С удовольствием посмотрю на эту потеху.
– Ты знаешь, – не слишком уверенно выговорила Энн, – все может закончиться для нас не так уж плохо. Мы можем выпутаться из всего этого, добившись успеха.
– Ты так думаешь?
– Гарри был само обаяние.
– Правда?
– Оуэн может получить свое собственное дело в результате этого. Или даже местное представительство фирмы.
– Это просто здорово! – воскликнул Джек. – Только вот в результате чего – «этого» – победы или поражения?
– Что ты имеешь в виду?
– Мне интересно, Гарри поставил на то, что он победит или проиграет? Получит ли он местное представительство, если береговая охрана выловит его завтра утром из «лужи»?
Она еще отпила из стакана.
– Гарри хороший человек.
– Ты что, не понимаешь, что Гарри и вся его компания брошены на произвол судьбы и расхлебывают кашу, которую заварил Мэтти Хайлан? Он может оказаться не в состоянии помочь тебе. Несмотря ни на что.
– Возможно, Оуэн напишет книгу обо всем этом. У него хорошее перо. Или сделает видеофильм. Его все знают в спортивном мире.
Кэмбл поднялся, подошел к телескопу и посмотрел на лежавшую внизу гавань. На стене рядом с ним висела картина, нарисованная эмигрантом из Восточной Европы и изображавшая ночную набережную, где тени бесстрастно соседствовали с яркими пучками света.
– Дела у Мэгги в школе идут хорошо, – сообщила Энн.
– Я позабочусь, чтобы она осталась в школе. Не беспокойся об этом. И твоему чрезвычайно щепетильному муженьку совсем не обязательно знать, кто платит.
– Пожалуйста, папа.
– Извини. Но мне известна его гордыня. Его представления о чести и тому подобное.
«Он говорит, как антрополог, – подумала она, – описывающий не без юмора представителя какой-нибудь экзотической и чуждой культуры».
– Очевидно, – продолжал Джек, – этот человек гипнотизирует тебя. Тебе пришлось даже дожидаться, когда он уйдет в море, чтобы повидать меня.
– Мы не приходим наверх, – сказала Энн. – Ты не приходишь вниз.
– Я так полагаю, что это загадочное путешествие оплачивается Торном и группой «Хайлан»?
– Да.
Кэмбл повернулся к окну и скрестил руки на груди.
– Просто фантастика, – заявил он. – Я не могу поверить в это, клянусь. Никогда бы не подумал такое даже о нем. Пойти вокруг этой проклятой земли!
– Просто ты не моряк, папа.
– Скажем, я просто не яхтсмен, – поправил Джек. Джек Кэмбл был несколько велеречив, чтобы сойти за пролетария нью-йоркской гавани, но ему нравилось представлять себя таковым. Он закончил Йельский университет в двадцать пять лет, сразу после Второй мировой войны, прерывая свою учебу на время службы в торговом флоте. Там он проявил себя способным матросом и продвинулся до палубного помощника капитана, совершив восемь переходов из Дейвисвиля в Ливерпуль и с десяток в Мурманск из Скапа-Флоу. До этого, между семестрами, он неоднократно был вынужден выполнять черные работы в местах лишения свободы, где ему часто приходилось защищаться с прикроватной цепью в руках. Короче говоря, он не испытывал ностальгии по своим юношеским приключениям.
Еще больше пришлось хлебнуть его отцу – выходцу с судоремонтного завода «Кингз Коув» на Ньюфаундленде. Буксиры Старого Джека и его брата Дональда завоевывали гавань с помощью своей эксплуатационной надежности и террора. Дела у них пошли в гору, после того как Старый Джек женился на дочери состоятельного торговца, чье семейство некогда прозябало в лачугах на берегах Широкого пролива.
– Если бы Оуэн стал работать на тебя, – сказала она, – было бы гораздо хуже. Слава Богу, что он не сделал этого.
– Он слишком хорош для нас. Слишком благородный.
– Я очень горжусь им, папа. – Она самодовольно улыбнулась, хотя знала, что это выводило его из себя. – И Мэгги будет гордиться.
– Я полагаю, – сказал Джек, – он избрал отличный способ сбежать от всего сразу.
– Это может потребоваться на какое-то время любому из нас.
– Что обычно говорится в подобных случаях? – спросил Джек. – Понять свои чувства, побыть самим собой, осознать себя и прочая брехня. Да я выжал из своих носков соленой воды больше, чем твой благоверный видел за всю жизнь.
– Он не пытается состязаться с тобой.
Джон рассмеялся так, словно и помыслить не мог о подобном состязании.
– У меня есть парни, которые любят ходить под парусом и которые, тем не менее, работают на меня, – произнес Кэмбл примирительно. – Они в восторге от его поступка.
– Он не похож на тех, кто работает на тебя, – заметила Энн.
– Чем же не похож?
– Он считает, что в жизни есть вещи поважнее, чем деньги.
