Делая даже самое простое, например, завораживая бессловесную тварь, ты лишаешься сил на целый день. Ворожба требует не только душевного, но и телесного напряжения и выжимает все соки как из ума, так и из мышц. — Тавалиск послал мальчика принести вина из другого бочонка. — Люди заблуждаются, думая, что магия идет из земли и со звезд, — она идет изнутри, и когда она изливается, то это дает о себе знать: не может же человек, потеряв кварту крови, вести себя как ни в чем не бывало. Так же и с ворожбой. — Тавалиск принял от мальчика новую чашу. — Она слишком изнурительна, чтобы прибегать к ней каждый день. Я делаю это лишь в случае крайней нужды, предпочитая беречь свои силы для блага Рорна. Ворожба — плохая замена хитрости. — Тавалиск скривился, найдя вино терпким и кислым. — На вот, Гамил, попробуй. Есть что-нибудь о нашем друге рыцаре?
— Он вернулся в Рорн, ваше преосвященство. И сразу, сойдя с корабля, направился в квартал шлюх. — Гамил осторожно пригубил вино.
— Вероятно, к своей собственной шлюшке. Ну же, Гамил, пей до дна. Вино чудесное. — И Тавалиск проследил, чтобы секретарь осушил полную чашу этой кислятины.
— Он не найдет ее там, ваше преосвященство.
— И нигде не найдет, если учесть, в каком месте она находится. — Тавалиск забрал у Гамила чашу. — Я не хочу, разумеется, чтобы ей причинили какой-то вред.
— Да, ваше преосвященство.
— Я держу ее лишь потому, что когда-нибудь она может пригодиться в нашей партии с рыцарем. Он, как я понимаю, сильно к ней привязался?
— Похоже, что так, ваше преосвященство.
— Впрочем, судьба этой девки должна теперь волновать его меньше всего.
— Что ваше преосвященство имеет в виду?
— А то, Гамил, что пришла пора взяться всерьез за его собратьев. Я подумываю о том, чтобы изгнать их из города. Рыцари Вальдиса слишком долго мне докучали, и у меня руки чешутся положить этому конец. Мне не по нутру, что они торчат в наших гаванях и мешают нашей торговле. С тех пор как Тирен пришел к власти, она удвоили свое рвение. Не далее как на прошлой неделе они арестовали целый груз специй, стоящий сотню золотых, — заявили, что это пиратский товар! Так не может более продолжаться. Они скрывают за благородными побуждениями свое стремление к наживе. Они сбивают цены лишь для того, чтобы закрепиться на рынке. У них почти что монополия в соляной торговле, и нет нужды говорить, как опасно это для нашего рыбного промысла, — рыбакам необходима соль, чтобы сохранить улов. Я не прочь, если кто-то хочет заработать пару золотых, — только пусть не лицемерит при этом. — Последняя фраза пришлась архиепископу по вкусу, и он приказал Гамилу записать ее для народа. — Теперь можешь идти, — сказал Тавалиск, когда Гамил исполнил это, и велел слуге: — Нацеди моему секретарю штоф того последнего вина, мальчик. Мне кажется, оно очень ему понравилось.
— Зачем же так беспокоиться, ваше преосвященство?
— Пустяки, Гамил, мне это только приятно. Считай, что это награда за твою службу. — Мальчик вручил Гамилу большой жбан кислого вина. — И выпей его поскорее: оно может утратить свой букет, если хранить его слишком долго. — Гамил удалился, прижимая к себе громоздкий сосуд. — А теперь, мальчик, перейдем к следующему бочонку.
Через некоторое время послышались легкие шаги, и перед Тавалиском предстал высокий тощий человек.
— А, мастер ключник, всегда рад вас видеть. Я только что говорил мальчику, как ценю ваше мнение о разных винах.
* * *
Таул пробирался по уличной грязи. Вонь нечистот и гниющих отбросов стояла в горле. Жители Рорна в очистке улиц полагались на дождь, но небеса уже много недель не облегчались, и отбросы громоздились повсюду, услаждая зрение и обоняние прохожих.
Ранним утром Таул сошел с «Чудаков-рыбаков». Ему жаль было прощаться с моряками, ставшими его друзьями. Карвер заявил, что Таул оказался лучшим коком, чем тот, кого оставили на берегу. Капитан Квейн тепло пожал ему руку и предложил свою помощь, когда бы она ни понадобилась. «Приходи в гавань когда захочешь, — сказал он. — Я всегда здесь, если, конечно, не в море. Здесь ты всегда найдешь мерку рома и дружескую поддержку». Таул ничуть не сомневался в сказанном — капитан не принадлежал к тем, кто легко раздает обещания.
