Он смахнул тыльной стороной ладони пот, выступивший на лбу. Та ложь показалась ему сейчас, посреди темного океана, настолько вопиющей, что он рассмеялся во весь голос. За бортом – самое заброшенное, туманное и опасное побережье из всех, какие только есть на земле, с убийственными скалами и плавающими стволами хвойных деревьев. В памяти – самая беспардонная ложь, какую только можно придумать! Но сказанного не воротишь. Это был примитивный выверт какого-то темного уголка в сознании. Воспоминания были неприятными и какими-то странными.
Зарево, горевшее в чистом небе над головой, сулило нужный западный ветер. Над оставшимся позади континентом ярко сияла звезда Альтаир. Впереди над океаном светился Орион. От того, что звезды вновь принадлежали ему, в душе, как в детстве, возникала радость. Незадолго до полуночи он спустился вниз. Проснувшись, почувствовал головокружение, а когда поднялся, то вынужден был ухватиться за поручень над головой. Ветер над палубой потеплел и пах дождем, но продолжал так же устойчиво дуть с северо-запада. Стабилизатор управления работал, заставляя «Нону» идти нужным курсом на восток с левым галсом. Бегающий по кругу луч радара показывал чистый горизонт.
За штурманским столом Браун лениво раскрыл экземпляр «Океанских проходов мира». «Утром, – подумал он, – надо будет сделать привязку и проложить предварительный курс». «Океанские проходы» для данного времени года указывали ему точку с координатами 34 градуса северной широты и 45 градусов западной долготы, откуда он мог подхватить в свои паруса северо-восточные пассаты. Браун подумал, что, если позволит ветер, он может пройти еще дальше на восток. Впервые после выхода в море он включил монитор космической системы навигации. Затем по приемнику коротковолновой связи настроился на морскую обсерваторию, откуда передавались сигналы точного времени, и скорректировал ход своих часов и бортовых хронометров. Вдоль стен каюты пылилось его таинственно молчавшее электронное оборудование с многочисленными кнопками и индикаторами. Браун подозревал, что не сделает даже попытки воспользоваться им.
Вскоре, почувствовав жажду, он прошел на камбуз, выпил несколько чашек воды и лег на койку. Но стоило ему только закрыть глаза, как вновь началось головокружение. Он страдал морской болезнью только раз в жизни, попав в болтанку в Малом заливе на десантной посудине во время учебной высадки на берег. Это было почти двадцать лет назад. То, что это состояние возвращалось к нему сейчас, казалось злой иронией судьбы.
Он встал и, настроившись на какую-то радиостанцию, передававшую джаз, выключил все освещение в каюте, кроме небольшой лампы над штурманским столом. Затем прилег обратно, чтобы послушать музыку и, если удастся, заснуть. Вскоре ему сделалось жарко. Но стоило отбросить спальный мешок, как тут же стало холодно. И тогда он вспомнил о своей ноге, которую поранил на причале в порту. Браун сел и включил верхний свет.
Вид раны чуть повыше лодыжки встревожил его. Она покрылась коростой цвета воды в нью-йоркской гавани, вокруг нее расплывалась краснота. Нажав рядом, он почувствовал тупую боль в мышцах от лодыжки до самого бедра. Порез, похоже, был глубокий, хотя и не сильно кровоточил. В порту, когда он поранился, отлив только начинался, поэтому тот острый выступ, о который он порезался, находился ниже отметки наименьшего уровня и не выступал над водой. Это был классический образец резаной раны с возможным последующим развитием столбняка. Со времени последней прививки прошло больше пяти лет, а сделать новую ему не пришло в голову. Раны, полученные в море, обычно не приводили к заражению.
– Проклятье! – вырвалось у него.
Забравшись в спальный мешок, он прочел в «Полной домашней медицинской энциклопедии», которую достал из аптечки:
«Начало течения болезни обычно характеризуется головными болями, легким ознобом, раздражительностью, мрачными предчувствиями и беспокойством. Первым реальным признаком столбняка является одеревенелость мышц челюсти, затрудняющая ее движение. Спазмы могут появляться в мышцах шеи и в любых других областях. Испытывая сильные мучения, больной остается в сознании. Он не может открыть рот или сделать глотательное движение. Его брови оказываются вздернутыми, а уголки рта поднимаются кверху, создавая впечатление постоянной ухмылки…»
Свет слегка померк в глазах, когда он сел на койке.
