— Я ответил на все ваши вопросы, и даже более того. До свидания, детектив.
Маквей поднялся и достал из кармана пиджака две фотографии.
— Мистер Гёц, вы не возражаете, если я попрошу вашего клиента взглянуть на эти снимки?
Осборн наблюдал, как Гёц изучает фотографии.
— Кто эти люди? — спросил Гёц.
— Именно об этом я и хотел спросить у мистера Шолла.
Осборн внимательно смотрел, как Гёц, глядя на Шолла, передает ему фотографии. Шолл бросил взгляд на Маквея, затем на снимки, вздрогнул, но тут же овладел собой.
— Понятия не имею, — спокойно сказал он.
— Точно?
— Точно.
— Имена этих людей — Каролина и Иоганн Хеннигер. — Маквей помедлил. — Сегодня их убили.
И на этот раз на лице Шолла ничего не отразилось.
— Я же сказал вам, что не знаю этих людей.
Шолл передал фотографии Гёцу, повернулся и пошел к двери. Осборн смотрел на Маквея.
— Весьма признателен вам за сотрудничество, мистер Шолл, — быстро сказал Маквей. — Думаю, вы понимаете, что доктор Осборн никогда не мог примириться с гибелью своего отца. Я обещал предоставить ему возможность задать вам один вопрос. Очень простой. Не для протокола.
Шолл обернулся.
— Ваша назойливость выходит за рамки приличий.
Гёц распахнул дверь. Уже переступив порог, Шолл услышал вопрос Осборна:
— Вы решили пришить голову Элтона Либаргера к телу другого человека?
Шолл замер. Гёц тоже. Шолл медленно обернулся. Он был так растерян, словно с него публично сорвали одежду в момент эрекции. Маквею показалось, что Шолл сейчас расколется, но вместо этого он увидел на его лице надменно-презрительную маску.
— Вы начитались романов писателей-фантастов!
— Это не вымысел, — произнес Осборн.
В это время в дальнем конце зала отворилась дверь и вошел Салеттл.
— Где фон Хольден? — резко спросил его Шолл.
Эхо повторяло шаги Салеттла по мраморному полу.
— Фон Хольден наверху, в Королевских апартаментах.
От недавней нервозности Салеттла не осталось и следа: внешне он был спокоен.
— Приведите его сюда.
Салеттл усмехнулся.
— Боюсь, это невозможно. Ни в Королевские апартаменты, ни в Золотой Зал доступа больше нет.
— Что это значит?
Маквей и Осборн переглянулись. Что-то произошло, но что? Шолл тоже ничего не понимал.
— Я, кажется, вас спрашиваю!
— Лучше бы вы сами поднялись наверх. — Салеттл пересек комнату и остановился в двух шагах от Шолла и Гёца.
— Приведите сюда фон Хольдена! — приказал Гёцу Шолл.
Гёц кивнул и уже было двинулся к двери, как вдруг раздался выстрел. Гёц подпрыгнул, словно его ударили, схватился рукой за шею, затем поднес ладонь к лицу. Она была в крови. Круглыми от изумления глазами Гёц посмотрел в лицо Салеттлу, потом перевел изумленный взгляд на его руку, сжимающую маленький автоматический пистолет.
— Ты подстрелил меня, подонок, сука! — завопил Гёц, покачнулся и рухнул на пол.
— Бросьте пистолет! Сейчас же! — Левой рукой Маквей отстранял Осборна, а в правой уже держал свой револьвер.
— Разумеется, — ответил Салеттл, перевел взгляд на Шолла и улыбнулся. — Эти американцы чуть было все не испортили.
— Бросьте оружие, немедленно!
Шолл смерил Салеттла взглядом, исполненным презрения.
— Вида?
Салеттл усмехнулся.
— Она жила в Берлине почти четыре года.
— Как вы посмели? — Шолл выпрямился. Он был в бешенстве, ярость охватила его. — Как вы посмели взять на себя...