Таул шел к Меган, надеясь увидеть ее и, возможно, провести с ней ночь перед тем, как покинуть город. Ему нужно было поговорить с ней. С самого Ларна у него в ушах звучали ее слова: «От твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь». Откуда она могла это знать? Нет ничего важнее, чем достигнуть цели, — она и жизнь его, и проклятие. Погоня за несбыточной мечтой и стала причиной его крушения.
* * *
Таул всегда, с тех пор как себя помнил, мечтал стать рыцарем. Каждый день, пока он удил рыбу, мысли его уносились на восток, к Вальдису. Рыцари — воплощение благородства: они спасают принцесс, заточенных в башнях, и ведут долгие сражения с демонами.
Но для того чтобы пройти рыцарскую школу, требовались деньги, и Таул стал продавать излишки своего улова. Одна лишняя рыба в день означала медный грош в неделю. Однажды он подсчитал, что ему понадобится пятнадцать лет, чтобы собрать нужную сумму. Но это только укрепило его решимость.
Свои сбережения он прятал на дне бочонка с солью. Не раз, когда у них выходил хлеб или свечи, его одолевало искушение истратить их. Когда умерла мать, у него набралась уже полная чашка медяков, но дела у них пошли так плохо, что Таул спустил их все. Анна заболела гнилой горячкой, а ребенка, которому было уже больше года, требовалось окрестить. Иного выхода просто не оставалось. Таул был, конечно, в ярости и срывал свой гнев на сестрах — он бушевал, дулся и отравлял жизнь всей семье. Младшие не понимали, как много значат для него эти медяки, не понимали, что он, тратя их, расстается не только с деньгами.
Но сестры победили его своей нежностью. Сара неделю ходила рыбачить вместо него, а Анна, лежа в постели, рисовала ему красивые картинки. Не такие уж они, в конце концов, оказались непонятливые — просто он этого не замечал.
Тогда он мало в чем разбирался по-настоящему. Для него существовала только семья и больше ничего. Он отвечал за младших целиком и полностью. Он брался за любую работу: батрачил, прислуживал в таверне, резал торф — всегда находилось какое-то занятие для того, кто соглашался брать плату натурой, а не деньгами. Тянулись долгие тяжкие дни, когда он приходил домой только с наступлением ночи.
Только ранним утром мог он располагать собой. Денег он лишился, но его мечта осталась при нем. Он сызмальства был сильным и знал это за собой. Он успешно защищал свою драгоценную рыбную лунку от чужих посягательств, и теперь уже никто не смел претендовать на нее. Но деревенский дьячок сказал ему, что для рыцаря одной силы недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Он вернулся в Рорн, ваше преосвященство. И сразу, сойдя с корабля, направился в квартал шлюх. — Гамил осторожно пригубил вино.
— Вероятно, к своей собственной шлюшке. Ну же, Гамил, пей до дна. Вино чудесное. — И Тавалиск проследил, чтобы секретарь осушил полную чашу этой кислятины.
— Он не найдет ее там, ваше преосвященство.
— И нигде не найдет, если учесть, в каком месте она находится. — Тавалиск забрал у Гамила чашу. — Я не хочу, разумеется, чтобы ей причинили какой-то вред.
— Да, ваше преосвященство.
— Я держу ее лишь потому, что когда-нибудь она может пригодиться в нашей партии с рыцарем. Он, как я понимаю, сильно к ней привязался?
— Похоже, что так, ваше преосвященство.
— Впрочем, судьба этой девки должна теперь волновать его меньше всего.
— Что ваше преосвященство имеет в виду?
— А то, Гамил, что пришла пора взяться всерьез за его собратьев. Я подумываю о том, чтобы изгнать их из города. Рыцари Вальдиса слишком долго мне докучали, и у меня руки чешутся положить этому конец. Мне не по нутру, что они торчат в наших гаванях и мешают нашей торговле. С тех пор как Тирен пришел к власти, она удвоили свое рвение. Не далее как на прошлой неделе они арестовали целый груз специй, стоящий сотню золотых, — заявили, что это пиратский товар! Так не может более продолжаться. Они скрывают за благородными побуждениями свое стремление к наживе. Они сбивают цены лишь для того, чтобы закрепиться на рынке. У них почти что монополия в соляной торговле, и нет нужды говорить, как опасно это для нашего рыбного промысла, — рыбакам необходима соль, чтобы сохранить улов. Я не прочь, если кто-то хочет заработать пару золотых, — только пусть не лицемерит при этом. — Последняя фраза пришлась архиепископу по вкусу, и он приказал Гамилу записать ее для народа. — Теперь можешь идти, — сказал Тавалиск, когда Гамил исполнил это, и велел слуге: — Нацеди моему секретарю штоф того последнего вина, мальчик. Мне кажется, оно очень ему понравилось.