«Это маловероятно, – подумал он, – что у меня столбняк. Но возможно». Достав из аптечки несколько таблеток аспирина и пенициллина, он проглотил их, запив водой. Чем больше он думал о столбняке, тем деревяннее казалась ему челюсть.
Тем не менее ему удалось ненадолго заснуть. Проснувшись, он почувствовал себя хуже чем прежде. Во рту был неприятный привкус, шея затекла, а в висках стучала боль. И без термометра было ясно, что температура у него высокая.
«Необходимым условием является ранняя госпитализация, – говорилось в «Домашней медицинской энциклопедии». – Многое зависит от своевременного введения противостолбнячной сыворотки».
«Даже если это не столбняк, – думал Браун, – существуют другие, не менее опасные вещи. Гангрена. Ботулизм». Он прочитал о них в энциклопедии. Через некоторое время Оуэн почувствовал себя слишком плохо, для того чтобы читать или даже встать с койки. При каждом малейшем движении его сотрясал озноб. В конце концов он заставил себя подняться, чтобы посмотреть на индикатор радара. Все было чисто. Шатаясь, вышел на палубу и затуманенными глазами обвел горизонт. Ветер опять стал сухим и прохладным и дул в прежнем направлении.
Когда он спустился вниз, его взгляд упал на радиопередатчик. Самым очевидным решением было развернуться и взять курс к берегу. Если ему станет хуже, он может призвать на помощь береговую охрану. Как только Браун представил себя в роли спасаемого, отказ от участия в гонке перестал казаться таким уж страшным. Он, несомненно, был слишком болен, чтобы продолжать гонку. Подавленный своим состоянием, он сидел на койке, уронив голову на грудь. Он хотел бы повернуть назад, но у него не было никаких сил, чтобы сделать это. Из всего находящегося в каюте сознание фиксировало только передатчик. Ему вдруг захотелось позвонить жене и переложить на нее решение возникшей ситуации. А еще больше ему хотелось просто услышать ее голос. Он чувствовал себя сломленным, его охватил арах. Но кончилось тем, что он принял еще аспирина с пенициллином и лег спать.
Проснувшись посреди ночи, он еще долго не мог выпутаться из тревожных кошмаров, одолевавших его во сне. И, только освободившись от них и вспомнив о настоящей причине своих неприятностей, Оуэн смог подумать о своем состоянии и страшивших его симптомах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Зарево, горевшее в чистом небе над головой, сулило нужный западный ветер. Над оставшимся позади континентом ярко сияла звезда Альтаир. Впереди над океаном светился Орион. От того, что звезды вновь принадлежали ему, в душе, как в детстве, возникала радость. Незадолго до полуночи он спустился вниз. Проснувшись, почувствовал головокружение, а когда поднялся, то вынужден был ухватиться за поручень над головой. Ветер над палубой потеплел и пах дождем, но продолжал так же устойчиво дуть с северо-запада. Стабилизатор управления работал, заставляя «Нону» идти нужным курсом на восток с левым галсом. Бегающий по кругу луч радара показывал чистый горизонт.
За штурманским столом Браун лениво раскрыл экземпляр «Океанских проходов мира». «Утром, – подумал он, – надо будет сделать привязку и проложить предварительный курс». «Океанские проходы» для данного времени года указывали ему точку с координатами 34 градуса северной широты и 45 градусов западной долготы, откуда он мог подхватить в свои паруса северо-восточные пассаты. Браун подумал, что, если позволит ветер, он может пройти еще дальше на восток. Впервые после выхода в море он включил монитор космической системы навигации. Затем по приемнику коротковолновой связи настроился на морскую обсерваторию, откуда передавались сигналы точного времени, и скорректировал ход своих часов и бортовых хронометров. Вдоль стен каюты пылилось его таинственно молчавшее электронное оборудование с многочисленными кнопками и индикаторами. Браун подозревал, что не сделает даже попытки воспользоваться им.
Вскоре, почувствовав жажду, он прошел на камбуз, выпил несколько чашек воды и лег на койку. Но стоило ему только закрыть глаза, как вновь началось головокружение. Он страдал морской болезнью только раз в жизни, попав в болтанку в Малом заливе на десантной посудине во время учебной высадки на берег. Это было почти двадцать лет назад. То, что это состояние возвращалось к нему сейчас, казалось злой иронией судьбы.
