Юный князь стиснул зубы, протолкнул в грудь сухой комок, заткнувший горло, сухим языком пропел по пересохшему нёбу. В животе противно, срамно заурчало. Данахай по-прежнему молчал.
«Сейчас мы двинемся. Вот сейчас».
Отряд на третьем, правом холме Ма-тун, стоял не двигаясь уже два часа. Сражение кипело прямо передними, но Данахай все не отдавал приказа двигаться. И это «сейчас, вот-вот» словно камень висело над мрачно молчавшим отрядом.
«Он предатель? Или сам трус?» — думал Далан-ан-Эрру, чувствуя, как страх отступает перед тоской ожидания.
Словно отвечая на его молчаливый вопрос, этот надменный от своей власти простолюдин низким своим хриплым голосом проговорил:
— Пока мы стоим здесь, вон те, — он указал рукой с нагайкой на ременной петле, — тоже не двинутся. И не ударят по нашим. Своим ничегонеделаньем мы держим их как клещами, — мрачно хмыкнул он.
— И сколько нам вот так стоять? — осмелился осведомиться Далан.
— Сколько придется, — спокойно ответил Данахай и погладил клинышек крашенной в красный цвет бороды.
Внизу резали друг друга пехотинцы в красном и серо-золотом. Данахай приложил руку домиком ко лбу и который уж раз посмотрел на откос у дамбы. Возле нее шла кровавая свалка, и, кто кого режет, кто одолевает, было совершенно непонятно. Дальний южный горизонт медленно лиловел — надвигалась полоса туч, которые завтра-послезавтра разразятся долгими дождями. Данахай посмотрел направо. И тут увидел то, чего так долго ждал. Он повернулся, щурясь на солнце, к молодому своему левому помощнику и сказал, щеря желтые винные зубы:
— Вот и наш час. — Он показал на дамбу. С той стороны реки в облаке пыли через дамбу ползла темная длинная змея. Единственное, что можно было различить, — бунчук с семью красными хвостами. — Тарни-ан-Мори. Теперь, — он повернулся к трубачу, — труби, чтоб аж жопа треснула! Вперед! — Обернулся к Далану-ан-Эрру. — Надо прикрыть дамбу, чтобы наши прошли. Иди, тебе первому.
Далан-ан-Эрру, сглотнув страх, выпрямился и двинул коня. Не оглядываясь. Даже если его люди и не пойдут за ним, он не окажется трусом. Никогда.
Наверное, умей раздавленный слизень чувствовать, он чувствовал бы себя точно так же. Тело превратилось в сплошной студень, на свет смотреть было невыносимо, двигать глазами, головой да просто думать было настолько больно, что хотелось завыть. Но вместо звука из горла толчками шла горькая едкая рвота. И сейчас он с радостью сменял бы мучительное возвращение к жизни на уютную смерть.
С ним что-то делали. Наверное, что-то правильное, делали милосердно, даже заботливо и осторожно, но Ономори ненавидел сейчас своих заботливых хранителей. С мукой подняв взгляд, он увидел то, что должен был увидеть, — в лучах заходящего солнца Красного Дракона в блеске своей славы. Победителя. В красных лучах солнца и красной чужой крови, красного с ног до головы, и конь его был красен, и меч из бесценной стали был красен, как медный меч самого простого пехотинца. Глаза его сияли, и в них отражалось алое предбуревое закатное солнце. Губы его шевелились, но Ономори слышал только навязчивый, приливающий в голову вместе с болью гул. Он понимал, что наставник и государь его спрашивает, какую он желает награду.
Ономори застонал и попросил яду.
Дожди лили уже вторую неделю. Не перейди они Орон, восстание потонуло бы в грязи. Народ разошелся бы по домам, а потом, с наступлением сухого сезона, государевы войска потопили бы север в крови. Теперь же мятежники были в срединной части, в самом сердце Края Утреннего Солнца, Срединного Государства, Средоточия Мира. Здесь дороги поддерживались в отличном состоянии — тысячи крестьян отрабатывали каждый год дорожную повинность, так что по насыпям в любую погоду могли пройти в ряд шесть колесниц. Впрочем, у Красного Дракона колесниц не было, зато были варвары князя Анао, чьи лохматые коньки не знали усталости и не боялись бездорожья.
Ономори пришел в себя окончательно на десятый день после сражения. Его уже не воротило от еды, он уже мог смотреть на свет, и мускулы лица не сводило от любого движения. Он даже мог ехать верхом, но недолго. Однако по приказу Красного Дракона его везли в паланкине, а рядом, как всегда, невозмутимо и бдительно маячили Пес и Бык.
Его всегда устраивали наилучшим образом — в самом телом и сухом доме. Красный Дракон Тахэй-ан-Лин заботился о своем провидце больше, чем мог бы о родном сыне, будь у него таковой. Правда, Ономори не раз уж слышал, как солдаты шептались, будто бы он и на самом деле незаконный сын Красного Дракона.
