— Маквей уже не был похож на деревенского старичка адвоката, его голос как бы проникал в подсознание Реммера, проникал все глубже, пробуждая новые образы. — Нацизм — это не только Гитлер, не только он...
Реммер молча смотрел в пол. Когда он снова поднял голову, в его глазах стоял ужас.
— Мы верили мифам... — пробормотал он. — Примитивные, они находили отклик в наших душах, они жили там в ожидании мистического вождя, чтобы снова пробудиться к новой жизни... Этим вождем стал Гитлер — и немцы по-прежнему готовы пойти за ним... Это уже было, Маквей, вспомни древнюю Пруссию и вспомни историю... Тевтонские рыцари, скачущие в тумане, в доспехах, с тяжелыми мечами в высоко поднятых руках в железных перчатках. Тяжелые удары копыт сотрясают землю. Завоеватели, сметающие все со своего пути... Правители. Воины. Наша земля. Наша судьба. Мы действительно выше всех. Раса господ. Чистокровные арийцы. Белокурые волосы, голубые глаза. — Реммер в упор смотрел на Маквея.
Наконец он замолчал, отвернулся, вытряхнул сигарету из пачки, перешел на другой конец комнаты и сел на диван — один. Протянул руку, пододвинул к себе пепельницу и уставился в пол. Он не затягивался, и сигарета впустую тлела в его пальцах, покрытых желтыми пятнами никотина. Дым тоненькой струйкой поднимался к потолку.
Глава 103
В сумрачной, предрассветной тишине Осборн лежал без сна, прислушиваясь к тяжелому дыханию Нобла с соседней кровати. Маквей и Реммер спали в другой комнате. Они легли в половине четвертого. Было уже без четверти шесть, а он так и не смог уснуть.
Все легли страшно расстроенные. Как пробить защитную броню вокруг Шолла? Разозленный Маквей задел за живое Реммера, бесцеремонно залез туда, куда посторонним вход запрещен... И получил тевтонских рыцарей, скачущих сквозь туман. Высокомерие. Безумная идея — провозгласить себя расой господ и раздавить всех на своем пути, чтобы утвердить свое превосходство. Все сказанное подходило к Шоллу, втайне манипулирующего убийцами и одновременно разыгрывающего доброго дядюшку при королях и президентах... С этим безумием им придется столкнуться, когда они встретятся с ним лицом к лицу. Но до этой встречи еще далеко.
Другое дело — Либаргер. Осборн был уверен, что он — центральная фигура во всем происходящем. Но как разузнать о его прошлом, как получить новые сведения, кроме тех скудных фактов, которыми их снабдила федеральная полиция? В списке приглашенных во дворец Шарлоттенбурга значится фамилия доктора Салеттла. Где он сейчас? Когда приедет? Откуда? Из Австрии, Германии или Швейцарии...
Осборн почувствовал, что за этого человека можно уцепиться, но как?
* * *
Когда Осборн вошел в комнату Маквея, тот уже встал и делал какие-то пометки в своем блокноте.
— Мы приняли за истину, что у Либаргера нет родственников? — с ходу спросил Осборн. — Так?
Маквей внимательно посмотрел на него.
— Что вы хотите этим сказать?
— Допустим, я австрийский врач, приехавший в Кармел, Калифорнию, к тяжелобольному пациенту. В течение семи месяцев я вкладываю весь свой опыт, чтобы восстановить его здоровье. Отношения наши становятся очень доверительными. Если у больного есть жена, брат, сын...
— ...он захотел бы, чтобы их известили, что с ним и где он находится, — договорил за него Маквей.
— Вот именно. Либаргер перенес инсульт. У него затруднена речь, ему трудно писать... Естественно, он просит доктора связаться с его родными. Что доктор и делает. Пусть не письмо — один телефонный звонок в две-три недели...
Реммер тоже проснулся и сидел в кровати, слушая их разговор.
— ...а были ли подобные звонки, можно выяснить через регистрационные книги телефонной компании.
* * *
Уже через час они получили факс от агента ФБР в Лос-Анджелесе Фреда Хенли.
Строка за строкой перечислялись все телефонные разговоры доктора Салеттла из больницы «Пало Колорадо» в Кармеле, Калифорния. Всего — семьсот тридцать два звонка. Хенли обвел красными кружками пятнадцать номеров — телефоны офисов Эрвина Шолла, разбросанных по всему миру. Большая часть остальных — местные, но были номера и австрийские, и швейцарские. Зафиксировано двадцать пять разговоров с кодом 49, то есть с Германией. Код 30 — Берлин.
Маквей отложил листки и посмотрел на Осборна.
— Вы молодчина, доктор. — Потом повернулся к Реммеру. — Это твой город. Что будем делать?
