И тем ты восславишь свой нынешний Нуменор. Только это останется от него через много тысяч лет в памяти людей — что ты был родом оттуда. К вящей славе Эру ты свершишь волю Его. Скажи, разве не так?
Враг? Я? Кому? Меньшим народам, которые вы порабощаете, вместо того чтобы просвещать? Кто вершит Завет Эру? Вы? Не говори мне об эльфах. Это даже не смешно. У них своя выгода. Ты — человек. Именно тебе Эру дал свободу. Так иди путем Людей. Ты привык считать меня врагом, и это тебя так смущает? Разве ты не видишь, что меня зовут врагом те, кто отступил от заветов Единого, кто слушает эльфов, которые смотрят лишь в прошлое? Ну? Разве не так?
Скажи, разве я не прав? Скажи, ты хочешь строить Великий Вселенский Новый Нуменор?
Скажи!
Скажи — «да»!
— Нет!!!
Слова жужжат, кружатся, как мухи, назойливо, неотвязно, вгрызаются в мозг, и в нем, как в полуразложившемся трупе, плодятся мерзкие личинки мыслей. Мыслей, чужих мыслей, своих мыслей, мыслей… Хочется крикнуть — это ложь, все не так — а мысли ползут, жужжат — а может все именно так? Разве не так? Скажи, разве не так?
— Скажи, разве не так? Скажи — «да»!
Глаза человека полны муки — его сознание распадается на части, ускользает, какие-то клочки, страхи, давно забытые обиды и радости — все облетает, как старые листья, слезает лоскутьями гнилой кожи, дальше… к началу… к началу…
Глаза бессмысленны, как у новорожденного. Изо рта течет слюна.
Последний отчаянный крик сознания.
Дальше — нет, дальше нельзя. Кто знает, какова память фэа?
…Дальше — только свет. Бесконечный, уносящий куда-то последние остатки сознания, ты чувствуешь, как ты таешь, и тебе страшно, потому что ты не можешь удержать себя, этот свет поглощает тебя, и ты кричишь от ужаса, погружаясь в сияющее Ничто…
Майя тяжело дышит, зубы стучат. Кольцо неимоверно тяжело, оно жжет — почему, он же может не чувствовать боли, почему больно, почему?
Все дрожит, все на грани.
Человек пророс им, его мыслями, они должны, обязаны там прижиться, он не должен умереть сейчас, не имеет права!
Ты, эльда! Ты опять смеешься? Нет, на сей раз я добьюсь. Я сделаю это!
Человеческое тело не может выдержать напряжения, которое обрушивается сейчас на его мозг. Мозг — выносливее. Что еще раз подтверждает превосходство существа духовного над существом плотским.
Итак, мозаика должна быть собрана заново. Заменить лишь несколько кусочков, несколько осколочков…
Я сделаю это, Ты слышишь?
…Лицо отца строго, как всегда, даже сурово. Никогда не выказывать нежности — иначе из сына вырастет слизняк. А должен быть — мужчина. Нуменорец.
— Запомни, сын, нет на свете звания выше, чем нуменорец. Нет удела лучше. И нет выше призвания, чем служить Нуменору и умереть за него. Ты понял? Говори.
— Да, отец, — кивает головой угрюмый мальчик. — Нуменор — не то, что есть. Нуменор — то, что будет. Вселенское государство справедливости, порядка, равенства. Нет ни адана, ни харадрима. Есть — нуменорец. Этому Нуменору отдаю себя'.
Отец улыбается и кивает.
…Лицо государя настолько милостиво и доброжелательно, что аж плюнуть хочется.
— Ах, родич, — обнимает за плечо, и ведь не стряхнешь. Почему так противно? — Я знаю твои таланты в военной теории и вполне понимаю твою жажду проверить их на практике. Хотя и печально мне с тобой расставаться, все же я скрепя сердце соглашаюсь отпустить тебя. Верю, ты сумеешь принести Нуменору новую славу.
«И новые земли. И сдохну там. С глаз долой, стало быть. Что же, лучшего и пожелать нельзя. При дворе я просто задыхаюсь. Тошно, душно…»
— Да, государь. Я принесу Нуменору новую славу. Я буду сражаться во славу Нуменора за иной Нуменор — еще более непобедимый, славный, могучий! Таким он станет, когда я встану во главе войск великого владыки. И мы создадим новое королевство, королевство, прекраснее которого нет, не было и не будет!
…«Отче, я не могу более. Мне не за что более держаться, и я падаю. Если такова воля Твоя, то я покоряюсь ей. Дай лишь знать, что Ты не оставил меня, что это Ты…»
Падение становится страшно медленным, чернота бездны густая и вязкая, и свет, исходящий от протянувшейся к нему руки, каким бы он ни был, так манит, так притягивает к себе потому, что нет ничего страшнее беспросветного Небытия, любое Бытие, каким бы оно ни было…
— Почему ты усомнился во Мне? Разве не Я дал тебе Знак, которого ты жаждал? Разве не Я говорил с тобой? Не Я покинул тебя, ты отворачиваешься от Меня. Прими же руку Мою. Спасение приходит лишь к тому, кто принимает его. Лишь ты сам волен решить. Идешь ли со Мною?
— Да…
…Единый, ныне стою пред Тобой, открытый, как море открыто ветру. Мне ничего не нужно от Тебя. Ты даровал мне призвание, и ничего иного не хочу, только как сражаться во славу Нуменора и Твою, ибо дм меня Нуменор — это Ты. И служа владыке своему и делу его, служу я Тебе одному, ибо все к вящей славе Твоей. И служу я Нуменору, ибо слава моя есть слава его. Я построю новый Нуменор. Я сделаю что должно, и будь что будет, я пред Тобой лишь отвечу, когда придет срок.
Орел кружит в небесах.
Говорят, когда слово услышано, он устремляется к Закату…
Орел по спирали уходит вверх, теряясь в сиянии солнца…
— Да будет благословен путь твой, ибо все — во славу Мою…
… Кровавый туман перед глазами расходится.
«Ненавижу свое тело. Человеческое тело. Оно, даже совершенное и улучшенное, доставляет слишком много неприятных ощущений. Тем более когда насильно проводишь сквозь себя чужое сознание, изменяя его. И главное, нет никакой уверенности в том, что получится. Это впервые. Все впервые. Нет, не все. Такое уже было. Только тогда чужая воля была такой же сильной, как и моя. Кто знает, может, сейчас, теперешний, я бы и выиграл. Зачем? Надо было просто убить его тогда, и все. Так нет, не терпелось попробовать свои силы… Этот удар, страшный, непереносимый — ответ аванирэ на попытку сломать его… Нет, не хочу. Этот откроется сам, если я не ошибся… О, как же я ненавижу свое тело… ненавижу… Финрод… Надо было просто убить его сразу. И не было бы потом этого позорного поражения…»
Кольцо прожигает болью до костей, боль растекается по всему телу, по всей его сущности, и он кричит, кричит…
— Ты идешь со мной? Да? Скажи — да! Скажи — да!!!
— Д-да-а… — скулит человек, и плечи его трясутся от рыданий.
«Ну, что ты теперь скажешь, эльор?»
Человек висит на ремнях, всхлипывая и мелко дрожа. Вся рубаха в блевотине, из носа течет кровь.
Майя дышит мелко — воздух терзает измученные легкие. Он улыбается, улыбка тут же сменяется гримасой мучительной боли.
Человек сдался. И остался жив. Это победа. Слышишь, эльор? Слышишь, Ты, живущий за пределами Мира? Он — мой. Ты слышишь? Он — мой!
Он будет знать только то, что его вынудили сдаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195