Джек осторожно раскрыл истончившиеся, хрупкие страницы.
— Что это? — Мелли заглядывала ему через плечо. — Дай-ка мне. — Джек подал ей книгу, и она открыла титульный лист с изображениями созвездий. — Книга Марода. Вот жалость какая! Я думала найти какие-нибудь занятные истории о предках нашего короля, а это всего лишь старый зануда Марод.
— Кто это такой? — спросил Джек, ни разу не слыхавший о Мароде.
— Я думала, его все знают. В детстве меня заставляли учить его стихи наизусть. Вообще-то это книга для священников и ученых — они без конца читают ее и толкуют. А по мне, так это сплошная чепуха. — Мелли перелистнула книгу. — И экземпляр незавидный — пергамент использован повторно. Вот, еще видны следы прежнего текста. — Мелли кинула книгу обратно в сундук. — Давай еще поищем — вдруг найдем что-нибудь съестное. — Она принялась осматривать дощатый пол. — Помню, когда я была еще маленькая, отец однажды взял меня на охоту — не настоящую, конечно, а учебную, устроенную для братьев. — Став на четвереньки, она вглядывалась в щели между половицами. — Так вот, мы остановились в таком же домике. Мы устали и проголодались, а отец, к нашему удивлению, вдруг поднял половицу, и там, в погребе, оказалась еда. Ведь там она долго сохраняется, и звери не могут до нее добраться. Ага! — Мелли подняла доску. — Что у нас тут? — Она опустила руку в отверстие и достала закупоренную флягу. — Вино, — объявила она, вынув пробку.
Джек взял у нее флягу: это действительно было вино. Он налил немного на ладонь и попробовал. Оно слегка прокисло, но еще вполне годилось.
Мелли между тем извлекла из подпола мешочки с овсом и пшеницей и еще какие-то свертки, обернутые в полотно.
— Похоже, охотники в былые дни заботились не столько о себе, сколько о своих лошадях. Нам овес и пшеница ни к чему.
Но Джек, углядев в хижине кирпичную печурку, улыбнулся. Теперь бы только немного дров да какой-нибудь горшок. Среди охотничьего снаряжения он отыскал чугунный котелок, но дров в доме не оказалось.
— Может, сожжем эту старую книгу? — предложила Мелли, разворачивая пакеты.
— Нет. — Работая писцом у Баралиса, он приучился уважать книги и не хотел жечь одну из них, тем более такую старинную. — Сожжем лучше сундук — он хорошо будет гореть. — Джек вынул книгу и перелистал ее, при этом из нее выпал какой-то листок. Джек подобрал его — это было письмо. Мелли подскочила и выхватила листок у Джека.
— Подписано большой буквой «Л» с завитушками — это подпись короля Лескета. — И Мелли прочла вслух: «Любовь моя, я не могу больше видеться с тобой в этом домике. Королева ждет ребенка, поэтому наши встречи должны прекратиться. Возьми себе эту книгу — она твоя, ведь ты так любишь читать ее. Пусть это будет моим прощальным подарком. Л.».
По лицу Мелли Джек видел, что она испытывает то же, что и он: стыд. Они невольно проникли в чужую тайну. Джек взял у Мелли письмо и снова вложил его в книгу. Им не следовало его читать — оно не предназначалось для чужих глаз. Джек поставил книгу на полку, а сундук разломал на дрова.
Снаружи быстро темнело, и у Джека на душе стало спокойнее: наемникам придется прервать свои розыски до утра. Хижину согревал пылающий в печурке огонь и наполнял запах стряпни. Джек сварил овсянку, приправив ее кусочком вяленого мяса. Он не был уверен, годится ли оно еще в пищу, но рискнул. Мелли сперва воротила от овсянки нос, но голод заставил ее переменить мнение. Сняв пробу, она прикончила весь котелок, съев куда больше Джека, а потом свернулась клубочком около печки и уснула.
Джек посидел еще немного, обдумывая, как им быть завтра. Мысль о том, чтобы провести еще сутки в хижине, была очень соблазнительна. Снаружи выл ветер и лил дождь, и Джек решил, что утро вечера мудренее.
* * *
Он парил высоко над облаками, и небосвод мерцал холодными огнями тысячелетий. Никогда еще небеса не казались ему столь прекрасными и столь устрашающими: они дразнили его своей близостью. Он летел, освобожденный от тела и души, — струйка дыма, облачко атомов, несомый лишь силой собственной воли.
Настало время спуститься на землю: небеса карают безумием тех, кто смотрит в них слишком долго. Он устремился вниз, оставив позади звезды и мрак Вселенной. Он пронизал облака, и влага, насыщавшая их, не задела его. Он спускался все ниже и ниже, к черневшей под ним земле.
Он различал уже серый четырехугольник замка, смутное пятно городка. На юге черной стеной стоял лес — место его охоты.