— То же, что и ребята из Лос-Анджелеса. Листать телефонный справочник.
* * *
7.45
— Каролина Хеннигер... — задумчиво произнес Маквей, когда «мерседес» Реммера притормозил перед дорогим антикварным магазином на Кант-штрассе. — Мы, собственно, не знаем, существуют ли у нее какие-то отношения с Либаргером. Она может быть знакомой Салеттла, его другом, даже любовницей...
— Вот и выясним! — Осборн вышел из машины и хлопнул дверцей. План разрабатывал он сам, и Маквей его одобрил. Он — американский врач и по просьбе коллеги из Калифорнии пытается разыскать доктора Салеттла. Реммер назовется его немецким другом и переводчиком, на случай, если Каролина Хеннигер не говорит по-английски.
Маквей и Нобл, оставаясь в машине, наблюдали за тем, как они вошли в дом. Напротив «мерседеса» Реммера на другой стороне улицы стоял светло-зеленый «БМВ», в котором сидели два немецких детектива.
Только что они обнаружили, что имя Каролины Хеннигер фигурирует и в списке приглашенных в Шарлоттенбургский дворец, и в списке абонентов доктора Салеттла. Маквей позвонил в Лос-Анджелес своему старому другу, кардиналу Чарли О'Коннелу. Насколько было известно, Шолл — примерный католик, жертвующий солидные суммы католическим благотворительным организациям. Кардинал наверняка хорошо его знал. В области религии у Шолла нет никаких преимуществ перед единоверцами. Просьба кардинала выполняется без промедления и без вопросов.
Маквей объяснил кардиналу, что находится в Берлине, куда по удачному стечению обстоятельств приехал и Эрвин Шолл, с которым ему совершенно необходимо увидеться. О'Коннел, не спросив его даже зачем, пообещал сразу же перезвонить; как только договорится с Шоллом о встрече.
— Не забывайте, — предупредил Реммер, когда они с Осборном поднимались по узкой лестнице в квартиру над антикварным магазином, — Каролина Хеннигер не совершала никакого преступления и не обязана отвечать на наши вопросы. Если она откажется разговаривать с нами, извинимся и уйдем.
Осборну не приходило в голову, что есть какие-то ограничения в их деятельности. Он разучился мыслить обычными человеческими мерками, отвык от нормального мира, где люди имеют право не отвечать на вопросы, если не пожелают.
Первая и вторая квартиры были расположены на лестничной площадке последнего этажа, третья квартира, в которой жила Каролина Хеннигер, — в конце длинного коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Реммер молча смотрел в пол. Когда он снова поднял голову, в его глазах стоял ужас.
— Мы верили мифам... — пробормотал он. — Примитивные, они находили отклик в наших душах, они жили там в ожидании мистического вождя, чтобы снова пробудиться к новой жизни... Этим вождем стал Гитлер — и немцы по-прежнему готовы пойти за ним... Это уже было, Маквей, вспомни древнюю Пруссию и вспомни историю... Тевтонские рыцари, скачущие в тумане, в доспехах, с тяжелыми мечами в высоко поднятых руках в железных перчатках. Тяжелые удары копыт сотрясают землю. Завоеватели, сметающие все со своего пути... Правители. Воины. Наша земля. Наша судьба. Мы действительно выше всех. Раса господ. Чистокровные арийцы. Белокурые волосы, голубые глаза. — Реммер в упор смотрел на Маквея.
Наконец он замолчал, отвернулся, вытряхнул сигарету из пачки, перешел на другой конец комнаты и сел на диван — один. Протянул руку, пододвинул к себе пепельницу и уставился в пол. Он не затягивался, и сигарета впустую тлела в его пальцах, покрытых желтыми пятнами никотина. Дым тоненькой струйкой поднимался к потолку.
Глава 103
В сумрачной, предрассветной тишине Осборн лежал без сна, прислушиваясь к тяжелому дыханию Нобла с соседней кровати. Маквей и Реммер спали в другой комнате. Они легли в половине четвертого. Было уже без четверти шесть, а он так и не смог уснуть.
Все легли страшно расстроенные. Как пробить защитную броню вокруг Шолла? Разозленный Маквей задел за живое Реммера, бесцеремонно залез туда, куда посторонним вход запрещен... И получил тевтонских рыцарей, скачущих сквозь туман. Высокомерие. Безумная идея — провозгласить себя расой господ и раздавить всех на своем пути, чтобы утвердить свое превосходство. Все сказанное подходило к Шоллу, втайне манипулирующего убийцами и одновременно разыгрывающего доброго дядюшку при королях и президентах... С этим безумием им придется столкнуться, когда они встретятся с ним лицом к лицу. Но до этой встречи еще далеко.
