— Давно он вышел из тюрьмы?
— Шесть лет назад. Это я узнала от Джейкоба. Одно время я его теребила — хотела узнать, хотела понять. Он постоянно отбрыкивался, но я не сдавалась. Наконец, когда мне исполнилось пятнадцать лет, он признался, что все это время не выпускал Макклоски из поля зрения, узнал, что пару лет назад его освободили и он уехал из штата.
Она сжала маленькие белые кулачки и потрясла ими.
— Этот подонок отсидел тринадцать лет из тех двадцати трех, к которым был приговорен, — ему скостили срок за хорошее поведение. Как это отвратительно, правда? Никому нет никакого дела до жертвы. Его следовало отправить в газовую камеру!
— А Джейкоб знал, куда тот уехал?
— В Нью-Мексико. Потом в Аризону и, кажется, в Техас — работал с индейцами в резервации или что-то в этом роде. Джейкоб сказал, что он пытается надуть отдел досрочного освобождения, чтобы там подумали, будто он порядочный человек, и, что скорее всего, это ему удастся. И он оказался прав, потому что его действительно освободили, и он теперь может делать что хочет. Его куратор Бейлисс — неплохой человек, вот-вот должен уйти на пенсию. И все это вроде бы действительно ему небезразлично. Но он сказал, что очень сожалеет, но ничем помочь не может.
— Он считает, что Макклоски представляет угрозу для твоей матери — или еще для кого-нибудь?
— Он сказал, что доказательства этого у него нет, но вообще все может быть. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь идет о подобном человеке.
— Пытался ли Макклоски вступить в контакт с твоей матерью?
— Нет, но кто поручится, что и не будет пытаться? Ведь он сумасшедший — такое безумие за одну ночь не проходит, правда?
— Обычно нет.
— Значит, он несомненная и явная опасность, так?
Легкого ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Я сказал:
— Можно понять, почему ты встревожена. — И мне не понравилось, как это прозвучало.
Она сказала:
— Доктор Делавэр, как я могу ее оставить? А вдруг его возвращение — это знак? Что я не должна уезжать. Я хочу сказать, что хорошее образование можно получить и здесь. Я прошла и в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, и в Южнокалифорнийский университет. В конечном счете, какая разница, где учиться?
Заметное несоответствие с тем, что говорилось всего несколько минут назад.
— Мелисса, человек с твоей головой может получить хорошее образование где угодно. Кроме качества образования, у тебя есть еще какая-то причина думать о Гарварде?
— Не знаю... может, просто самолюбие. Да, скорее всего так и есть. Хотела доказать себе, что смогу.
— И больше ничего?
— Ну... еще Ноэль. Он очень хочет, чтобы я туда поехала, и я подумала, что... Я хочу сказать, ведь это действительно лучший университет в стране? Я подумала, почему бы не подать заявление? Фактически это было чем-то вроде забавной шутки. Я даже не думала, что попаду туда. — Она покачала головой. — Иногда мне кажется, было бы куда легче жить, если бы учиться на одни «уды». Меньше возможностей выбора.
— Мелисса, любой на твоем месте — принимая во внимание ситуацию с твоей мамой, — испытывал бы такую же борьбу противоречивых чувств. А теперь еще и Макклоски. Но жестокая правда состоит в том, что даже если он действительно представляет угрозу, ты никак не сможешь защитить от него мать.
— В таком случае, что же вы предлагаете? — гневно спросила она. — Чтобы я так просто отступилась?
— Я хочу сказать, что Макклоски определенно заслуживает того, чтобы в него заглянули. Это должен сделать профессионал. Надо узнать, зачем он вернулся и что затевает. Если его сочтут опасным, то можно будет принять кое-какие меры.
— Какие, например?
— Ордер на ограничение свободы действий. Меры предосторожности. Ваш дом хорошо охраняется?
— Наверно. Есть система сигнализации и ворота. И полиция все время патрулирует — в Сан-Лабрадоре бывает так мало преступлений, что полиция в основном просто что-то вроде службы проката полицейских. Вы думаете, нам следует сделать что-то еще?
— Ты сказала матери о Макклоски?
— Нет, что вы! Не хочу перепугать ее — особенно теперь, когда у нее так хорошо идут дела.
— А... мистеру Рэмпу?
— Нет. Никто ничего не знает. Никто и не спрашивает моего мнения ни о чем, а я по своей инициативе его не высказываю.
— Но Ноэлю ты сказала?
Она в замешательстве посмотрела на меня.
— Да. Он знает.
— И что он говорит?
— Советует просто не брать в голову. Но ему легко так говорить — ведь это не его мать. Вы не ответили на мой вопрос, доктор Делавэр. Есть что-то такое, чего мы не сделали, но следует сделать?
— Мне трудно судить. Есть профессионалы, которые специализируются в подобного рода вещах.
— А где их можно найти?
— Дай мне кое-что проверить. Возможно, с этим я тебе помогу.
— Ваши связи в суде?
— Что-то вроде этого. А пока давай-ка будем действовать, как наметили. Я свяжусь с обоими Гэбни и выясню, можно ли мне встретиться с твоей мамой. Если да, то я дам тебе знать, и ты договоришься о времени, когда мне нужно приехать. Если нет, мы еще раз рассмотрим наши варианты. В любом случае нам с тобой неплохо было бы продолжить разговор. Когда бы ты хотела?
— Как насчет завтра? — спросила она. — В это же время. Если оно у вас есть.
— Есть.
— Спасибо — и простите меня за несдержанность.
— Ничего, все нормально, — сказал я и проводил ее до двери во второй раз за сегодня.
— Спасибо, доктор Делавэр.
— Береги себя, Мелисса.
— Я постараюсь, — ответила она. Но при этом вид у нее был, как у ребенка, которому задали непомерно большое домашнее задание.
* * *
После ее ухода я стал думать о том, как она просыпала дорожку из важнейших фактов — брак матери, молодой человек в ее собственной жизни, смерть Датчи, возвращение Макклоски. И все это было сказано как бы между прочим. С небрежностью, которая буквально кричала о самозащите.
Но если принять во внимание, с чем ей пришлось справляться — потеря близкого человека, конфликт противоречивых чувств, необходимость принять важные решения, подрыв собственного влияния, — то ее стремление к самозащите представляется чертовски оправданным.
Вопрос влияния, должно быть, стоял для нее особенно остро. Преувеличенное ощущение личного могущества было логическим следствием всех этих лет, когда она опекала свою родительницу. И она пользовалась им, чтобы довести мать до черты, за которой начинались изменения.
Бюро знакомств. Служба записи к специалистам.
И все это, чтобы потерпеть поражение от своего же успеха. Быть вынужденной отступить на задний план и сдать позиции влияния психотерапевту. Делить материнскую любовь с отчимом.
Если к этому добавить обычные треволнения и сомнения, одолевающие человека в ранний период взросления, то жизнь может стать просто невыносимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145