Одновременно он решил, что попытается бежать, — довольно он терпел, хватит. Какое право имел Баралис заточать его в тюрьму? Он ничего плохого не сделал. Баралис явно подозревает, что Джек не тот, за кого себя выдает, и, если Джек останется здесь, лорд опять подвергнет его такому же допросу, а возможно, и худшим вещам.
С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и Джек оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не было ничего, кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как Джек что есть силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив его с ног. Он хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его в лицо. Из носа и рта часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул, теперь по почкам, и часовой скорчился на полу.
После мгновенного колебания Джек увидел за поясом часового меч и потянул его к себе. Тот ухватился за клинок, но поздно: Джек, завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им ладонь часового. Столь большое количество собственной крови устрашило солдата, и он жалобно застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие! Он занес меч, чтобы заколоть часового, и понял, что не сможет сделать этого: уж слишком жалкий у того был вид.
Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать шум борьбы. Он снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его, но тот остался в сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя в затылок, но в последний миг часовой обернулся, и удар пришелся в лицо. Джек попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
И бежал от дела рук своих — удар клинка был бы милосердием по сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру и закрыть дверь, чтобы выиграть время, но изуродованное лицо солдата вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался по каменным коридорам, похожим друг на друга.
Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не было слышно — только кровь стучала в ушах. Джек не имел представления, что местом его заключения служил такой лабиринт. Он принудил себя собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше. Назад возвращаться нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В боковом туннеле на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку не захотелось туда углубляться, и он решил идти прямо.
Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек заколебался. Идти дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек, помедлив, вступил во мрак.
* * *
Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук — они причиняли ему сильную боль. Утром начался дождь, и сырость разъедала скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу прошлой ночью удалось подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
Масло не помогало. Баралис просушил руки и подошел к столу за болеутоляющим зельем. Тщательно отмерив в стакан белый порошок, он подлил туда же вина и выпил смесь.
Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и умственные силы. Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, — способы, к которым он прибег, не позволяли усомниться. Однако был один миг, в который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть было не отступил перед каким-то мальчишкой!
За этим что-то скрывалось. Сознание этого парня замкнуто, точно крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение: женщина, а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен и снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей, но ни один не оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе какой-то вред, — мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел целехонек. И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой силой и, по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не прибегал к ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад время в хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще ни разу. И не знал, что такое возможно. Требуется большое мастерство, чтобы задержать время хотя бы на миг. Самому Баралису едва удается остановить пламя свечи — а безвестный мальчик совершил неизмеримо большее.
Между тем Джек сам не сознает громадности своего свершения. Он думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в тесто, а не обратил время вспять. На прошлой неделе Баралис опять спускался на кухню — отзвуки того происшествия все еще чувствуются там. Этому болвану Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни — на тех, старых, тесто не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы — но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами. Зола из той печи пошла на мыло — и счастлива та дама, которая им умоется. Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет. А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку — и кто знает, к чему это приведет.
Хорошо, что Баралис распорядился уничтожить хотя бы сами хлебы. Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих пор у Баралиса все шло гладко — и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между тем его преследовало навязчивое чувство, что Джек может явить собой именно такую помеху. В другое время Баралис придержал бы мальчишку, чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме и слишком крупную игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
— Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
— Слушаю, господин.
— Оно касается наших гостей.
— Гостей?
— Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.
— А его уже нету.
— Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
Баралиса затрясло.
— Я, хозяин, только что из убежища — носил кое-что вкусное юной даме. Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
— Дело говори! — взревел Баралис.
— Ну а Трафф прибежал ко мне и говорит — парень-то ушел. Избил, говорит, зверски моего человека и сбежал.
— А девушку? Она-то на месте? — вне себя вскричал Баралис.
— Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
— Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
— Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели бы его, если б он выбежал наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и Джек оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не было ничего, кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как Джек что есть силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив его с ног. Он хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его в лицо. Из носа и рта часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул, теперь по почкам, и часовой скорчился на полу.
После мгновенного колебания Джек увидел за поясом часового меч и потянул его к себе. Тот ухватился за клинок, но поздно: Джек, завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им ладонь часового. Столь большое количество собственной крови устрашило солдата, и он жалобно застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие! Он занес меч, чтобы заколоть часового, и понял, что не сможет сделать этого: уж слишком жалкий у того был вид.
Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать шум борьбы. Он снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его, но тот остался в сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя в затылок, но в последний миг часовой обернулся, и удар пришелся в лицо. Джек попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
И бежал от дела рук своих — удар клинка был бы милосердием по сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру и закрыть дверь, чтобы выиграть время, но изуродованное лицо солдата вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался по каменным коридорам, похожим друг на друга.
Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не было слышно — только кровь стучала в ушах. Джек не имел представления, что местом его заключения служил такой лабиринт. Он принудил себя собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше. Назад возвращаться нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В боковом туннеле на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку не захотелось туда углубляться, и он решил идти прямо.
Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек заколебался. Идти дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек, помедлив, вступил во мрак.
* * *
Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук — они причиняли ему сильную боль. Утром начался дождь, и сырость разъедала скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу прошлой ночью удалось подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
Масло не помогало. Баралис просушил руки и подошел к столу за болеутоляющим зельем. Тщательно отмерив в стакан белый порошок, он подлил туда же вина и выпил смесь.
Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и умственные силы. Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, — способы, к которым он прибег, не позволяли усомниться. Однако был один миг, в который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть было не отступил перед каким-то мальчишкой!
За этим что-то скрывалось. Сознание этого парня замкнуто, точно крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение: женщина, а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен и снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей, но ни один не оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе какой-то вред, — мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел целехонек. И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой силой и, по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не прибегал к ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад время в хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще ни разу. И не знал, что такое возможно. Требуется большое мастерство, чтобы задержать время хотя бы на миг. Самому Баралису едва удается остановить пламя свечи — а безвестный мальчик совершил неизмеримо большее.
Между тем Джек сам не сознает громадности своего свершения. Он думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в тесто, а не обратил время вспять. На прошлой неделе Баралис опять спускался на кухню — отзвуки того происшествия все еще чувствуются там. Этому болвану Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни — на тех, старых, тесто не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы — но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами. Зола из той печи пошла на мыло — и счастлива та дама, которая им умоется. Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет. А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку — и кто знает, к чему это приведет.
Хорошо, что Баралис распорядился уничтожить хотя бы сами хлебы. Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих пор у Баралиса все шло гладко — и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между тем его преследовало навязчивое чувство, что Джек может явить собой именно такую помеху. В другое время Баралис придержал бы мальчишку, чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме и слишком крупную игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
— Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
— Слушаю, господин.
— Оно касается наших гостей.
— Гостей?
— Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.
— А его уже нету.
— Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
Баралиса затрясло.
— Я, хозяин, только что из убежища — носил кое-что вкусное юной даме. Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
— Дело говори! — взревел Баралис.
— Ну а Трафф прибежал ко мне и говорит — парень-то ушел. Избил, говорит, зверски моего человека и сбежал.
— А девушку? Она-то на месте? — вне себя вскричал Баралис.
— Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
— Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
— Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели бы его, если б он выбежал наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140