Пол чувствовал, что сейчас сорвется, но ничего не мог с собой поделать.
— Все в порядке, Пол, все нормально, — повторяла Вера.
Он резко обернулся к ней, глаза его сузились. Она полоумная, ничего не понимает! Его никто не понимает!
— Что нормально? Что нормально?! — яростно закричал он, похожий сейчас на затравленного ребенка. — Разве мне с этим справиться? Да никогда!
— О чем ты? — тихо спросила она.
— Сама знаешь!
— Нет, не знаю.
— Не ври мне!
— Я не вру.
— Что, вслух проговорить, да?
— Что проговорить?
— Я... Я должен теперь разыскивать этого Эрвина Шолла, — еле выговорил он. — Не могу! Не хочу! Это свыше моих сил! Неужели все с нуля? Никогда со мной об этом не говори, поняла?! — Теперь он орал во все горло. — Никогда! Я не хочу этим заниматься!
Тут его взгляд упал на джинсы, висевшие на стуле возле окна. Осборн кинулся к ним, но раненая нога подвернулась, и он упал навзничь, со всей силы ударившись спиной об пол. Он лежал на полу, перед глазами все расплывалось, потом он услышал чей-то плач. Кто-то сказал:
— Домой. Хочу домой.
Странно — голос вроде его собственный, только уж больно молодой. Осборн повернул голову, но вместо Веры увидел только тусклый серый свет. Он испугался, что ослеп, и крикнул:
— Вера! Вера!
Какой-то непонятный частый стук. Потом чья-то рука провела по его волосам, и Пол понял, что его голова лежит у нее на груди, а непонятный стук — это биение ее сердца. Вера сидела на полу, гладя и успокаивая его. Но глаза его по-прежнему застилала какая-то пелена: До него не сразу дошло, что он плачет.
* * *
— Вы уверены?
— Да, месье.
— И вы тоже?
— Да.
Лебрюн отложил в сторону фотографии Осборна и посмотрел на Маквея.
Они возвращались из парка в город, когда по радиотелефону поступило какое-то донесение. Маквей только разобрал имена «Мерримэн» и «Осборн». Потом Лебрюн объяснил:
— Мы напечатали фото Осборна в газетах. Администратор одного гольф-клуба сообщил, что утром видел американца, похожего на того, что на снимке. В клубе ему предложили воспользоваться телефоном и напоили кофе — он был мокрый и весь в грязи.
И вот опознание состоялось. Мокрый и грязный тип, ввалившийся утром в этот клуб, не кто иной, как Осборн.
Пьер Левинь не хотел впутываться в эту историю, но друзья заставили, сказали, что речь идет об убийстве и что у него могут быть серьезные неприятности, если он утаит это от полиции.
— Где этот человек сейчас? Что с ним случилось? Куда он звонил? — неторопливо спросил Маквей. Лебрюн переводил.
Левинь упирался, но под нажимом друзей в конце концов сдался, поставив только одно условие — чтобы его имя не трепали в газетах.
— Я ничего не знаю. Знаю только, что его увезла какая-то женщина.
Администратора и прибывшего с ним коллегу поблагодарили за честно выполненный гражданский долг и отпустили. Как только за ними закрылась дверь, Маквей сказал Лебрюну:
— Вера Моннере.
Француз покачал головой.
— Баррас и Мэтро уже поговорили с ней. Она не видела Осборна. О Мерримэне и Анри Канараке в жизни не слыхивала.
— Не смешите меня, Лебрюн. А что еще она могла сказать, — хмыкнул Маквей. — Вы ее квартиру осмотрели?
Лебрюн пожал плечами.
— Нет. Она торопилась, и разговор происходил в прихожей.
Американец простонал и закатил глаза.
— Извините, если сую нос в вашу методику расследования, но вы меня поражаете. Полиция ищет Осборна чуть ли не по всей Франции, а вы даже не проверили квартиру его подружки!
Лебрюн предпочел не отвечать. Он снял трубку и приказал группе полицейских прочесать местность в районе гольф-клуба — не отыщется ли автомат. Потом угрюмо закурил.
— Ваши люди хоть спросили, куда она так торопится? — сдерживаясь, спросил Маквей.
Лебрюн недоуменно уставился на него.
— Вы сказали, она куда-то торопилась, — пояснил американец. — Куда, черт побери?
Инспектор тяжело вздохнул и закрыл глаза. Это столкновение двух культур, иначе не назовешь. Американцы не имеют ни малейшего понятия о тактичности и приличиях.
— Попробую объяснить вам, mon ami. Париж, субботний вечер. Мадемуазель Моннере куда-то спешит. Возможно, на свидание. К премьер-министру. Мои сотрудники сочли себя не вправе проявлять чрезмерное любопытство.
Настала очередь Маквея тяжело вздыхать. Он подошел к Лебрюну и саркастически сказал:
— Mon ami, я вполне понимаю вашу проблему.