Первая пуля Салеттла вошла в горло Шолла как раз над галстуком-бабочкой, вторая — прямо в сердце, разорвав аорту. Салеттла залило кровью. Шолл пошатнулся; в глазах его застыло недоумение. Потом он упал как подкошенный, словно из-под ног у него выбили опору.
— Сейчас же бросьте оружие, или я пристрелю вас! — взревел Маквей, держа палец на спусковом крючке.
— Маквей, не надо! — заорал у него за спиной Осборн.
Салеттл опустил руку с пистолетом, и Маквей снял палец с курка.
Салеттл повернулся к ним. Он был смертельно бледен и перепачкан кровью. Его фигура во фраке казалась нелепой, напоминая зловещего, отвратительного клоуна.
— Вы не должны были вмешиваться! — Голос Салеттла дрожал от злобы.
— Бросьте пистолет на пол! — приказал Маквей; он приблизился к Салеттлу еще на несколько дюймов, полный решимости пристрелить его в любую секунду. Осборн умолял Маквея не убивать единственного человека, который знал о том, что произошло. В этом он был прав. Но Салеттл только что застрелил двоих; Маквей не позволит ему разделаться еще с двумя.
Салеттл смотрел на них, все также не выпуская оружия из опущенной руки.
— Бросьте пистолет на пол! — повторил Маквей.
— Настоящее имя Каролины Хеннигер — Вида, — сказал Салеттл. — Несколько лет назад Шолл приказал убить ее и мальчика. Я тайно привез их сюда, в Берлин, и изменил их имена. Она позвонила мне сразу же, как только скрылась от вас. Она думала, что вы из Организации. Что они нашли ее. — Салеттл помолчал и продолжал еле слышным шепотом: — Организация знала, куда вы направляетесь. Поэтому выйти на нее было очень легко. А затем — на меня. И все бы сорвалось.
— Вы убили их? — спросил Маквей.
— Да.
Осборн шагнул вперед; глаза его блестели от возбуждения.
— Вы сказали, все бы сорвалось. Что именно? О чем вы?
Салеттл не ответил.
— Каролина, или Вида, как бы там ее ни звали — она была женой Либаргера, — настаивал Осборн. — Мальчик — их сын.
Салеттл прошептал:
— Кроме того, она была моей дочерью.
— Господи!!
Осборн и Маквей переглянулись; обоих охватил ужас.
— Лечащий врач мистера Либаргера летит в Лос-Анджелес утренним рейсом, — сказал вдруг Салеттл ни с того ни с сего, словно приглашая их присоединиться к ней.
Осборн уставился на него.
— Черт побери, что вы люди? Вы убили моего отца, свою родную дочь и внука и Бог знает скольких еще. — Голос Осборна дрожал от гнева. — Почему? За что? Чтобы защитить Либаргера? Шолла? Эту вашу Организацию? Почему?
— Джентльмены, — тихо произнес Салеттл, — оставьте Германию немцам. Вы сегодня уже пережили один пожар. Боюсь, что из второго вам не выбраться, если вы сию же минуту не покинете здание. — Он силился улыбнуться, но не смог. Его глаза остановились на Осборне. — Почему-то считается, что это очень трудно, доктор. Вовсе нет.
В мгновение ока Салеттл сунул дуло пистолета в рот и спустил курок.
Глава 124
— Частное предпринимательство, — произнес Либаргер в микрофон, и голос его проник в самые отдаленные уголки Золотого Зала, — немыслимо в эпоху демократии.
Оно возможно лишь тогда, когда народ обладает здравой идеей власти и личности.
Он помолчал и, опершись на трибуну, изучал лица сидящих в зале. Эта его речь звучала не впервые, хотя он несколько видоизменил ее, и большинство уже слышало ее. Он произнес эту речь очень давно, двадцатого февраля тысяча девятьсот тридцать третьего года перед небольшой группой магнатов делового мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160