Мелисса снова посмотрела на нее снизу вверх. Ее широкая улыбка стала холодной. Джина отвела от нее глаза, не разжимая объятий.
Я сказал:
— Мелисса, твоя мама много думала над этим. Она уверена, что справится.
— Уверена?
— Да, уверена, — сказала Джина. Она повысила голос на пол-октавы. — И я ожидаю, что ты с уважением отнесешься к этому мнению.
— Я уважаю все твои мнения, мама. Но это не значит, что я должна вокруг них строить и свою жизнь.
Джина открыла и закрыла рот.
Мелисса взялась за руки матери и отцепила их от себя. Отступив назад, она продела большие пальцы в петли для ремня на своих джинсах.
Джина сказала:
— Прошу тебя, малышка.
— Я не малышка, мама. — Все еще с улыбкой.
— Нет. Ты не малышка. Конечно, ты не малышка. Прости, что я тебя так называю, — от старых привычек трудно отделаться. Об этом как раз и идет речь — об изменениях. Я работаю над тем, чтобы измениться, — ты ведь знаешь, как много я работаю, Мелисса. Это означает другую жизнь. Для всех нас. Я хочу, чтобы ты поехала в Бостон.
Мелисса с вызовом посмотрела на меня.
Я сказал:
— Говори с матерью, Мелисса.
Мелисса переключила внимание снова на Джину, потом опять на меня. Ее глаза сузились.
— Что здесь происходит?
Джина сказала:
— Ничего, ма... Ничего не происходит. Мы с доктором Делавэром очень хорошо побеседовали. Он помог мне еще лучше во всем разобраться. Я понимаю, почему он тебе нравится.
— Понимаешь?
Джина хотела ответить, но запнулась и остановилась.
Я пояснил:
— Мелисса, у вас в семье происходят очень важные изменения. Это трудно для всех. Твоя мама ищет правильный путь показать тебе, что у нее действительно все хорошо. Чтобы ты не чувствовала себя обязанной заботиться о ней.
— Да, — сказала Джина. — Именно так. У меня правда все хорошо, дорогая. Поезжай и живи своей жизнью. Принадлежи себе самой.
Мелисса не пошевельнулась. Ее улыбка исчезла. Она начала ломать руки.
— Похоже, взрослые уже решили, что лучше всего подходит для такой малютки, как я.
— Ну, что ты, дорогая, — сказала Джина. — Это совсем не так.
Я возразил:
— Никто ничего не решил. Самое важное — это чтобы вы обе продолжали разговаривать — держать каналы связи открытыми.
Джина подхватила:
— Конечно, мы так и сделаем. Мы это преодолеем, правда, девочка моя?
Протягивая руки, она сделала несколько шагов к дочери.
Мелисса попятилась от нее к двери и остановилась, ухватившись для опоры за дверную раму.
— Это здорово, — сказала она. — Просто здорово.
Ее глаза сверкали. Она показала на меня пальцем.
— От вас я этого никак не ожидала.
— Дорогая! — воскликнула Джина.
Я поднялся.
Мелисса затрясла головой и вытянула руки с выставленными вперед ладонями.
Я сказал:
— Мелисса...
— Разговор окончен. Нам не о чем больше говорить! Она содрогнулась от ярости и бросилась вон из комнаты.
Я высунул голову за дверь, увидел, как она бежит прочь по коридору — мелькают ноги, развеваются волосы.
Я подумал, не побежать ли за ней, но решил не делать этого и повернулся снова к Джине, пытаясь изобрести какое-нибудь глубокое высказывание.
Но она была не в состоянии меня слушать.
Ее лицо стало пепельно-серым, рукой она схватилась за грудь. Открытый рот ловил воздух. Тело начала бить дрожь.
Дрожь становилась все сильнее. Я кинулся к ней. Она попятилась от меня, спотыкаясь, качая головой, показывая, чтобы я не подходил ближе, в глазах у нее плескался ужас.
Сунув руку в карман платья, она стала шарить в нем и спустя очень долгое, как мне показалось, время вынула небольшой ингалятор из белого пластика в виде буквы L. Взяв короткий конец в рот, она закрыла глаза и попыталась плотно охватить его губами. Но зубы стучали по пластику, и ей трудно было удерживать ингалятор во рту. Мы встретились глазами, но ее взгляд был остекленевший, и я понял, что она была где-то далеко отсюда. Наконец ей удалось зажать мундштук в зубах и вдохнуть, нажав металлическую кнопку, расположенную сверху длинного конца аппарата.
Послышалось слабое шипение. Ее щеки оставались втянутыми. С изуродованной стороны больше. Она сжимала ингалятор одной рукой, а другой для устойчивости ухватилась за угол диванчика. Задержала дыхание на несколько секунд, потом вынула прибор изо рта и рухнула на сиденье.
Ее грудь бурно поднималась и опускалась. Я стоял там и наблюдал, как ритм дыхания замедлился, потом сел рядом с ней. Ее все еще колотила дрожь — она передавалась мне через подушки диванчика. Она дышала ртом, стараясь замедлить ритм дыхания. Закрыла, потом открыла глаза. Увидела меня и снова их закрыла. Ее лицо блестело от выступившей на нем испарины. Я коснулся ее руки. Она ответила слабым пожатием. Ее рука была холодной и влажной.
Мы сидели рядом, не двигаясь и не разговаривая. Она попыталась что-то сказать, но у нее ничего не вышло. Она откинула голову на спинку диванчика и стала смотреть в потолок. Ее глаза наполнились слезами.
— Это был несильный приступ, — сказала она слабым голосом. — Я с ним справилась.
— Да, я видел.
Ингалятор все еще был у нее в руке. Она посмотрела на него, потом опустила его опять в карман. Наклонившись вперед, она взяла мою руку и снова сжала ее. Выдохнула. Вдохнула. Выдохнула длинную, прохладную, пахнущую мятой струю воздуха.
Мы сидели так близко друг к другу, что мне было слышно, как бьется ее сердце. Но меня интересовали другие звуки — я прислушивался к шагам. Думал о Мелиссе — как она вернется и увидит нас в таком положении.
Когда ее рука расслабилась, я убрал свою. Еще через несколько минут ее дыхание пришло в норму.
Я спросил:
— Позвать кого-нибудь?
— Нет-нет, все в порядке. — Она похлопала себя по карману.
— Чем заряжен ингалятор?
— Мышечным релаксантом. Урсула и доктор Гэбни работали с ним. Он очень хорошо действует. Хотя и на короткий срок.
Ее лицо блестело от пота, прядки челки прилипли ко лбу. Больная сторона выглядела как надувной пластик.
Она выдохнула:
— Уф!
Я предложил:
— Принести вам воды?
— Нет-нет, я чувствую себя хорошо. Просто это выглядит страшнее, чем есть на самом деле. И приступ был слабый — впервые за... четыре недели... я...
— Это был трудный разговор.
Она приложила руку к губам.
— Мелисса!
Вскочив, она выбежала из комнаты.
Я поспешил за ней, следуя за ее тонким силуэтом по одному из темных коридоров к винтовой лестнице в задней части дома. Стараясь не отставать, чтобы не потеряться в огромном доме.
11
Эта лестница кончалась у короткого коридора прямо перед буфетной размерами с мою гостиную. Мы прошли через нее и оказались в кухне, по величине не уступавшей банкетному залу; стены здесь были выкрашены в цвет заварного крема, а пол выложен белой шестиугольной керамической плиткой. Две стены занимали холодильники и морозильники, разделочные столы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145