Мятый пиджак американца был расстегнут, и Лебрюн увидел торчащую из кобуры рукоятку револьвера 38-го калибра. Поразительно — полицейские всего мира давным-давно перешли на удобные и легкие автоматические пистолеты с магазином на десять, если не пятнадцать патронов, а Маквей таскает на себе шестизарядный «смит-и-вессон». С ним все ясно: несмотря на почтенный возраст, он воображает себя каким-то ковбоем.
— При всем уважении к Франции и к вам лично, — говорил между тем «ковбой», — мне нужно взять Осборна. Хочу потолковать с ним о Мерримэне. О Жане Па-каре. О наших безголовых покойничках. Конечно, вы можете сказать: «У вас был шанс, и вы его упустили». Ничего, я хочу попробовать еще разок. Я все понимаю и про деликатность, и про тактичность, но добыть этого сукина сына Осборна можно только через Веру Моннере, и мне совершенно наплевать, с кем там она трахается! Compenez-vous?
Глава 47
Полчаса спустя оба они сидели в неприметном «форде» Лебрюна, напротив дома № 18 по набережной Бетюн, где проживала Вера Моннере.
Даже в час пик от полицейского управления сюда можно было добраться за пять минут.
В полдвенадцатого (то есть четверть часа назад) Маквей и Лебрюн вошли в подъезд и поговорили с швейцаром. Он сказал, что мадемуазель Моннере ушла. Маквей спросил, могла ли она вернуться к себе каким-нибудь другим путем. Да, через черный ход, по лестнице для слуг, но это совершенно невероятно.
— Мадемуазель не пользуется лестницей для слуг, — с неподражаемым апломбом заявил швейцар.
— Спросите у него, могу ли я отсюда позвонить в ее квартиру? — попросил Маквей у своего коллеги.
— Можете, месье, — ответил швейцар по-английски. — У госпожи Моннере внутренний номер — 2-4-5.
Маквей набрал номер, подождал, потом повесил трубку.
— Нет дома или не подходит. Пойдем?
— Минутку. — Лебрюн протянул швейцару карточку. — Когда она вернется, пусть позвонит мне. Спасибо.
* * *
Маквей посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. В окнах Веры Моннере света не было.
— По-моему, согласно вашим американским методам, нам следует туда вломиться, — усмехнулся Лебрюн. — Тихонечко подняться по черной лестнице, поковырять в замке булавкой, да?
Маквей взглянул на Лебрюна и очень серьезно спросил:
— В каких вы отношениях с Интерполом?
Настало время поговорить об информации, которую сообщил Бенни Гроссман.
— В таких же, как и вы, — улыбнулся Лебрюн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
— Все в порядке, Пол, все нормально, — повторяла Вера.
Он резко обернулся к ней, глаза его сузились. Она полоумная, ничего не понимает! Его никто не понимает!
— Что нормально? Что нормально?! — яростно закричал он, похожий сейчас на затравленного ребенка. — Разве мне с этим справиться? Да никогда!
— О чем ты? — тихо спросила она.
— Сама знаешь!
— Нет, не знаю.
— Не ври мне!
— Я не вру.
— Что, вслух проговорить, да?
— Что проговорить?
— Я... Я должен теперь разыскивать этого Эрвина Шолла, — еле выговорил он. — Не могу! Не хочу! Это свыше моих сил! Неужели все с нуля? Никогда со мной об этом не говори, поняла?! — Теперь он орал во все горло. — Никогда! Я не хочу этим заниматься!
Тут его взгляд упал на джинсы, висевшие на стуле возле окна. Осборн кинулся к ним, но раненая нога подвернулась, и он упал навзничь, со всей силы ударившись спиной об пол. Он лежал на полу, перед глазами все расплывалось, потом он услышал чей-то плач. Кто-то сказал:
— Домой. Хочу домой.
Странно — голос вроде его собственный, только уж больно молодой. Осборн повернул голову, но вместо Веры увидел только тусклый серый свет. Он испугался, что ослеп, и крикнул:
— Вера! Вера!
Какой-то непонятный частый стук. Потом чья-то рука провела по его волосам, и Пол понял, что его голова лежит у нее на груди, а непонятный стук — это биение ее сердца. Вера сидела на полу, гладя и успокаивая его. Но глаза его по-прежнему застилала какая-то пелена: До него не сразу дошло, что он плачет.
* * *
— Вы уверены?
— Да, месье.
— И вы тоже?
— Да.
Лебрюн отложил в сторону фотографии Осборна и посмотрел на Маквея.
Они возвращались из парка в город, когда по радиотелефону поступило какое-то донесение. Маквей только разобрал имена «Мерримэн» и «Осборн». Потом Лебрюн объяснил:
— Мы напечатали фото Осборна в газетах. Администратор одного гольф-клуба сообщил, что утром видел американца, похожего на того, что на снимке. В клубе ему предложили воспользоваться телефоном и напоили кофе — он был мокрый и весь в грязи.
И вот опознание состоялось. Мокрый и грязный тип, ввалившийся утром в этот клуб, не кто иной, как Осборн.