Он встал и, настроившись на какую-то радиостанцию, передававшую джаз, выключил все освещение в каюте, кроме небольшой лампы над штурманским столом. Затем прилег обратно, чтобы послушать музыку и, если удастся, заснуть. Вскоре ему сделалось жарко. Но стоило отбросить спальный мешок, как тут же стало холодно. И тогда он вспомнил о своей ноге, которую поранил на причале в порту. Браун сел и включил верхний свет.
Вид раны чуть повыше лодыжки встревожил его. Она покрылась коростой цвета воды в нью-йоркской гавани, вокруг нее расплывалась краснота. Нажав рядом, он почувствовал тупую боль в мышцах от лодыжки до самого бедра. Порез, похоже, был глубокий, хотя и не сильно кровоточил. В порту, когда он поранился, отлив только начинался, поэтому тот острый выступ, о который он порезался, находился ниже отметки наименьшего уровня и не выступал над водой. Это был классический образец резаной раны с возможным последующим развитием столбняка. Со времени последней прививки прошло больше пяти лет, а сделать новую ему не пришло в голову. Раны, полученные в море, обычно не приводили к заражению.
– Проклятье! – вырвалось у него.
Забравшись в спальный мешок, он прочел в «Полной домашней медицинской энциклопедии», которую достал из аптечки:
«Начало течения болезни обычно характеризуется головными болями, легким ознобом, раздражительностью, мрачными предчувствиями и беспокойством. Первым реальным признаком столбняка является одеревенелость мышц челюсти, затрудняющая ее движение. Спазмы могут появляться в мышцах шеи и в любых других областях. Испытывая сильные мучения, больной остается в сознании. Он не может открыть рот или сделать глотательное движение. Его брови оказываются вздернутыми, а уголки рта поднимаются кверху, создавая впечатление постоянной ухмылки…»
Свет слегка померк в глазах, когда он сел на койке.
«Это маловероятно, – подумал он, – что у меня столбняк. Но возможно». Достав из аптечки несколько таблеток аспирина и пенициллина, он проглотил их, запив водой. Чем больше он думал о столбняке, тем деревяннее казалась ему челюсть.
Тем не менее ему удалось ненадолго заснуть. Проснувшись, он почувствовал себя хуже чем прежде. Во рту был неприятный привкус, шея затекла, а в висках стучала боль. И без термометра было ясно, что температура у него высокая.
«Необходимым условием является ранняя госпитализация, – говорилось в «Домашней медицинской энциклопедии». – Многое зависит от своевременного введения противостолбнячной сыворотки».
«Даже если это не столбняк, – думал Браун, – существуют другие, не менее опасные вещи. Гангрена. Ботулизм». Он прочитал о них в энциклопедии. Через некоторое время Оуэн почувствовал себя слишком плохо, для того чтобы читать или даже встать с койки. При каждом малейшем движении его сотрясал озноб. В конце концов он заставил себя подняться, чтобы посмотреть на индикатор радара. Все было чисто. Шатаясь, вышел на палубу и затуманенными глазами обвел горизонт. Ветер опять стал сухим и прохладным и дул в прежнем направлении.
Когда он спустился вниз, его взгляд упал на радиопередатчик. Самым очевидным решением было развернуться и взять курс к берегу. Если ему станет хуже, он может призвать на помощь береговую охрану. Как только Браун представил себя в роли спасаемого, отказ от участия в гонке перестал казаться таким уж страшным. Он, несомненно, был слишком болен, чтобы продолжать гонку. Подавленный своим состоянием, он сидел на койке, уронив голову на грудь. Он хотел бы повернуть назад, но у него не было никаких сил, чтобы сделать это. Из всего находящегося в каюте сознание фиксировало только передатчик. Ему вдруг захотелось позвонить жене и переложить на нее решение возникшей ситуации. А еще больше ему хотелось просто услышать ее голос. Он чувствовал себя сломленным, его охватил арах. Но кончилось тем, что он принял еще аспирина с пенициллином и лег спать.
Проснувшись посреди ночи, он еще долго не мог выпутаться из тревожных кошмаров, одолевавших его во сне. И, только освободившись от них и вспомнив о настоящей причине своих неприятностей, Оуэн смог подумать о своем состоянии и страшивших его симптомах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112