долго молчала. На какой-то момент я подумал, что она отключилась.
Потом я услышал:
— Вы знали Айлин?
— Мы познакомились, когда она работала здесь педиатром. Она направила ко мне пациентку, но, когда я хотел связаться с ней, чтобы обсудить этот случай, она мне так и не перезвонила. Наверно, к тому времени ее уже не было в городе. Уехала работать за границу.
— Да, наверно.
— Они с Кейт дружили?
Она засмеялась.
— Нет.
— Но Кейт заинтересовала смерть Айлин — я нашел вырезку, которую она поместила в свой альбом. Вырезка из «Бостон глоб», без подписи. Может быть, Кейт в то время внештатно сотрудничала с «Глоб».
— Я не знаю, — резко ответила она. — За каким чертом я должна интересоваться, какого дьявола она делает и на какого дьявола работает?
Ну точно, у нее алкогольная смазанность речи.
Опять молчание.
— Сожалею, если разговор со мной расстроил вас.
— Неужели?
— Да.
— А почему?
Ее вопрос застал меня врасплох, и, прежде чем я нашелся, что ответить, она добавила:
— Вы меня в глаза не видели — какого дьявола вас должно интересовать, что я чувствую?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145