— Идемте, — улыбнулся фон Хольден и встал. — Сейчас мы с вами — просто туристы, как и все остальные. Давайте-ка расслабимся и отдохнем.
Они пересекли платформу и вошли в один из нескольких коротких скальных туннелей. В туннеле были вырублены огромные окна; из них открывался вид на залитую солнцем долину, на Кляйне-Шайдегг, Гриндельвальде и Интерлакен. Фон Хольден видел этот пейзаж неоднократно, но всякий раз у него сильнее прежнего захватывало дух, как если бы весь мир лежал у его ног. Машинист подал сигнал, и пассажиры поспешили к поезду.
Именно в этот момент фон Хольден увидел далеко внизу состав, подползающий к Кляйне-Шайдегг. У него внезапно перехватило дыхание, сердце отчаянно заколотилось, перед глазами зазмеились ало-зеленые полосы...
— Что с вами? — спросила Вера.
Фон Хольден покачнулся, затем глубоко вдохнул и расправил плечи, отгоняя от себя кошмарные видения.
— Спасибо, ничего. — Он взял ее под руку и повел к поезду. — Должно быть, боязнь высоты.
Фон Хольден лгал. При чем тут высота и усталость? Его приступ вызван другой причиной — предвестием. Оно означало только одно: в том поезде едет Осборн.
Глава 142
Поезд уже вышел из Кляйне-Шайдегга и по длинному склону поднимался к Эйгеру, а на душе у Осборна становилось все тяжелее. Крашеная блондинка — ее звали Конни, и она была дважды разведена — все время пыталась разговорить Осборна. В конце концов он не выдержал, извинился и перешел в первый вагон. Он должен сосредоточиться. Через сорок минут с небольшим он будет в Юнгфрауйохе. Ему надо продумать каждый свой шаг с того момента, когда он ступит на перрон. Осборн снова почувствовал за поясом тяжесть револьвера 38-го калибра и почему-то вспомнил о снежных лавинах. Он знал, что выстрелы в горах иногда вызывают сокрушительные снежные обвалы. Спасательные команды и горнолыжные базы пользовались специальными ружьями, чтобы привести в движение снежные лавины и очистить от них горы перед тем, как допустить сюда туристов. Но сейчас середина октября, погода стоит ясная. С чего бы ему думать о снежных лавинах?
Однако эта мысль упорно не выходила у Осборна из головы. Подсознание цепко держалось за нее. Середина октября... Но ведь фон Хольден с определенной целью направляется в занесенные снегом горы. Юнгфрауйох лежит на высоте более одиннадцати тысяч футов и построен на вершине ледника... Там ведь зрелище для туристов — залы, вырубленные во льду.
Холод. Вечная мерзлота. Ледники. Вмерзшие в лед тела людей и животных, прекрасно сохранившиеся в веках. Возможно ли, чтобы Юнгфрауйох был центром экспериментальной хирургии? Неужели этот островок горного туризма — всего лишь прикрытие, а в глубинах ледника проводятся тайные хирургические операции?
Скрежет шестерней и стук колес становились все отчетливей.
Осборн внезапно бросился в соседний вагон.
— Конни, — сказал он, плюхаясь на сиденье рядом с блондинкой, — вы ведь бывали прежде в Юнгфрауйохе?
— Ну разумеется, котик.
— Там есть места, закрытые для посещения туристов?
— Что это ты задумал, дорогой? — улыбнулась Конни и поцарапала его длинными ногтями по бедру.
Осборн понял, что она уже на взводе, видимо, приняла один-два стаканчика мартини. Только этого ему и не хватало.
— Послушай, Конни. Я хочу кое-что выяснить. И больше ни-че-го. Ничего абсолютно, поняла? Так что, пожалуйста, будь хорошей девочкой и постарайся вспомнить.
— А ты мне нравишься!
— Вижу.
— Ну погоди, я должна подумать.
Она встала и подошла к окну; это далось ей с трудом, потому что вагон сильно раскачивало — поезд шел в гору, к самому Эйгеру, под углом почти в сорок градусов. Внезапно в вагоне потемнело — они въезжали в туннель.
Через пять минут Осборн и Конни стояли на станции Эйгерванд у окна, вырубленного в скале. Конни взяла Осборна под руку и прижалась к нему.
— Мне, право, неловко, но так кружится голова...
Осборн взглянул на часы. Фон Хольден уже в Юнгфрауйохе или, по крайней мере, подъезжает туда. Может, он ошибся в своих предположениях насчет экспериментального хирургического центра? И фон Хольден, как он и думал раньше, просто встретится с кем-то, передаст содержимое рюкзака и поедет обратно? Тогда это — дело нескольких секунд.
— Метеостанция, — выпалила вдруг Конни, когда они возвращались к поезду.
— Что?
— Метеостанция. Ну, знаешь, что-то вроде обсерватории.
Мимо пополз встречный состав из Юнгфрауйоха.
— Золотце, ты меня слушаешь, или я так, болтаю сама с собой?
— Я тебя слушаю. — Осборн не сводил глаз со встречного поезда. Тот шел так медленно, что можно было разглядеть лица пассажиров. Но никого из них раньше Осборн не видел.
Они вернулись в свой вагон, поезд вошел в туннель и двинулся вверх, набирая скорость.
— Извини. Ты говорила о...
— ...о метеостанции! Ты разве не спрашивал, есть ли там места, куда не пускают туристов? Я и говорю: метеостанция. Она высоко. Там, видимо, разрабатывают правительственные программы или что-то в этом роде. Ну и кухня там, конечно.
— Какая кухня?
— Кухня ресторана. А зачем тебе это нужно?
— Так... Я... я пишу книгу.
— Солнышко мое. — Конни снова положила руку на бедро Осборна, придвинулась к самому его уху и зашептала: — Не пишешь ты никакую книгу. Иначе ты не стал бы ничего выспрашивать, а подождал бы, пока мы приедем, и увидел все сам. И еще, — она жарко дышала ему в ухо, — я знаю, что за поясом у тебя торчит пушка. Ты что, задумал кого-то прикончить? — Конни отодвинулась и улыбнулась. — Пообещай мне только одно, милый, ладно? Когда соберешься стрелять — крикни. Чтобы я успела отвалить в сторонку.
Глава 143
Эйсмеер был последней остановкой перед Юнгфрауйохом. Как и в Эйгерванде, поезд остановился и пассажиры, выглядывая из огромных, прорубленных в горе окон, ахали, охали и щелкали фотоаппаратами. Однако видели они совсем не то, что в Эйгерванде и во всех других местах, через которые проезжали. Вместо лугов, озер и темно-зеленых лесов, пронизанных ласковыми лучами осеннего солнца, перед глазами до самого горизонта простиралась белая, покрытая льдом пустыня. Вдали закатное солнце осветило багрянцем снежную шапку на самой высокой вершине; в бескрайнем небе плыли мелкие клочья облаков. Возможно, утром или в полдень этот пейзаж выглядел бы иначе; но сейчас, в преддверии сумерек, он казался холодным и зловещим. Чужая, враждебная стихия, отвергающая человека. Осборну чудилось, будто сама природа предостерегает его: если тебе придется случайно или намеренно бродить здесь в одиночестве, вдали от людей, вдали от поездов — знай, что это место, не твое. Здесь ты будешь совсем один. И Господь не защитит тебя.
Раздался свисток, и пассажиры поспешили к поезду. Осборн взглянул на часы. Десять минут пятого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160