«За что? Кто?»
Он не мог понять. Хуже того, он совершенно не помнил, что было после того, как он выпил зелье. Помнил тьму, которая всегда наступала перед тем, как он вступал в мир чужих мыслей, а потом он оказался здесь.
Кто-то напал на Аст Ахэ? Или… или он сделал что-то ужасное? Или он здесь ради какого-то обряда? Зачем, за что, почему? Вопросы взламывали череп, сердце скакало в груди, он тяжело дышал, от страха кружилась голова.
Но почему ему не сказали, за что он здесь? Без единого слова, без объяснения? И где он?
Он поднял голову и увидел в тусклом свете звезд, мерцающих сквозь туман, что вокруг — узкая глубокая долина, заросшая высокими травами. Серебристо-голубоватыми даже в такой мгле. И увидел среди высоких трав каменные плиты. И услышал в вышине тоскливый вечный ветер. И понял, где он.
Страх парализовал его.
Лаан Ниэн. Владения вечно голодных духов мертвых.
Все «за что?» и «почему?» мигом вылетели из головы, остался лишь животный ужас. Вот сейчас они придут… В животе образовалась мерзкая слабость, во рту пересохло, зазвенело в голове.
Что-то коснулось уха. Он зажмурился. Теплое, пушистое, тяжелое и с когтями. Сова.
Он дернулся — вдруг это тоже дух? И выклюет сейчас глаза, как выкалывают по ритуалу глаза уходящему тано… А ведь они тут бродят по ночам под луной, и травы шепчут их голосами. Сколько же их тут, ушедших? И они придут к нему, требуя живой крови, безглазые, окровавленные… Он тихо заскулил от ужаса, непонимания и беспомощности.
— Дурак, — сказала Сова, чистя перья. — Дурак. — И клюнула его в лоб. Больно. Но это подействовало отрезвляюще. Ужас уступил место какому-то подобию покоя. Духов пока не было. Травы? Да просто травы. И камни — просто камни. Но зато могут прийти ночные хищники, а ремни вполне настоящие и крепкие.
— Владычица Иллаис, — прошептал он, — спаси меня.
Сова перестала чистить перья.
— А ты знаешь, почему ты здесь?
Хонахт опустил голову.
— Нет.
Сова затопталась на плече. Тяжеленная птица, и когти острые.
— Смотри мне в глаза, — сказала Сова. Он повиновался.
И увидел.
«Не ходи в Черный лес, что за Каменным Зубом, на полночь и закат. Место древнее и недоброе, и не человеку там ходить. Не для людей это место. Сначала будут камни, потом болота, через которые только тайными тропами пройдешь, — а кто теми тропами ходит, никому не ведомо. Летом там трудно дышать от тяжелой гнилостной вони и туч комарья да гнуса. Стоишь на болотах, звенит комарье, а трясина словно дышит — то там хлюпнет, то под ногами с черного дна пузырь поднимется, то словно змеища огромная в водяном оконце скользнет — и снова ряска затянет черную воду. А змея это или кто щупальца свои со дна тянет — кто знает. Никто не расскажет.
А если пройдешь болота, то начнется Черный лес. Древние деревья, они еще тогда были старыми, когда кланы пришли от Заката. Живые это деревья. Они слышат, они говорят, они не пустят к себе чужака. А в глубине леса живут твари, которые старше самого человека, старше луны и солнца, даже старше белых демонов.
А в середине леса живет звериный вождь. Ночами выезжает он на свою охоту, Дикую Охоту. Он с виду совсем человек, только глаза у него горят желтым огнем, и он почти наг. И едет он на огромном лосе, а впереди него летит сова и бежит пес, и стая волков несется за ним в молчании.
Он берет все, что захочет, и если не умилостивить его — жди смерти. Потому оставляем мы еду в назначенных местах, а если находим там вонзенную в землю палку, то, значит, он хочет невесту. И выбирают лучших девушек и приводят туда, и никто больше не видит их. Пять лет уже эта напасть, и двух младенцев уже нашли люди у своих дверей — желтоглазых, как волк или сова.
Многие пытались охотиться на него, но он уходит от погони, а из охотников мало кто возвращается живым. Говорят, вражда у него с Аст Ахэ и князьями Сов. Вражда и война. Да хранят духи нас, злосчастных! Завтра волчья ночь, ночь Дикой Охоты, ночь, когда не выходят за порог и не спят…»
Дайни шла по лесу осторожно, прислушиваясь и оглядываясь на каждом шагу. Весной по лесу идет гон, кровь бушует у всех. Как говорят — весной и заяц укусить может. А уж Хозяин Леса… Дайни передернула плечами. Вообще, тут места тихие, поселок близко, звери нечасто заходят, авось пронесет. Была бы своя воля — ни в жизнь не сунулась бы. Но обычай не обойдешь, надо собрать травы и сварить зелье, чтобы не зачать. Хозяин Леса, говорят, тоже от священного брака родился. Недаром старики говорят, что от священного дитяти жди большой беды. Вот она и пришла. Пятый год уже покоя нет…
А, вот и травка чернолист. Весной, когда острые темно-фиолетовые листики пробиваются из колючего комка скрученных и сухих прошлогодних стеблей, в ней течет застоявшийся, горький и жгучий сок. Дайни выкопала корешок с листьями костяным ножом. Одного кустика хватит. Уф. Все. Теперь можно идти домой. Она бережно обернула чернолист тряпицей и положила в корзинку, повернулась было, чтобы подняться, и увидела грубые башмаки — не башмаки, какие-то косматые обмотки из звериной шкуры. Сердце медленно начало опускаться куда-то вниз. Еще надеясь, что ничего страшного не произошло, Дайни подняла взгляд.
Он смотрел на нее желтыми совиными глазами. Смуглый, худой, жилистый, — бессознательно отмечала она, ощущая, как неумолимо нарастает внутри волна тошнотворного ужаса. Сопротивляться? Да разве можно? Дайни села на землю, чувствуя, как в глазах темнеет.
Он тряхнул ее за плечо, и от этого страх немного улегся. Рука его была вся в шрамах, с обломанными ногтями. От него пахло зверем — дикой, безудержной силой, погоней, жаждой крови.
— Ты кто? — хрипло пролаял он.
Она разинула рот, но из горла вырвался только какой-то долгий писк.
Он рассмеялся — совсем по-человечески.
— Ты кто?
— Да-а-айин, — выдохнула она.
— Травки собираешь, — кивнул он на корзинку.
— Зелье варить, — прошептала она.
Хозяин Леса скривился.
— Значит, чтобы второго священного ублюдка не было в кланах, да? Отвечай!
Дайни только судорожно вздохнула и коротко кивнула.
— Ты хэлгээрт.
Она снова кивнула, но он даже не смотрел. Он смотрел на небо. Дайни украдкой огляделась и увидела, что рядом кружком залегли волки и здоровенный пес. Солнце стояло в зените.
— Пошли, — сказал он, крепко беря ее за руку. Дайни покорно пошла следом, ни о чем не спрашивая. Волки снова окружили их, двое вместе с псом побежали вперед, затем вернулись и сели перед ним. Он несколько мгновений смотрел им в глаза, затем ухмыльнулся, словно осклабился. — Удача с нами! — хохотнул он и поволок ее дальше, отправляя всех волков куда-то вперед.
Когда Дайни начала наконец соображать, она поняла, что они приближаются ко вспаханному полю, на котором нынче ночью и должно было все свершиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195