Он сделал глупость. Но ведь это чужой для него мир — мир вечных подозрений, где каждый шаг может обернуться гибелью.
Наконец он оторвался от окна и посмотрел на Маквея.
— Кто эти люди? Зачем они все это затеяли?
Маквей пожал плечами.
— Вы знаете, что человек, которого вы застрелили, был из Штази?
— Это она вам сказала?
— Да.
— Она права.
Осборн недоверчиво протянул:
— Так вы знали?..
Маквей не ответил, промолчал и Нобл.
— Позвольте сказать вам то, чего вы еще наверняка не знаете. Премьер-министр Франции подал в отставку. Об этом будет объявлено завтра утром. Он был вынужден уйти под давлением своей политической партии, потому что был противником новой роли Франции в Европейском сообществе. Он считает, что Германия пытается захватить все ключевые позиции.
— Это не новость. — Нобл отвернулся и заговорил с шофером.
— Нет, новость, потому что сделал он это, опасаясь за свою жизнь и жизнь своих близких, в том числе и Веры.
Маквей и Нобл переглянулись.
— Вы так думаете или это она так сказала? — спросил Маквей.
Осборн пристально посмотрел на него.
— Вера напугана, понимаете? По многим причинам.
— Вы не особенно облегчили ее положение. В следующий раз, когда я скажу вам, как себя вести, будьте любезны следовать моим инструкциям.
Маквей отвернулся от него и уставился в окно. Изредка встречные машины своими фарами освещали салон «ровера», но большую часть пути они проделали в темноте.
Осборн откинулся на спинку сиденья. Ему казалось, что никогда в жизни он не испытывал такой усталости. Ныла каждая мышца, больно было даже дышать. Заснуть бы... Осборн уже не мог припомнить, когда последний раз спал по-человечески. Он рассеянно провел ладонью по шершавому подбородку и подумал, что не мешало бы побриться. Покосившись на Маквея, он увидел такую же усталость на его лице. Синие круги под глазами, отросшая седая щетина на подбородке. Одежда, хоть свежая и чистая, выглядела так, будто он спал в ней неделю. Нобл, сидевший впереди, выглядел не лучше.
«Ровер» притормозил, свернул в переулок и, проехав квартал, остановился перед подземным гаражом. Осборн спросил, куда они направляются.
— В Берлин, — отрезал Маквей.
— В Берлин?..
Два полисмена подошли к остановившейся машине и открыли дверцы.
— Сюда, джентльмены.
Полицейские повели их по коридору, потом — по бетонированной площадке перед ангаром. Они оказались в дальней части небольшого частного аэродрома. На летном поле их ожидал двухмоторный самолет. В салоне горел свет, по фюзеляжу спускалась складная лестница.
— Вы летите в Берлин, — сказал Маквей Осборну, — чтобы дать показания под присягой немецкому судье о том, что рассказал вам Мерримэн перед тем, как его застрелили.
— Вы имеете в виду Шолла?
Маквей молча кивнул.
Осборн почувствовал, как у него зачастил пульс.
— Он в Берлине?
— Да.
Нобл первым забрался в самолет.
— Моя задача помочь вам получить ордер на арест? — спросил Осборн.
— Я хочу поговорить с ним. — Маквей начал подниматься по лестнице.
Осборна охватило чувство эйфории. Он и обратился к Маквею для того, чтобы с его помощью добраться до Шолла!
— Я хотел бы присутствовать при этом разговоре, — сказал Осборн.
— Я так и предполагал. — Маквей исчез внутри самолета.
Глава 85
— Сами видите, никаких следов борьбы или насилия. Ограда по всему периметру просматривается на мониторах, кроме того, вдоль нее ходит патруль с собаками. Никаких признаков нарушения границ поместья не замечено, — отрапортовал дежурный офицер.
Начальник службы безопасности поместья «Анлеге-платц», худой, лысеющий Георг Шпрингер, прошелся по огромной спальне Элтона Либаргера, бросил взгляд на смятую постель. Было 3.25 утра, четверг.
Шпрингера разбудили около трех, когда обнаружили, что Либаргера нет в спальне. Он сразу же вызвал диспетчерскую, на мониторах которой постоянно просматривались все двадцать миль ограды, главные ворота, служебный вход около гаражей и около мили примыкающей к поместью дороги. За последние четыре часа никто не покидал территорию и никто не входил внутрь.
Шпрингер последний раз оглядел комнату Либаргера и пошел к двери.
— Может, он плохо себя почувствовал и отправился за помощью? А может, во сне куда-нибудь забрел и теперь сам не знает, куда попал? Сколько человек на дежурстве?
— Семнадцать.
— Всех соберите. Тщательно обыщите всю территорию, весь дом, включая все комнаты, все спальни. Мне наплевать, если кто-то будет недоволен. Я пошел будить Салеттла. Приступайте.