Пьер Левинь не хотел впутываться в эту историю, но друзья заставили, сказали, что речь идет об убийстве и что у него могут быть серьезные неприятности, если он утаит это от полиции.
— Где этот человек сейчас? Что с ним случилось? Куда он звонил? — неторопливо спросил Маквей. Лебрюн переводил.
Левинь упирался, но под нажимом друзей в конце концов сдался, поставив только одно условие — чтобы его имя не трепали в газетах.
— Я ничего не знаю. Знаю только, что его увезла какая-то женщина.
Администратора и прибывшего с ним коллегу поблагодарили за честно выполненный гражданский долг и отпустили. Как только за ними закрылась дверь, Маквей сказал Лебрюну:
— Вера Моннере.
Француз покачал головой.
— Баррас и Мэтро уже поговорили с ней. Она не видела Осборна. О Мерримэне и Анри Канараке в жизни не слыхивала.
— Не смешите меня, Лебрюн. А что еще она могла сказать, — хмыкнул Маквей. — Вы ее квартиру осмотрели?
Лебрюн пожал плечами.
— Нет. Она торопилась, и разговор происходил в прихожей.
Американец простонал и закатил глаза.
— Извините, если сую нос в вашу методику расследования, но вы меня поражаете. Полиция ищет Осборна чуть ли не по всей Франции, а вы даже не проверили квартиру его подружки!
Лебрюн предпочел не отвечать. Он снял трубку и приказал группе полицейских прочесать местность в районе гольф-клуба — не отыщется ли автомат. Потом угрюмо закурил.
— Ваши люди хоть спросили, куда она так торопится? — сдерживаясь, спросил Маквей.
Лебрюн недоуменно уставился на него.
— Вы сказали, она куда-то торопилась, — пояснил американец. — Куда, черт побери?
Инспектор тяжело вздохнул и закрыл глаза. Это столкновение двух культур, иначе не назовешь. Американцы не имеют ни малейшего понятия о тактичности и приличиях.
— Попробую объяснить вам, mon ami. Париж, субботний вечер. Мадемуазель Моннере куда-то спешит. Возможно, на свидание. К премьер-министру. Мои сотрудники сочли себя не вправе проявлять чрезмерное любопытство.
Настала очередь Маквея тяжело вздыхать. Он подошел к Лебрюну и саркастически сказал:
— Mon ami, я вполне понимаю вашу проблему.
Мятый пиджак американца был расстегнут, и Лебрюн увидел торчащую из кобуры рукоятку револьвера 38-го калибра. Поразительно — полицейские всего мира давным-давно перешли на удобные и легкие автоматические пистолеты с магазином на десять, если не пятнадцать патронов, а Маквей таскает на себе шестизарядный «смит-и-вессон». С ним все ясно: несмотря на почтенный возраст, он воображает себя каким-то ковбоем.
— При всем уважении к Франции и к вам лично, — говорил между тем «ковбой», — мне нужно взять Осборна. Хочу потолковать с ним о Мерримэне. О Жане Па-каре. О наших безголовых покойничках. Конечно, вы можете сказать: «У вас был шанс, и вы его упустили». Ничего, я хочу попробовать еще разок. Я все понимаю и про деликатность, и про тактичность, но добыть этого сукина сына Осборна можно только через Веру Моннере, и мне совершенно наплевать, с кем там она трахается! Compenez-vous?
Глава 47
Полчаса спустя оба они сидели в неприметном «форде» Лебрюна, напротив дома № 18 по набережной Бетюн, где проживала Вера Моннере.
Даже в час пик от полицейского управления сюда можно было добраться за пять минут.
В полдвенадцатого (то есть четверть часа назад) Маквей и Лебрюн вошли в подъезд и поговорили с швейцаром. Он сказал, что мадемуазель Моннере ушла. Маквей спросил, могла ли она вернуться к себе каким-нибудь другим путем. Да, через черный ход, по лестнице для слуг, но это совершенно невероятно.
— Мадемуазель не пользуется лестницей для слуг, — с неподражаемым апломбом заявил швейцар.
— Спросите у него, могу ли я отсюда позвонить в ее квартиру? — попросил Маквей у своего коллеги.
— Можете, месье, — ответил швейцар по-английски. — У госпожи Моннере внутренний номер — 2-4-5.
Маквей набрал номер, подождал, потом повесил трубку.
— Нет дома или не подходит. Пойдем?
— Минутку. — Лебрюн протянул швейцару карточку. — Когда она вернется, пусть позвонит мне. Спасибо.
* * *
Маквей посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. В окнах Веры Моннере света не было.
— По-моему, согласно вашим американским методам, нам следует туда вломиться, — усмехнулся Лебрюн. — Тихонечко подняться по черной лестнице, поковырять в замке булавкой, да?
Маквей взглянул на Лебрюна и очень серьезно спросил:
— В каких вы отношениях с Интерполом?
Настало время поговорить об информации, которую сообщил Бенни Гроссман.
— В таких же, как и вы, — улыбнулся Лебрюн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160