Ниже, еще ниже — и лес, казавшийся с высоты сплошным монолитом, начал обретать очертания. Из мрака выступали деревья, кусты, молодая поросль. Ему открывалось свечение живых форм — от огромного оленя, стоящего во всей красе на травянистом склоне, до ничтожного червячка, прокладывающего себе дорогу в затвердевшей земле. Природа представала перед ним во всем своем многообразии, живая и обильная.
Поиск вел его в глубину леса. Он мчался между стволами, и голые ветви колыхались, когда он пролетал мимо. Вдали блеснуло что-то, привлекшее его, и он свернул в ту сторону. Там чувствовалось творение человеческих рук — какое-то строение, почти невидимое в густой чаще. Он плавно слетел вниз и проник в трещину между бревнами хижины.
Его подозрения оправдались — девушка и парень спали около печки, где едва теплился огонь. Он проплыл над ними, и оба зашевелились во сне, но не проснулись.
Довольный своим успехом, он удалился, велев своему теневому существу вернуться в тело. И снова полетел между деревьями, равнодушный к их красе. Его время было ограничено, и он подвергался опасности остаться бестелесным на веки вечные.
Он снизился над замком и пронизал многочисленные слои камня, торопясь воссоединиться со своей плотью. Вот и оно, его тело. Как слабо оно дышит, как бледна кожа! Он проник внутрь, в мягкие серые сумерки, ощутил великую слабость и изнеможение и провалился в забытье.
Глава 21
Мелли повернулась, стараясь устроиться поудобнее на твердом полу, и сквозь полуоткрытые веки заметила, что уже светает. Вставать не хотелось, не хотелось возвращаться из сказочного мира сновидений. Пробуждение означало новый день, когда опять надо бежать и прятаться от наемников Баралиса и людей отца. Снова терпеть голод и холод, страх и усталость. Как хорошо лежать здесь, у остывающей печки, и притворяться, что никаких страхов не существует!
Но нет, притворяться больше нельзя: непрошеные воспоминания уже вторглись в ее покой, смущая душу. Воспоминания о бичевании, о заточении в тесной каморке и — тревожнее всех — о пальцах Баралиса, бегущих по ее спине. Мелли содрогнулась от омерзения, сознавая при этом, что не совсем честна с собой: был миг, когда эта ласка показалась ей приятной, даже желанной. Она позволяла Баралису трогать себя, и какая-то часть ее при этом испытывала сладостный трепет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Что это? — Мелли заглядывала ему через плечо. — Дай-ка мне. — Джек подал ей книгу, и она открыла титульный лист с изображениями созвездий. — Книга Марода. Вот жалость какая! Я думала найти какие-нибудь занятные истории о предках нашего короля, а это всего лишь старый зануда Марод.
— Кто это такой? — спросил Джек, ни разу не слыхавший о Мароде.
— Я думала, его все знают. В детстве меня заставляли учить его стихи наизусть. Вообще-то это книга для священников и ученых — они без конца читают ее и толкуют. А по мне, так это сплошная чепуха. — Мелли перелистнула книгу. — И экземпляр незавидный — пергамент использован повторно. Вот, еще видны следы прежнего текста. — Мелли кинула книгу обратно в сундук. — Давай еще поищем — вдруг найдем что-нибудь съестное. — Она принялась осматривать дощатый пол. — Помню, когда я была еще маленькая, отец однажды взял меня на охоту — не настоящую, конечно, а учебную, устроенную для братьев. — Став на четвереньки, она вглядывалась в щели между половицами. — Так вот, мы остановились в таком же домике. Мы устали и проголодались, а отец, к нашему удивлению, вдруг поднял половицу, и там, в погребе, оказалась еда. Ведь там она долго сохраняется, и звери не могут до нее добраться. Ага! — Мелли подняла доску. — Что у нас тут? — Она опустила руку в отверстие и достала закупоренную флягу. — Вино, — объявила она, вынув пробку.
Джек взял у нее флягу: это действительно было вино. Он налил немного на ладонь и попробовал. Оно слегка прокисло, но еще вполне годилось.
Мелли между тем извлекла из подпола мешочки с овсом и пшеницей и еще какие-то свертки, обернутые в полотно.
— Похоже, охотники в былые дни заботились не столько о себе, сколько о своих лошадях. Нам овес и пшеница ни к чему.
Но Джек, углядев в хижине кирпичную печурку, улыбнулся. Теперь бы только немного дров да какой-нибудь горшок. Среди охотничьего снаряжения он отыскал чугунный котелок, но дров в доме не оказалось.
— Может, сожжем эту старую книгу? — предложила Мелли, разворачивая пакеты.