* * *
Элтон Либаргер сидел в кресле с высокой спинкой и смотрел на Джоанну. За пять минут она ни разу не шевельнулась. Если б не мерно подымавшаяся и опускавшаяся пышная грудь под ночной сорочкой, он махнул бы рукой на свои намерения и позвал кого-нибудь на помощь, решив, что она умерла.
Часа не прошло, как он нашел видеокассету.
Мучаясь бессонницей, он забрел в библиотеку — почитать что-нибудь на ночь. Он уже пытался заснуть, даже слегка задремал, но сон был тяжелым, со странными видениями — мелькали знакомые и незнакомые лица, места, события, начиная с довоенной Европы и до сегодняшнего дня.
В библиотеке он взял несколько газет и журналов. Спать все еще не хотелось, и он вышел в сад. В бунгало, где жили его племянники, Эдвард и Эрик, горел свет.
Подойдя к двери, он постучал. Никто не ответил. Он вошел.
Ярко освещенная гостиная с огромным камином, дорогой мебелью, множеством аудио— и видеоаппаратуры, с полками, забитыми спортивными трофеями, была пуста. Двери в спальни закрыты.
Либаргер подумал, что племянники спят, и собирался уйти, но тут на глаза ему попал конверт, лежавший на полке у двери. На нем была надпись «Дядя Либаргер».
Он подумал, что конверт предназначен ему, и распечатал его. Внутри лежала видеокассета. Либаргер вернулся к себе и вставил кассету в видеомагнитофон. Уселся поудобней и приготовился смотреть, что за сюрприз приготовили ему племянники.
Сначала он увидел Эрика и Эдварда, перебрасывающихся мячом, потом — фрагмент беседы на политические темы, которая недавно состоялась у него с профессором Цюрихского университета. А потом пошла постыдная сцена в спальне. Они с Джоанной в кровати, цифры, бегущие по экрану, голый фон Хольден на заднем плане...
Он привык относиться к Джоанне как к другу, как к помощнице. Она была ему как сестра или даже дочь. То, что увидел Либаргер, привело его в ужас. Как это могло произойти?.. Ведь он ничего не помнит!..
Перед ним встал вопрос: какую роль в этом постыдном, мерзком представлении играла Джоанна? Возможно, это часть бесчестной игры, затеянной фон Хольденом? В гневе, чувствуя сильное отвращение, он отправился в ее комнату. Разбудив Джоанну, он потребовал, чтобы она немедленно посмотрела пленку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Наконец он оторвался от окна и посмотрел на Маквея.
— Кто эти люди? Зачем они все это затеяли?
Маквей пожал плечами.
— Вы знаете, что человек, которого вы застрелили, был из Штази?
— Это она вам сказала?
— Да.
— Она права.
Осборн недоверчиво протянул:
— Так вы знали?..
Маквей не ответил, промолчал и Нобл.
— Позвольте сказать вам то, чего вы еще наверняка не знаете. Премьер-министр Франции подал в отставку. Об этом будет объявлено завтра утром. Он был вынужден уйти под давлением своей политической партии, потому что был противником новой роли Франции в Европейском сообществе. Он считает, что Германия пытается захватить все ключевые позиции.
— Это не новость. — Нобл отвернулся и заговорил с шофером.
— Нет, новость, потому что сделал он это, опасаясь за свою жизнь и жизнь своих близких, в том числе и Веры.
Маквей и Нобл переглянулись.
— Вы так думаете или это она так сказала? — спросил Маквей.
Осборн пристально посмотрел на него.
— Вера напугана, понимаете? По многим причинам.
— Вы не особенно облегчили ее положение. В следующий раз, когда я скажу вам, как себя вести, будьте любезны следовать моим инструкциям.
Маквей отвернулся от него и уставился в окно. Изредка встречные машины своими фарами освещали салон «ровера», но большую часть пути они проделали в темноте.
Осборн откинулся на спинку сиденья. Ему казалось, что никогда в жизни он не испытывал такой усталости. Ныла каждая мышца, больно было даже дышать. Заснуть бы... Осборн уже не мог припомнить, когда последний раз спал по-человечески. Он рассеянно провел ладонью по шершавому подбородку и подумал, что не мешало бы побриться. Покосившись на Маквея, он увидел такую же усталость на его лице. Синие круги под глазами, отросшая седая щетина на подбородке. Одежда, хоть свежая и чистая, выглядела так, будто он спал в ней неделю. Нобл, сидевший впереди, выглядел не лучше.
«Ровер» притормозил, свернул в переулок и, проехав квартал, остановился перед подземным гаражом. Осборн спросил, куда они направляются.
— В Берлин, — отрезал Маквей.
— В Берлин?..
Два полисмена подошли к остановившейся машине и открыли дверцы.
— Сюда, джентльмены.