Армия шла, оставляя за собой вонь и кучи мусора и дерьма по обочинам ухоженных дорог, а также насаженные на кол трупы мародеров. Красный Дракон не желал ссориться с будущими подданными. Как ни странно, среди этих трупов почти не было варваров — Анао тоже не желал настраивать против себя тех, в чьей стране ему предстояло жить. «Пусть привыкают к нам, — говорил он своим военачальникам. — Пусть приучаются уважать нас и бояться. Пусть приучаются полагаться на нас и привыкают к мысли, что им без нас никак. Поопасаются потом нас задирать, когда будем жить рядом».
Армия шла на столицу. Ибо, как говорит мудрый Тумма-сат, кто владеет столицей, тот владеет государством. Армия воняла, стонала, орала, пела, угрюмо громыхала и ползла, ползла на юг, как бронзовый дракон.
Ономори в тот день обнаружил, что от него воняет страшно, хуже, чем от целой армии немытых варваров. Оно и понятно — сколько дней он провалялся без сил? Даже если за ним и ухаживали, все ж он не дома в постели, да и от любого больного при самом лучшем уходе исходит отвратительный запах немощи и тления. А тут еще и все остальное крепко примешалось.
В тот же самый день, когда он нашел силы позаботиться о себе, он внезапно вдруг спросил себя — а почему отец не навещает его? Или он был у его ложа, а Ономори валялся в своей немощи и просто не осознавал, что отец рядом?
Бык и Пес ничего вразумительного сказать не сумели. Следовало это ожидать. Он приказал найти отца и покорнейше просить его навестить сына.
Вместо отца в опрятный домик деревенского старосты, ныне ютившегося вместе с семьей в амбаре, явился сам Красный Дракон.
Ономори, вымытый и переодетый в чистое, встал приветствовать его, как приветствовал бы отца, удивленный и наложенный тем, что Тарни-ан-Мори все же не пришел. И гневается на сына за то, что тот ушел с Красным Драконом, не спросив отцова дозволения, как полагалось бы почтительному сыну?
Красный Дракон принял поклон и сам в ответ поклонился, как равный равному, чем несказанно удивил и поверг в трепет Ономори.
— Сядь, — после этого велел он и сел сам, подвинув ногой табурет. Ономори послушно сел.
Красный Дракон несколько мгновений в упор смотрел на него, затем тряхнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195
«Сейчас мы двинемся. Вот сейчас».
Отряд на третьем, правом холме Ма-тун, стоял не двигаясь уже два часа. Сражение кипело прямо передними, но Данахай все не отдавал приказа двигаться. И это «сейчас, вот-вот» словно камень висело над мрачно молчавшим отрядом.
«Он предатель? Или сам трус?» — думал Далан-ан-Эрру, чувствуя, как страх отступает перед тоской ожидания.
Словно отвечая на его молчаливый вопрос, этот надменный от своей власти простолюдин низким своим хриплым голосом проговорил:
— Пока мы стоим здесь, вон те, — он указал рукой с нагайкой на ременной петле, — тоже не двинутся. И не ударят по нашим. Своим ничегонеделаньем мы держим их как клещами, — мрачно хмыкнул он.
— И сколько нам вот так стоять? — осмелился осведомиться Далан.
— Сколько придется, — спокойно ответил Данахай и погладил клинышек крашенной в красный цвет бороды.
Внизу резали друг друга пехотинцы в красном и серо-золотом. Данахай приложил руку домиком ко лбу и который уж раз посмотрел на откос у дамбы. Возле нее шла кровавая свалка, и, кто кого режет, кто одолевает, было совершенно непонятно. Дальний южный горизонт медленно лиловел — надвигалась полоса туч, которые завтра-послезавтра разразятся долгими дождями. Данахай посмотрел направо. И тут увидел то, чего так долго ждал. Он повернулся, щурясь на солнце, к молодому своему левому помощнику и сказал, щеря желтые винные зубы:
— Вот и наш час. — Он показал на дамбу. С той стороны реки в облаке пыли через дамбу ползла темная длинная змея. Единственное, что можно было различить, — бунчук с семью красными хвостами. — Тарни-ан-Мори. Теперь, — он повернулся к трубачу, — труби, чтоб аж жопа треснула! Вперед! — Обернулся к Далану-ан-Эрру. — Надо прикрыть дамбу, чтобы наши прошли. Иди, тебе первому.
Далан-ан-Эрру, сглотнув страх, выпрямился и двинул коня. Не оглядываясь. Даже если его люди и не пойдут за ним, он не окажется трусом. Никогда.
