Прижимаясь к набережной Байонн, обогнул конический буй и прошел под освещенным свесом нормы громадного контейнеровоза, стоявшего на якоре. Три филиппинца из команды курили, свесившись над поручнями, и молча смотрели на него. Он резким движением крутанул штурвал и направился в Килл Ван Кулл. Впереди, по фарватеру, держал путь буксир «Моран», направляясь налегке в Порт-Ньюарк. Браун пристроился вслед за ним и, когда тот вильнул в бухту Ньюарк, прибавил скорости и устремился к проливу Артур Килл, который притягивал его своими огнями. Проходя мимо острова Пролл, он увидел, как в воздух взмыла ночная цапля и поплыла над нефтехранилищем на побережье Джерси.
Беззвездная ночь лишь слегка подсвечивалась огнями порта. Поверхность воды пестрела отблесками его красных и белых фонарей. Из Фреш Киллз тянуло зловонием свалки. Улыбнувшись, Браун нырнул в салон и поставил кассету в магнитофон. В душном ночном воздухе зазвучал голос Расса Коламбо: «Я не смог сомкнуть глаз прошлой ночью». С орущим на полную мощность магнитофоном он медленно прошел мимо острова Мидоу. На побережье Джерси его прожектор выхватил из тьмы крысу, бегущую вдоль мазутной кромки воды. Затем еще одну. Он поежился от задувшего с наступлением темноты холодного ветра.
Впереди были огни моста, протянувшегося через Килл. Когда впереди показались чернеющие в ночи очертания свалки брошенных судов на берегу острова Статен, он повернул к нему и заглушил мотор.
В тихой заводи Килла, окруженные со всех сторон фонарями, словно детские игрушки на тюремном дворе, были рассыпаны деревянные буксиры и паромы. Некоторые лежали полузатонувшими и увязшими в иле, их трубы и паровые машины ржавели рядом на мелководье. Другие были свалены друг на друга громадными кучами, высившимися над водой. Браун знал это место. Это была собственность его тестя Джека Кэмбла. Деревянные суденышки, которые гнили здесь, залитые светом прожекторов и окруженные забором из колючей проволоки под током, когда-то усердно, как хорошие рабочие лошадки, трудились в этой гавани.
Тесть Брауна, закончивший когда-то Йельский университет, возглавлял группы портовых головорезов – выходцев из Ирландии и Ньюфаундленда. Каждая группа еще с прошлого века контролировала определенные части портового бассейна. Обогатившись на контрабандных перевозках и торговле спиртным, а также нажившись на доставке оружия во время двух мировых войн, семейство Кэмблов скупило огромное количество недвижимости и прибрежных участков земли по всей бухте.
Левый поплавок «Парсифаля» зацепил лист корпуса развалившегося буксира. Раздался пронзительный скрежет фибергласа по металлу, заглушивший мелодичное пение Расса Коламбо. Борт буксира высоко выступал над водой, и Браун смог ступить на него.
Он обнес линем кнехт на полубаке буксира и закрепился. По корпусу, покрытому хлопьями ржавчины, добрался до рубки и присел, чтобы осмотреться. Где-то на берегу залаяла собака.
Наваленные слева от него корпуса судов отбрасывали причудливые тени. Напряженные прогибы и кривизна их форм в сочетании с полнейшим спокойствием морской глади наводили на мысль о какой-то внезапно настигшей их чудовищной катастрофе. На другой стороне Килла в темноту уходили шарообразные емкости для горючего, подстанции и линии электропередачи. «Кладбище отслуживших кораблей» – так было обозначено это место на картах.
Через неделю после их свадьбы Энн шутки ради привезла его сюда.
– Вот, что достанется мне в наследство, – объявила она. – Это наше семейное богатство.
– Что ж, – подхватил он. – Это следует запечатлеть.
Они сфотографировали тогда ее брата Айдана в его гоночной лодке среди корпусов брошенных кораблей. Браун удивлялся тому, как прочно засел тот день в его памяти. Смешно, что он вновь оказался здесь. Кассета с Коламбо закончилась. На топкую заводь стали накатывать мазутные волны прилива.
В памяти возникали обрывки истории, связанной с этим местом. Тысячи иммигрантов нашли свою смерть здесь, в лачугах, зимой, вдали от родных мест. Здесь царили одиночество, насилие и тяжкий труд. Брауну показалось, что в очертаниях кораблей проглядывало что-то знакомое. Но что? Он не мог осознать. Сторожевой пес на берегу все лаял, и казалось, что этот лай он будет слышать всегда.