Полицейские повели их по коридору, потом — по бетонированной площадке перед ангаром. Они оказались в дальней части небольшого частного аэродрома. На летном поле их ожидал двухмоторный самолет. В салоне горел свет, по фюзеляжу спускалась складная лестница.
— Вы летите в Берлин, — сказал Маквей Осборну, — чтобы дать показания под присягой немецкому судье о том, что рассказал вам Мерримэн перед тем, как его застрелили.
— Вы имеете в виду Шолла?
Маквей молча кивнул.
Осборн почувствовал, как у него зачастил пульс.
— Он в Берлине?
— Да.
Нобл первым забрался в самолет.
— Моя задача помочь вам получить ордер на арест? — спросил Осборн.
— Я хочу поговорить с ним. — Маквей начал подниматься по лестнице.
Осборна охватило чувство эйфории. Он и обратился к Маквею для того, чтобы с его помощью добраться до Шолла!
— Я хотел бы присутствовать при этом разговоре, — сказал Осборн.
— Я так и предполагал. — Маквей исчез внутри самолета.
Глава 85
— Сами видите, никаких следов борьбы или насилия. Ограда по всему периметру просматривается на мониторах, кроме того, вдоль нее ходит патруль с собаками. Никаких признаков нарушения границ поместья не замечено, — отрапортовал дежурный офицер.
Начальник службы безопасности поместья «Анлеге-платц», худой, лысеющий Георг Шпрингер, прошелся по огромной спальне Элтона Либаргера, бросил взгляд на смятую постель. Было 3.25 утра, четверг.
Шпрингера разбудили около трех, когда обнаружили, что Либаргера нет в спальне. Он сразу же вызвал диспетчерскую, на мониторах которой постоянно просматривались все двадцать миль ограды, главные ворота, служебный вход около гаражей и около мили примыкающей к поместью дороги. За последние четыре часа никто не покидал территорию и никто не входил внутрь.
Шпрингер последний раз оглядел комнату Либаргера и пошел к двери.
— Может, он плохо себя почувствовал и отправился за помощью? А может, во сне куда-нибудь забрел и теперь сам не знает, куда попал? Сколько человек на дежурстве?
— Семнадцать.
— Всех соберите. Тщательно обыщите всю территорию, весь дом, включая все комнаты, все спальни. Мне наплевать, если кто-то будет недоволен. Я пошел будить Салеттла. Приступайте.
* * *
Элтон Либаргер сидел в кресле с высокой спинкой и смотрел на Джоанну. За пять минут она ни разу не шевельнулась. Если б не мерно подымавшаяся и опускавшаяся пышная грудь под ночной сорочкой, он махнул бы рукой на свои намерения и позвал кого-нибудь на помощь, решив, что она умерла.
Часа не прошло, как он нашел видеокассету.
Мучаясь бессонницей, он забрел в библиотеку — почитать что-нибудь на ночь. Он уже пытался заснуть, даже слегка задремал, но сон был тяжелым, со странными видениями — мелькали знакомые и незнакомые лица, места, события, начиная с довоенной Европы и до сегодняшнего дня.
В библиотеке он взял несколько газет и журналов. Спать все еще не хотелось, и он вышел в сад. В бунгало, где жили его племянники, Эдвард и Эрик, горел свет.
Подойдя к двери, он постучал. Никто не ответил. Он вошел.
Ярко освещенная гостиная с огромным камином, дорогой мебелью, множеством аудио— и видеоаппаратуры, с полками, забитыми спортивными трофеями, была пуста. Двери в спальни закрыты.
Либаргер подумал, что племянники спят, и собирался уйти, но тут на глаза ему попал конверт, лежавший на полке у двери. На нем была надпись «Дядя Либаргер».
Он подумал, что конверт предназначен ему, и распечатал его. Внутри лежала видеокассета. Либаргер вернулся к себе и вставил кассету в видеомагнитофон. Уселся поудобней и приготовился смотреть, что за сюрприз приготовили ему племянники.
Сначала он увидел Эрика и Эдварда, перебрасывающихся мячом, потом — фрагмент беседы на политические темы, которая недавно состоялась у него с профессором Цюрихского университета. А потом пошла постыдная сцена в спальне. Они с Джоанной в кровати, цифры, бегущие по экрану, голый фон Хольден на заднем плане...
Он привык относиться к Джоанне как к другу, как к помощнице. Она была ему как сестра или даже дочь. То, что увидел Либаргер, привело его в ужас. Как это могло произойти?.. Ведь он ничего не помнит!..
Перед ним встал вопрос: какую роль в этом постыдном, мерзком представлении играла Джоанна? Возможно, это часть бесчестной игры, затеянной фон Хольденом? В гневе, чувствуя сильное отвращение, он отправился в ее комнату. Разбудив Джоанну, он потребовал, чтобы она немедленно посмотрела пленку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160