— Зачем же так беспокоиться, ваше преосвященство?
— Пустяки, Гамил, мне это только приятно. Считай, что это награда за твою службу. — Мальчик вручил Гамилу большой жбан кислого вина. — И выпей его поскорее: оно может утратить свой букет, если хранить его слишком долго. — Гамил удалился, прижимая к себе громоздкий сосуд. — А теперь, мальчик, перейдем к следующему бочонку.
Через некоторое время послышались легкие шаги, и перед Тавалиском предстал высокий тощий человек.
— А, мастер ключник, всегда рад вас видеть. Я только что говорил мальчику, как ценю ваше мнение о разных винах.
* * *
Таул пробирался по уличной грязи. Вонь нечистот и гниющих отбросов стояла в горле. Жители Рорна в очистке улиц полагались на дождь, но небеса уже много недель не облегчались, и отбросы громоздились повсюду, услаждая зрение и обоняние прохожих.
Ранним утром Таул сошел с «Чудаков-рыбаков». Ему жаль было прощаться с моряками, ставшими его друзьями. Карвер заявил, что Таул оказался лучшим коком, чем тот, кого оставили на берегу. Капитан Квейн тепло пожал ему руку и предложил свою помощь, когда бы она ни понадобилась. «Приходи в гавань когда захочешь, — сказал он. — Я всегда здесь, если, конечно, не в море. Здесь ты всегда найдешь мерку рома и дружескую поддержку». Таул ничуть не сомневался в сказанном — капитан не принадлежал к тем, кто легко раздает обещания.
Таул шел к Меган, надеясь увидеть ее и, возможно, провести с ней ночь перед тем, как покинуть город. Ему нужно было поговорить с ней. С самого Ларна у него в ушах звучали ее слова: «От твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь». Откуда она могла это знать? Нет ничего важнее, чем достигнуть цели, — она и жизнь его, и проклятие. Погоня за несбыточной мечтой и стала причиной его крушения.
* * *
Таул всегда, с тех пор как себя помнил, мечтал стать рыцарем. Каждый день, пока он удил рыбу, мысли его уносились на восток, к Вальдису. Рыцари — воплощение благородства: они спасают принцесс, заточенных в башнях, и ведут долгие сражения с демонами.
Но для того чтобы пройти рыцарскую школу, требовались деньги, и Таул стал продавать излишки своего улова. Одна лишняя рыба в день означала медный грош в неделю. Однажды он подсчитал, что ему понадобится пятнадцать лет, чтобы собрать нужную сумму. Но это только укрепило его решимость.
Свои сбережения он прятал на дне бочонка с солью. Не раз, когда у них выходил хлеб или свечи, его одолевало искушение истратить их. Когда умерла мать, у него набралась уже полная чашка медяков, но дела у них пошли так плохо, что Таул спустил их все. Анна заболела гнилой горячкой, а ребенка, которому было уже больше года, требовалось окрестить. Иного выхода просто не оставалось. Таул был, конечно, в ярости и срывал свой гнев на сестрах — он бушевал, дулся и отравлял жизнь всей семье. Младшие не понимали, как много значат для него эти медяки, не понимали, что он, тратя их, расстается не только с деньгами.
Но сестры победили его своей нежностью. Сара неделю ходила рыбачить вместо него, а Анна, лежа в постели, рисовала ему красивые картинки. Не такие уж они, в конце концов, оказались непонятливые — просто он этого не замечал.
Тогда он мало в чем разбирался по-настоящему. Для него существовала только семья и больше ничего. Он отвечал за младших целиком и полностью. Он брался за любую работу: батрачил, прислуживал в таверне, резал торф — всегда находилось какое-то занятие для того, кто соглашался брать плату натурой, а не деньгами. Тянулись долгие тяжкие дни, когда он приходил домой только с наступлением ночи.
Только ранним утром мог он располагать собой. Денег он лишился, но его мечта осталась при нем. Он сызмальства был сильным и знал это за собой. Он успешно защищал свою драгоценную рыбную лунку от чужих посягательств, и теперь уже никто не смел претендовать на нее. Но деревенский дьячок сказал ему, что для рыцаря одной силы недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140