9
Когда и через несколько недель от Хайлана не поступило никаких известий, Стрикланд задумался. Других заказов у него не было, и Он коротал время за монтажем своей центральноамериканской хроники.
Однажды они с Херси двенадцать часов подряд соединяли фрагменты с волонтерами-интернационалистами, отправившимся на юг помогать революционерам. Из всех интернационалистов Стрикланду особенно полюбились двое.
Один – выходец из Оклахомы – высоченного роста кладбищенский священник методистской церкви, с гнусавым голосом и прыгающим кадыком. В фаворитках у него была Шарлотта – веснушчатая, с выступающими вперед зубами. Та самая, подружка Бьяджио, когда-то служившая домработницей в Сэддл-Ривер. Рот Шарлотты был постоянно растянут в широкой улыбке, а голова качалась из стороны в сторону, когда она говорила перед камерой. Чтобы различать фрагменты, они с Херси некоторым интернационалистам присвоили клички. Этого оклахомца прозвали «Гомером», а Шарлотта у них проходила как «Дочь полка», сокращенно «ДП». Она была настолько активной и глупой, что Стрикланд едва сдерживался, чтобы не перемежать ее оживленную болтовню видами трупов, раненых и покалеченных попугаев. Херси передразнивал ее на ломаном немецком:
– На взводе! Я есть на взводе! Она есть на взводе! Мы есть на взводе!
– Насчет Сэддл-Ривер все правильно, – подтвердил Стрикланд. – Эта мелкая потаскушка пропустила через себя всю сандинистскую армию. Она свихнулась на футболках. У нее их не меньше пятисот. И на каждой свой лозунг. И каждая выдана за отдельный акт ее ударного труда.
– Вы есть на взводе! – выкрикнул Херси. Он скалил зубы в безумной усмешке, таращил глаза и мотал головой из стороны в сторону. В конце концов Стрикланду пришлось отправить его домой.
Позднее он позвонил Памеле, и она вскоре заявилась с пакетом салата из корейского ресторана на углу. Они принялись обсуждать проект Хайлана.
– Могу поклясться, – Стрикланд говорил вполне серьезно, – что все это сплошная фальшивка, инсценировка специально для Хайлана.
Памела ела капусту руками и смеялась.
– Ты противный, Стрикланд. Как ты можешь так думать. Я хочу сказать, что эти люди такие чистые!
– Да-а?
– Да, мне приходилось плавать, и я знаю все о яхтсменах.
На следующий день Стрикланда пригласила к себе Фрея Блюм – его компаньонка и менеджер. Ее офис располагался на четвертом этаже здания «Брилл», в пяти минутах ходьбы от его студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Беззвездная ночь лишь слегка подсвечивалась огнями порта. Поверхность воды пестрела отблесками его красных и белых фонарей. Из Фреш Киллз тянуло зловонием свалки. Улыбнувшись, Браун нырнул в салон и поставил кассету в магнитофон. В душном ночном воздухе зазвучал голос Расса Коламбо: «Я не смог сомкнуть глаз прошлой ночью». С орущим на полную мощность магнитофоном он медленно прошел мимо острова Мидоу. На побережье Джерси его прожектор выхватил из тьмы крысу, бегущую вдоль мазутной кромки воды. Затем еще одну. Он поежился от задувшего с наступлением темноты холодного ветра.
Впереди были огни моста, протянувшегося через Килл. Когда впереди показались чернеющие в ночи очертания свалки брошенных судов на берегу острова Статен, он повернул к нему и заглушил мотор.
В тихой заводи Килла, окруженные со всех сторон фонарями, словно детские игрушки на тюремном дворе, были рассыпаны деревянные буксиры и паромы. Некоторые лежали полузатонувшими и увязшими в иле, их трубы и паровые машины ржавели рядом на мелководье. Другие были свалены друг на друга громадными кучами, высившимися над водой. Браун знал это место. Это была собственность его тестя Джека Кэмбла. Деревянные суденышки, которые гнили здесь, залитые светом прожекторов и окруженные забором из колючей проволоки под током, когда-то усердно, как хорошие рабочие лошадки, трудились в этой гавани.
Тесть Брауна, закончивший когда-то Йельский университет, возглавлял группы портовых головорезов – выходцев из Ирландии и Ньюфаундленда. Каждая группа еще с прошлого века контролировала определенные части портового бассейна. Обогатившись на контрабандных перевозках и торговле спиртным, а также нажившись на доставке оружия во время двух мировых войн, семейство Кэмблов скупило огромное количество недвижимости и прибрежных участков земли по всей бухте.