— Нет. — Работая писцом у Баралиса, он приучился уважать книги и не хотел жечь одну из них, тем более такую старинную. — Сожжем лучше сундук — он хорошо будет гореть. — Джек вынул книгу и перелистал ее, при этом из нее выпал какой-то листок. Джек подобрал его — это было письмо. Мелли подскочила и выхватила листок у Джека.
— Подписано большой буквой «Л» с завитушками — это подпись короля Лескета. — И Мелли прочла вслух: «Любовь моя, я не могу больше видеться с тобой в этом домике. Королева ждет ребенка, поэтому наши встречи должны прекратиться. Возьми себе эту книгу — она твоя, ведь ты так любишь читать ее. Пусть это будет моим прощальным подарком. Л.».
По лицу Мелли Джек видел, что она испытывает то же, что и он: стыд. Они невольно проникли в чужую тайну. Джек взял у Мелли письмо и снова вложил его в книгу. Им не следовало его читать — оно не предназначалось для чужих глаз. Джек поставил книгу на полку, а сундук разломал на дрова.
Снаружи быстро темнело, и у Джека на душе стало спокойнее: наемникам придется прервать свои розыски до утра. Хижину согревал пылающий в печурке огонь и наполнял запах стряпни. Джек сварил овсянку, приправив ее кусочком вяленого мяса. Он не был уверен, годится ли оно еще в пищу, но рискнул. Мелли сперва воротила от овсянки нос, но голод заставил ее переменить мнение. Сняв пробу, она прикончила весь котелок, съев куда больше Джека, а потом свернулась клубочком около печки и уснула.
Джек посидел еще немного, обдумывая, как им быть завтра. Мысль о том, чтобы провести еще сутки в хижине, была очень соблазнительна. Снаружи выл ветер и лил дождь, и Джек решил, что утро вечера мудренее.
* * *
Он парил высоко над облаками, и небосвод мерцал холодными огнями тысячелетий. Никогда еще небеса не казались ему столь прекрасными и столь устрашающими: они дразнили его своей близостью. Он летел, освобожденный от тела и души, — струйка дыма, облачко атомов, несомый лишь силой собственной воли.
Настало время спуститься на землю: небеса карают безумием тех, кто смотрит в них слишком долго. Он устремился вниз, оставив позади звезды и мрак Вселенной. Он пронизал облака, и влага, насыщавшая их, не задела его. Он спускался все ниже и ниже, к черневшей под ним земле.
Он различал уже серый четырехугольник замка, смутное пятно городка. На юге черной стеной стоял лес — место его охоты.
Ниже, еще ниже — и лес, казавшийся с высоты сплошным монолитом, начал обретать очертания. Из мрака выступали деревья, кусты, молодая поросль. Ему открывалось свечение живых форм — от огромного оленя, стоящего во всей красе на травянистом склоне, до ничтожного червячка, прокладывающего себе дорогу в затвердевшей земле. Природа представала перед ним во всем своем многообразии, живая и обильная.
Поиск вел его в глубину леса. Он мчался между стволами, и голые ветви колыхались, когда он пролетал мимо. Вдали блеснуло что-то, привлекшее его, и он свернул в ту сторону. Там чувствовалось творение человеческих рук — какое-то строение, почти невидимое в густой чаще. Он плавно слетел вниз и проник в трещину между бревнами хижины.
Его подозрения оправдались — девушка и парень спали около печки, где едва теплился огонь. Он проплыл над ними, и оба зашевелились во сне, но не проснулись.
Довольный своим успехом, он удалился, велев своему теневому существу вернуться в тело. И снова полетел между деревьями, равнодушный к их красе. Его время было ограничено, и он подвергался опасности остаться бестелесным на веки вечные.
Он снизился над замком и пронизал многочисленные слои камня, торопясь воссоединиться со своей плотью. Вот и оно, его тело. Как слабо оно дышит, как бледна кожа! Он проник внутрь, в мягкие серые сумерки, ощутил великую слабость и изнеможение и провалился в забытье.
Глава 21
Мелли повернулась, стараясь устроиться поудобнее на твердом полу, и сквозь полуоткрытые веки заметила, что уже светает. Вставать не хотелось, не хотелось возвращаться из сказочного мира сновидений. Пробуждение означало новый день, когда опять надо бежать и прятаться от наемников Баралиса и людей отца. Снова терпеть голод и холод, страх и усталость. Как хорошо лежать здесь, у остывающей печки, и притворяться, что никаких страхов не существует!
Но нет, притворяться больше нельзя: непрошеные воспоминания уже вторглись в ее покой, смущая душу. Воспоминания о бичевании, о заточении в тесной каморке и — тревожнее всех — о пальцах Баралиса, бегущих по ее спине. Мелли содрогнулась от омерзения, сознавая при этом, что не совсем честна с собой: был миг, когда эта ласка показалась ей приятной, даже желанной. Она позволяла Баралису трогать себя, и какая-то часть ее при этом испытывала сладостный трепет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140