— Делай свой ход, — сказал мне Мэлгон. — Что за дурная весть?
— Сэсонская ведьма шлет на нас стрелы из каждого своего пальца, и каждая наносит тяжкую рану!
— Воистину, дурная весть, — ответил король. — Сдается мне, день этот добром для нас не кончится.
Мы продолжали играть в гвиддвилл перед королевским шатром, когда другой юноша подбежал к нам. Это был румяный воин с рыжеватыми волосами и недавно подстриженной бородой.
— Государь! — воскликнул он. — Дурные вести из-за стен, где вожди сражаются перед войсками, падая, как тростник под ножом!
— Делай ход, — сказал мне Мэлгон. — Что за дурные вести?
— Ведьма сэсонов поет свои магические заклинания и бросает их на ветер, так что те ивисы, которых мы убили, возвращаются к жизни и снова идут в бой!
— Воистину, дурная весть. — ответил король. — Сдается мне, день этот добром для нас не кончится.
Мы продолжали игру, как вдруг с вершины насыпи послышался страшный крик. Мы переглянулись. Нам пришло в голову, что наше войске рассеяно заклятьями злобной твари, которая колдовством своим помогала дикарям. Мы опасались, как бы не была то Ведьма из Истивахау, или Ведьма из Чертогов Аварнаха, или одна из Девяти Ведьм с Нагорий Иставнгона. Мы боялись, что на Остров Могущества пришло время Ката Палуга, как и предсказывали преданья нашей земли.
И тут к нам, сидевшим под стягом Красного Дракона, прибежал третий юноша — благородный обликом, румяный, с большими ястребиными глазами. У него было копье с четырехгранным наконечником, на лбу кровоточила глубокая рана.
— Государь! — вскричал он, задыхаясь. — Я принес тебе вести с укреплений!
— Делай ход, — сказал мне Мэлгон. — Думаю, он принес нам дурные вести, Мирддин.
Когда играешь в гвиддвилл, то бывает, везет, а бывает, и нет. Я бросил кости.
— Что за вести? — спросил юношу Мэлгон Гвинедд.
— Вести таковы, государь. Ведьма сэсонов напустила колдовскую бурю на воинов Кимри, так что мы едва видели поле боя, в смятении сражаясь друг с другом, спотыкаясь друг о друга. В слабости своей воины выпадали из щитового строя. А когда мы убивали ивисов, она поднимала их из мертвых, и с новыми силами бросались они на нас. Крик отчаянья поднялся среди воинства, и хотя мы и дрались стойко, как кровожадные псы, мы не могли выстоять против натиска щенков Хенгиста. Наши щиты были разбиты, наши копья не были нам защитой. Три сотни бьются против ста тысяч, кровавя копья на поле боя.
— Воистину, дурная весть, — ответил Мэлгон, передвигая фигурку на доске.
— И дурная, и добрая, государь, — воскликнул юноша. — Тот вождь из народа ривайнир, триффин, которого Герайнт Дивнайнтский привез на сбор войск в Динллеу Гуригон, соорудил из дерева и проволоки страшное чудовище, что сидит на насыпи у ворот крепости. Из брюха своего оно выпускает копья, которые не снести человеку, а летят они быстрее и дальше дротика, брошенного рукой могучего князя. Он зовет эту тварь «Молнией», да и вправду копья ее разят, как стрелы Мабона маб Меллта, которые мечет он из-за черных клубящихся облаков, когда гроза собирается на нагорьях Голдеу.
— Он что, выпустил это копье во вражье войско?
— Да! Первое копье пролетело над головами всего войска ивисов, и я слышал, как триффин бранил воина, который помогал ему, на корявом языке своего народа.
— А другое копье он выпустил во врагов? — спросил Мэлгон, встряхивая в ладонях кости.
— Да! — ответил гонец, задыхаясь от усталости.
— Оно тоже пролетело над войском?
— Нет, оно уложило трех вождей ивисов, что стояли у подножия башни, в которой сидит ведьма, насадив их, как куропаток на вертел!
— Добрая весть, — сказал мне Мэлгон, — хотя вряд ли смерть троих из ста тысяч повернет вспять волну битвы. Играй, Мирддин.
— Есть новость и получше, государь, — продолжал юноша, вытирая кровь с глаз.
— Что за новость?
— Вот она — триффин опять рассердился, и крики его были яростнее и пронзительнее, чем вопли вон тех коршунов, что летают вокруг. Собственными руками он подвинул одну из ног чудовища и затем дернул за веревку, которой он направляет его. Вылетело третье копье, так быстро, что я увидел лишь блеск — как от солнца на озерной волне.
— И что, он на сей раз точнее попал? — спросил я, передвигая фигурку на доске и поворачиваясь к воину.
— Весьма точно, Мирддин. Ведьма, которую привезли с собой ивисы, все вопила пронзительным голосом заклятья со своего помоста, когда огромное четырехгранное ясеневое копье вошло прямо в ее щербатую пасть. Оно пронзило ее насквозь, выйдя из зада почти сразу же, как вошло ей в рот, унося на своем жале ее кишки и внутренности куда-то за холм и роняя их по пути. И из выпотрошенного тела ведьмы раздался такой душераздирающий вой, словно Пещера Ифферна распахнулась во всю ширь и все полчища Аннона помчались на крыльях бури вслед за Гвином маб Нуддом. Триффин тоже закричал, но, по-моему, от радости, потому как он хлопал по плечу своих помощников и улыбался им А у него нет привычки улыбаться.
С этими словами вестник ушел, чтобы вернуться в битву.
— Играй, Мирддин, — снова сказал король. — Как ты думаешь — дурная это весть или добрая?
— И добрая, и дурная, государь, — ответил я. — Хорошо, что ведьма убита, но худо, что три сотни бьются против сотни тысяч.
— Тогда будем надеяться, что доброму повезет больше, чем дурному, — согласился король, встряхивая кости в темной пещере своих ладоней.
Все, что там творилось, было за пределами видимости для нас, хотя мы и слышали устрашающие вопли воинов и демонов, которые жили в их оружии и роились в воздухе над полем битвы. Но даже оттуда, где мы с Мэлгоном сидели за игральной доской, видели мы в небе тучу стрел и камней из пращи, что сыпались на стены, как рой жалящих пчел мчится с небес на летний луг. Они носились над надвратной башней, как стаи грачей над зарослями вязов под осень, колотя по крепкому частоколу, как зимний град по кровле королевского чертога.
Теперь, когда буря разразилась по-настоящему, мы с королем склонились над игральной доской, играя в самую трудную партию в гвиддвилл из тех, что когда-либо игрались. Король, что стоял в центре доски, дрожал от ярости, возмущения и жестокости битвы, и казалось, он того гляди сам двинется с места.
— Воины Кимри, дети Придайна маб Аэдда Маура! — громко вскричал король. — Бейтесь с бледноликими сынами Хенгиста, уничтожайте своих врагов, сносите им головы и гоните в отместку за ваших родичей и друзей, что погибли от их рук! И пусть покровительство Неба, желанного края, обители света, пребудет с вами на поле битвы! Да найдете вы там привет среди воинства, да будете вы в мире с Троицей!
Но волосы короля потемнели, и потускнели глаза его, и изменились лицо и образ его. Никто не слышал его молитвы, один я, Мирддин маб Морврин, ибо гнев, и ярость, и кровавое безумие, охватившие воинов, были таковы, что никто среди этой битвы не мог думать более ни о чем, кроме боя и убийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220