– Может быть, я чего-то не понимаю? – спросил Джек. – Разве не из-за денег ты пришла сюда?
– Он полагает, что в жизни есть еще и другие ценности. Даже Гарри Торн понимает это, если хочешь знать.
– Мне кажется, что Гарри облагодетельствовал его из-за тебя.
Она уставилась на него.
– Что ты имеешь в виду? Кто тебе сказал такое?
– Все говорят, – отмахнулся Джек.
– Что с вас, мужиков, взять, – усмехнулась она, – у вас одно на уме.
– Твой муженек не внушил к себе уважения. – Джек Кэмбл продолжал в своем духе.
– А что такое теперь уважение? – спросила Энн. – Если бы мне понадобилось узнать что-то о человеческом уважении, разве сюда я пришла бы за этим? – Она обвела рукой кабинет и все, что находилось вокруг.
– У тебя хорошая выдержка, девочка.
– В этом месте, где одни холуи, нет никого, кому было бы известно значение этого слова – уважение. Даже не пытайся рассказывать мне про моего Оуэна, папа.
– Вы с ним два сапога пара, – сказал Джек. – Вы стоите друг друга.
Оставаясь каждый при своем мнении, они сидели, потягивая виски, и ждали, когда успокоятся нервы. Энн уже готова была пригрозить отцу, что не даст ему видеться с Мэгги. Наконец она встала и прошла к окну, выходившему на юг. Открывшийся из него вид на узкий пролив, через который должен был идти Оуэн, наполнил ее сердце ужасом. Слова отца о побеге все еще звучали у нее в ушах. Оуэн представлялся ей как никогда далеким и потерянным для нее.
– Я не могу понять твоего отношения к Оуэну, – говорила она, не оборачиваясь к отцу. – Я прожила с ним двадцать лет и никогда не видела, чтобы он сделал что-нибудь недостойное, А ведь он мог избежать участия в боевых действиях. Мог пойти к тебе на какую-нибудь хорошо оплачиваемую работу, где ему не надо было бы выкладываться. Так и сделали некоторые людишки, о которых я не буду говорить. Почему же ты унижаешь его все время?
Она смотрела в окно. За ее спиной раздавался смех Джека Кэмбла.
– Ты считаешь, что это несправедливо? – спросил он. – Ну, я не знаю, в чем тут дело.
– Я замечаю, что Оуэн заставляет некоторых чувствовать себя неуютно.
Отец опять засмеялся, и она почувствовала, что ее раздражение растет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Ты знаешь, – не слишком уверенно выговорила Энн, – все может закончиться для нас не так уж плохо. Мы можем выпутаться из всего этого, добившись успеха.
– Ты так думаешь?
– Гарри был само обаяние.
– Правда?
– Оуэн может получить свое собственное дело в результате этого. Или даже местное представительство фирмы.
– Это просто здорово! – воскликнул Джек. – Только вот в результате чего – «этого» – победы или поражения?
– Что ты имеешь в виду?
– Мне интересно, Гарри поставил на то, что он победит или проиграет? Получит ли он местное представительство, если береговая охрана выловит его завтра утром из «лужи»?
Она еще отпила из стакана.
– Гарри хороший человек.
– Ты что, не понимаешь, что Гарри и вся его компания брошены на произвол судьбы и расхлебывают кашу, которую заварил Мэтти Хайлан? Он может оказаться не в состоянии помочь тебе. Несмотря ни на что.
– Возможно, Оуэн напишет книгу обо всем этом. У него хорошее перо. Или сделает видеофильм. Его все знают в спортивном мире.
Кэмбл поднялся, подошел к телескопу и посмотрел на лежавшую внизу гавань. На стене рядом с ним висела картина, нарисованная эмигрантом из Восточной Европы и изображавшая ночную набережную, где тени бесстрастно соседствовали с яркими пучками света.
– Дела у Мэгги в школе идут хорошо, – сообщила Энн.
– Я позабочусь, чтобы она осталась в школе. Не беспокойся об этом. И твоему чрезвычайно щепетильному муженьку совсем не обязательно знать, кто платит.
– Пожалуйста, папа.
– Извини. Но мне известна его гордыня. Его представления о чести и тому подобное.
«Он говорит, как антрополог, – подумала она, – описывающий не без юмора представителя какой-нибудь экзотической и чуждой культуры».
– Очевидно, – продолжал Джек, – этот человек гипнотизирует тебя. Тебе пришлось даже дожидаться, когда он уйдет в море, чтобы повидать меня.
– Мы не приходим наверх, – сказала Энн. – Ты не приходишь вниз.
– Я так полагаю, что это загадочное путешествие оплачивается Торном и группой «Хайлан»?
– Да.
Кэмбл повернулся к окну и скрестил руки на груди.
– Просто фантастика, – заявил он. – Я не могу поверить в это, клянусь. Никогда бы не подумал такое даже о нем. Пойти вокруг этой проклятой земли!