Наверное, умей раздавленный слизень чувствовать, он чувствовал бы себя точно так же. Тело превратилось в сплошной студень, на свет смотреть было невыносимо, двигать глазами, головой да просто думать было настолько больно, что хотелось завыть. Но вместо звука из горла толчками шла горькая едкая рвота. И сейчас он с радостью сменял бы мучительное возвращение к жизни на уютную смерть.
С ним что-то делали. Наверное, что-то правильное, делали милосердно, даже заботливо и осторожно, но Ономори ненавидел сейчас своих заботливых хранителей. С мукой подняв взгляд, он увидел то, что должен был увидеть, — в лучах заходящего солнца Красного Дракона в блеске своей славы. Победителя. В красных лучах солнца и красной чужой крови, красного с ног до головы, и конь его был красен, и меч из бесценной стали был красен, как медный меч самого простого пехотинца. Глаза его сияли, и в них отражалось алое предбуревое закатное солнце. Губы его шевелились, но Ономори слышал только навязчивый, приливающий в голову вместе с болью гул. Он понимал, что наставник и государь его спрашивает, какую он желает награду.
Ономори застонал и попросил яду.
Дожди лили уже вторую неделю. Не перейди они Орон, восстание потонуло бы в грязи. Народ разошелся бы по домам, а потом, с наступлением сухого сезона, государевы войска потопили бы север в крови. Теперь же мятежники были в срединной части, в самом сердце Края Утреннего Солнца, Срединного Государства, Средоточия Мира. Здесь дороги поддерживались в отличном состоянии — тысячи крестьян отрабатывали каждый год дорожную повинность, так что по насыпям в любую погоду могли пройти в ряд шесть колесниц. Впрочем, у Красного Дракона колесниц не было, зато были варвары князя Анао, чьи лохматые коньки не знали усталости и не боялись бездорожья.
Ономори пришел в себя окончательно на десятый день после сражения. Его уже не воротило от еды, он уже мог смотреть на свет, и мускулы лица не сводило от любого движения. Он даже мог ехать верхом, но недолго. Однако по приказу Красного Дракона его везли в паланкине, а рядом, как всегда, невозмутимо и бдительно маячили Пес и Бык.
Его всегда устраивали наилучшим образом — в самом телом и сухом доме. Красный Дракон Тахэй-ан-Лин заботился о своем провидце больше, чем мог бы о родном сыне, будь у него таковой. Правда, Ономори не раз уж слышал, как солдаты шептались, будто бы он и на самом деле незаконный сын Красного Дракона.
Армия шла, оставляя за собой вонь и кучи мусора и дерьма по обочинам ухоженных дорог, а также насаженные на кол трупы мародеров. Красный Дракон не желал ссориться с будущими подданными. Как ни странно, среди этих трупов почти не было варваров — Анао тоже не желал настраивать против себя тех, в чьей стране ему предстояло жить. «Пусть привыкают к нам, — говорил он своим военачальникам. — Пусть приучаются уважать нас и бояться. Пусть приучаются полагаться на нас и привыкают к мысли, что им без нас никак. Поопасаются потом нас задирать, когда будем жить рядом».
Армия шла на столицу. Ибо, как говорит мудрый Тумма-сат, кто владеет столицей, тот владеет государством. Армия воняла, стонала, орала, пела, угрюмо громыхала и ползла, ползла на юг, как бронзовый дракон.
Ономори в тот день обнаружил, что от него воняет страшно, хуже, чем от целой армии немытых варваров. Оно и понятно — сколько дней он провалялся без сил? Даже если за ним и ухаживали, все ж он не дома в постели, да и от любого больного при самом лучшем уходе исходит отвратительный запах немощи и тления. А тут еще и все остальное крепко примешалось.
В тот же самый день, когда он нашел силы позаботиться о себе, он внезапно вдруг спросил себя — а почему отец не навещает его? Или он был у его ложа, а Ономори валялся в своей немощи и просто не осознавал, что отец рядом?
Бык и Пес ничего вразумительного сказать не сумели. Следовало это ожидать. Он приказал найти отца и покорнейше просить его навестить сына.
Вместо отца в опрятный домик деревенского старосты, ныне ютившегося вместе с семьей в амбаре, явился сам Красный Дракон.
Ономори, вымытый и переодетый в чистое, встал приветствовать его, как приветствовал бы отца, удивленный и наложенный тем, что Тарни-ан-Мори все же не пришел. И гневается на сына за то, что тот ушел с Красным Драконом, не спросив отцова дозволения, как полагалось бы почтительному сыну?
Красный Дракон принял поклон и сам в ответ поклонился, как равный равному, чем несказанно удивил и поверг в трепет Ономори.
— Сядь, — после этого велел он и сел сам, подвинув ногой табурет. Ономори послушно сел.
Красный Дракон несколько мгновений в упор смотрел на него, затем тряхнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195