Другое дело — Либаргер. Осборн был уверен, что он — центральная фигура во всем происходящем. Но как разузнать о его прошлом, как получить новые сведения, кроме тех скудных фактов, которыми их снабдила федеральная полиция? В списке приглашенных во дворец Шарлоттенбурга значится фамилия доктора Салеттла. Где он сейчас? Когда приедет? Откуда? Из Австрии, Германии или Швейцарии...
Осборн почувствовал, что за этого человека можно уцепиться, но как?
* * *
Когда Осборн вошел в комнату Маквея, тот уже встал и делал какие-то пометки в своем блокноте.
— Мы приняли за истину, что у Либаргера нет родственников? — с ходу спросил Осборн. — Так?
Маквей внимательно посмотрел на него.
— Что вы хотите этим сказать?
— Допустим, я австрийский врач, приехавший в Кармел, Калифорнию, к тяжелобольному пациенту. В течение семи месяцев я вкладываю весь свой опыт, чтобы восстановить его здоровье. Отношения наши становятся очень доверительными. Если у больного есть жена, брат, сын...
— ...он захотел бы, чтобы их известили, что с ним и где он находится, — договорил за него Маквей.
— Вот именно. Либаргер перенес инсульт. У него затруднена речь, ему трудно писать... Естественно, он просит доктора связаться с его родными. Что доктор и делает. Пусть не письмо — один телефонный звонок в две-три недели...
Реммер тоже проснулся и сидел в кровати, слушая их разговор.
— ...а были ли подобные звонки, можно выяснить через регистрационные книги телефонной компании.
* * *
Уже через час они получили факс от агента ФБР в Лос-Анджелесе Фреда Хенли.
Строка за строкой перечислялись все телефонные разговоры доктора Салеттла из больницы «Пало Колорадо» в Кармеле, Калифорния. Всего — семьсот тридцать два звонка. Хенли обвел красными кружками пятнадцать номеров — телефоны офисов Эрвина Шолла, разбросанных по всему миру. Большая часть остальных — местные, но были номера и австрийские, и швейцарские. Зафиксировано двадцать пять разговоров с кодом 49, то есть с Германией. Код 30 — Берлин.
Маквей отложил листки и посмотрел на Осборна.
— Вы молодчина, доктор. — Потом повернулся к Реммеру. — Это твой город. Что будем делать?
— То же, что и ребята из Лос-Анджелеса. Листать телефонный справочник.
* * *
7.45
— Каролина Хеннигер... — задумчиво произнес Маквей, когда «мерседес» Реммера притормозил перед дорогим антикварным магазином на Кант-штрассе. — Мы, собственно, не знаем, существуют ли у нее какие-то отношения с Либаргером. Она может быть знакомой Салеттла, его другом, даже любовницей...
— Вот и выясним! — Осборн вышел из машины и хлопнул дверцей. План разрабатывал он сам, и Маквей его одобрил. Он — американский врач и по просьбе коллеги из Калифорнии пытается разыскать доктора Салеттла. Реммер назовется его немецким другом и переводчиком, на случай, если Каролина Хеннигер не говорит по-английски.
Маквей и Нобл, оставаясь в машине, наблюдали за тем, как они вошли в дом. Напротив «мерседеса» Реммера на другой стороне улицы стоял светло-зеленый «БМВ», в котором сидели два немецких детектива.
Только что они обнаружили, что имя Каролины Хеннигер фигурирует и в списке приглашенных в Шарлоттенбургский дворец, и в списке абонентов доктора Салеттла. Маквей позвонил в Лос-Анджелес своему старому другу, кардиналу Чарли О'Коннелу. Насколько было известно, Шолл — примерный католик, жертвующий солидные суммы католическим благотворительным организациям. Кардинал наверняка хорошо его знал. В области религии у Шолла нет никаких преимуществ перед единоверцами. Просьба кардинала выполняется без промедления и без вопросов.
Маквей объяснил кардиналу, что находится в Берлине, куда по удачному стечению обстоятельств приехал и Эрвин Шолл, с которым ему совершенно необходимо увидеться. О'Коннел, не спросив его даже зачем, пообещал сразу же перезвонить; как только договорится с Шоллом о встрече.
— Не забывайте, — предупредил Реммер, когда они с Осборном поднимались по узкой лестнице в квартиру над антикварным магазином, — Каролина Хеннигер не совершала никакого преступления и не обязана отвечать на наши вопросы. Если она откажется разговаривать с нами, извинимся и уйдем.
Осборну не приходило в голову, что есть какие-то ограничения в их деятельности. Он разучился мыслить обычными человеческими мерками, отвык от нормального мира, где люди имеют право не отвечать на вопросы, если не пожелают.
Первая и вторая квартиры были расположены на лестничной площадке последнего этажа, третья квартира, в которой жила Каролина Хеннигер, — в конце длинного коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160