– Просто ты не моряк, папа.
– Скажем, я просто не яхтсмен, – поправил Джек. Джек Кэмбл был несколько велеречив, чтобы сойти за пролетария нью-йоркской гавани, но ему нравилось представлять себя таковым. Он закончил Йельский университет в двадцать пять лет, сразу после Второй мировой войны, прерывая свою учебу на время службы в торговом флоте. Там он проявил себя способным матросом и продвинулся до палубного помощника капитана, совершив восемь переходов из Дейвисвиля в Ливерпуль и с десяток в Мурманск из Скапа-Флоу. До этого, между семестрами, он неоднократно был вынужден выполнять черные работы в местах лишения свободы, где ему часто приходилось защищаться с прикроватной цепью в руках. Короче говоря, он не испытывал ностальгии по своим юношеским приключениям.
Еще больше пришлось хлебнуть его отцу – выходцу с судоремонтного завода «Кингз Коув» на Ньюфаундленде. Буксиры Старого Джека и его брата Дональда завоевывали гавань с помощью своей эксплуатационной надежности и террора. Дела у них пошли в гору, после того как Старый Джек женился на дочери состоятельного торговца, чье семейство некогда прозябало в лачугах на берегах Широкого пролива.
– Если бы Оуэн стал работать на тебя, – сказала она, – было бы гораздо хуже. Слава Богу, что он не сделал этого.
– Он слишком хорош для нас. Слишком благородный.
– Я очень горжусь им, папа. – Она самодовольно улыбнулась, хотя знала, что это выводило его из себя. – И Мэгги будет гордиться.
– Я полагаю, – сказал Джек, – он избрал отличный способ сбежать от всего сразу.
– Это может потребоваться на какое-то время любому из нас.
– Что обычно говорится в подобных случаях? – спросил Джек. – Понять свои чувства, побыть самим собой, осознать себя и прочая брехня. Да я выжал из своих носков соленой воды больше, чем твой благоверный видел за всю жизнь.
– Он не пытается состязаться с тобой.
Джон рассмеялся так, словно и помыслить не мог о подобном состязании.
– У меня есть парни, которые любят ходить под парусом и которые, тем не менее, работают на меня, – произнес Кэмбл примирительно. – Они в восторге от его поступка.
– Он не похож на тех, кто работает на тебя, – заметила Энн.
– Чем же не похож?
– Он считает, что в жизни есть вещи поважнее, чем деньги.
– Может быть, я чего-то не понимаю? – спросил Джек. – Разве не из-за денег ты пришла сюда?
– Он полагает, что в жизни есть еще и другие ценности. Даже Гарри Торн понимает это, если хочешь знать.
– Мне кажется, что Гарри облагодетельствовал его из-за тебя.
Она уставилась на него.
– Что ты имеешь в виду? Кто тебе сказал такое?
– Все говорят, – отмахнулся Джек.
– Что с вас, мужиков, взять, – усмехнулась она, – у вас одно на уме.
– Твой муженек не внушил к себе уважения. – Джек Кэмбл продолжал в своем духе.
– А что такое теперь уважение? – спросила Энн. – Если бы мне понадобилось узнать что-то о человеческом уважении, разве сюда я пришла бы за этим? – Она обвела рукой кабинет и все, что находилось вокруг.
– У тебя хорошая выдержка, девочка.
– В этом месте, где одни холуи, нет никого, кому было бы известно значение этого слова – уважение. Даже не пытайся рассказывать мне про моего Оуэна, папа.
– Вы с ним два сапога пара, – сказал Джек. – Вы стоите друг друга.
Оставаясь каждый при своем мнении, они сидели, потягивая виски, и ждали, когда успокоятся нервы. Энн уже готова была пригрозить отцу, что не даст ему видеться с Мэгги. Наконец она встала и прошла к окну, выходившему на юг. Открывшийся из него вид на узкий пролив, через который должен был идти Оуэн, наполнил ее сердце ужасом. Слова отца о побеге все еще звучали у нее в ушах. Оуэн представлялся ей как никогда далеким и потерянным для нее.
– Я не могу понять твоего отношения к Оуэну, – говорила она, не оборачиваясь к отцу. – Я прожила с ним двадцать лет и никогда не видела, чтобы он сделал что-нибудь недостойное, А ведь он мог избежать участия в боевых действиях. Мог пойти к тебе на какую-нибудь хорошо оплачиваемую работу, где ему не надо было бы выкладываться. Так и сделали некоторые людишки, о которых я не буду говорить. Почему же ты унижаешь его все время?
Она смотрела в окно. За ее спиной раздавался смех Джека Кэмбла.
– Ты считаешь, что это несправедливо? – спросил он. – Ну, я не знаю, в чем тут дело.
– Я замечаю, что Оуэн заставляет некоторых чувствовать себя неуютно.
Отец опять засмеялся, и она почувствовала, что ее раздражение растет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112