Левый поплавок «Парсифаля» зацепил лист корпуса развалившегося буксира. Раздался пронзительный скрежет фибергласа по металлу, заглушивший мелодичное пение Расса Коламбо. Борт буксира высоко выступал над водой, и Браун смог ступить на него.
Он обнес линем кнехт на полубаке буксира и закрепился. По корпусу, покрытому хлопьями ржавчины, добрался до рубки и присел, чтобы осмотреться. Где-то на берегу залаяла собака.
Наваленные слева от него корпуса судов отбрасывали причудливые тени. Напряженные прогибы и кривизна их форм в сочетании с полнейшим спокойствием морской глади наводили на мысль о какой-то внезапно настигшей их чудовищной катастрофе. На другой стороне Килла в темноту уходили шарообразные емкости для горючего, подстанции и линии электропередачи. «Кладбище отслуживших кораблей» – так было обозначено это место на картах.
Через неделю после их свадьбы Энн шутки ради привезла его сюда.
– Вот, что достанется мне в наследство, – объявила она. – Это наше семейное богатство.
– Что ж, – подхватил он. – Это следует запечатлеть.
Они сфотографировали тогда ее брата Айдана в его гоночной лодке среди корпусов брошенных кораблей. Браун удивлялся тому, как прочно засел тот день в его памяти. Смешно, что он вновь оказался здесь. Кассета с Коламбо закончилась. На топкую заводь стали накатывать мазутные волны прилива.
В памяти возникали обрывки истории, связанной с этим местом. Тысячи иммигрантов нашли свою смерть здесь, в лачугах, зимой, вдали от родных мест. Здесь царили одиночество, насилие и тяжкий труд. Брауну показалось, что в очертаниях кораблей проглядывало что-то знакомое. Но что? Он не мог осознать. Сторожевой пес на берегу все лаял, и казалось, что этот лай он будет слышать всегда.
9
Когда и через несколько недель от Хайлана не поступило никаких известий, Стрикланд задумался. Других заказов у него не было, и Он коротал время за монтажем своей центральноамериканской хроники.
Однажды они с Херси двенадцать часов подряд соединяли фрагменты с волонтерами-интернационалистами, отправившимся на юг помогать революционерам. Из всех интернационалистов Стрикланду особенно полюбились двое.
Один – выходец из Оклахомы – высоченного роста кладбищенский священник методистской церкви, с гнусавым голосом и прыгающим кадыком. В фаворитках у него была Шарлотта – веснушчатая, с выступающими вперед зубами. Та самая, подружка Бьяджио, когда-то служившая домработницей в Сэддл-Ривер. Рот Шарлотты был постоянно растянут в широкой улыбке, а голова качалась из стороны в сторону, когда она говорила перед камерой. Чтобы различать фрагменты, они с Херси некоторым интернационалистам присвоили клички. Этого оклахомца прозвали «Гомером», а Шарлотта у них проходила как «Дочь полка», сокращенно «ДП». Она была настолько активной и глупой, что Стрикланд едва сдерживался, чтобы не перемежать ее оживленную болтовню видами трупов, раненых и покалеченных попугаев. Херси передразнивал ее на ломаном немецком:
– На взводе! Я есть на взводе! Она есть на взводе! Мы есть на взводе!
– Насчет Сэддл-Ривер все правильно, – подтвердил Стрикланд. – Эта мелкая потаскушка пропустила через себя всю сандинистскую армию. Она свихнулась на футболках. У нее их не меньше пятисот. И на каждой свой лозунг. И каждая выдана за отдельный акт ее ударного труда.
– Вы есть на взводе! – выкрикнул Херси. Он скалил зубы в безумной усмешке, таращил глаза и мотал головой из стороны в сторону. В конце концов Стрикланду пришлось отправить его домой.
Позднее он позвонил Памеле, и она вскоре заявилась с пакетом салата из корейского ресторана на углу. Они принялись обсуждать проект Хайлана.
– Могу поклясться, – Стрикланд говорил вполне серьезно, – что все это сплошная фальшивка, инсценировка специально для Хайлана.
Памела ела капусту руками и смеялась.
– Ты противный, Стрикланд. Как ты можешь так думать. Я хочу сказать, что эти люди такие чистые!
– Да-а?
– Да, мне приходилось плавать, и я знаю все о яхтсменах.
На следующий день Стрикланда пригласила к себе Фрея Блюм – его компаньонка и менеджер. Ее офис располагался на четвертом этаже здания «Брилл», в пяти минутах ходьбы от его студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112