— Для меня это был нелегкий период. Я был еще слишком мал, чтобы обходиться без родительской любви, особенно без любви материнской. Естественно, я потянулся к мачехе, но та так и не сумела увидеть во мне сына. Может быть, она вообще ничего ко мне не чувствовала. По иронии судьбы, женщина страстно любила отца, который не отвечал ей даже легкой взаимностью. — Мэттью отбросил изжеванную травинку и вздохнул. — Любовь и боль слишком часто идут рука об руку.
Джессика ощутила печаль при этих словах, но не могла отрицать заключенной в них горькой правды. Можно было даже добавить, что порой любовь означает боль. День за днем мысли о скорой разлуке отравляли ей жизнь, порождали в душе тоску, похожую на физическую боль в сердце. Она потянулась к мужу и прижалась ладонью к его щеке.
— Я не могу поверить, что мачеха не испытывала к тебе никаких чувств. Разве это возможно?
Неуверенная улыбка коснулась губ Мэттью, осветив все лицо. Он откинулся на одеяле, притянул к себе Джессику и поцеловал долгим поцелуем. На миг граф испытал сожаление оттого, что они взяли с собой Сару. Могли бы заняться любовью, если бы не присутствие девочки…
Если бы как раз в этот момент она не свалилась в воду с громким плеском.
— Сара!
Оба вскочили на ноги одновременно и наперегонки понеслись к озеру. Чуть дальше линии камыша, за склоненным к самой воде стволом старой ивы, виднелась детская головка с круглыми глазами и ртом, широко раскрытым для крика. Но крика не было. Девочка отчаянно молотила по воде руками и оставалась на поверхности несколько минут, пока намокало платьице, пузырем вздувшееся вокруг нес. После этого сразу же пошла ко дну.
— Боже мой! Она тонет, тонет! — закричала Джессика в ужасе. — Мэттью, я не умею плавать!
Но тот уже успел стащить сапоги и теперь сбрасывал тяжелую верхнюю одежду. Приостановившись, чтобы набрать побольше воздуха, он нырнул в озеро, выстуженное холодными ночами.
Продолжая повторять: «Боже мой, Боже мой!..» — Джессика забрела по колено в зеленую от ряски прибрежную воду. Поднятый со дна ил расплывался вокруг коричневым облаком, намокший подол облепил ноги, но женщина не отрывала взгляда от пузырей, расходящихся по поверхности в нескольких футах от нее.
Спустя, казалось, целую вечность Мэттью выплыл, судорожно хватая ртом воздух, и рывком вытолкнул из-под воды что-то мокрое, бесформенное — белокурую детскую головку. Сара беззвучно кричала, отплевываясь и задыхаясь, слезы часто-часто катились из широко раскрытых глаз. Джессика тоже начала плакать. Когда Мэттью выбрел на берег по другую сторону согнутого ивового ствола, она бросилась к нему и заключила в объятия сразу обоих.
— С ней все будет в порядке, — не вполне внятно выговорил Мэттью, ежась в мокрой одежде.
— Сейчас мы отвезем тебя домой, моя маленькая, — с трудом произнесла Джессика, растирая ледяные ручки ребенка, бледные до прозрачности, так что под кожей просвечивала каждая крохотная голубая жилка, — Не пройдет и четверти часа, как тебя переоденут и согреют.
— Папа, — вдруг сказала Сара, обвила шею Мэттью и уткнулась в его плечо. — Папочка…
— Папа здесь, папа с тобой, — говорил Мэттью, поглаживая ее по мокрым волосам. — Папа всегда будет рядом и не позволит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Плакать не надо. Все будет хорошо, просто прекрасно…
Джессика хотела добавить что-нибудь утешительное, но горло у нее так перехватило, что она могла только молча смотреть на Мэттью. Джессика любила его всю свою жизнь, физически желала и добивалась всеми правдами и неправдами, но никогда еще ее чувство к нему не было таким сокрушительным, таким необъятным, как в эту минуту.
В молчании вернулись они к одеялу с разложенными на нем припасами. Джессика бесцеремонно выдернула его и укутала мужа и ребенка, чтобы согреть. Кое-как побросав в корзину остатки пищи, женщина подобрала сапоги и куртку Мэттью, отвязала пони, мирно щиплющего траву под соседним дубом, и вскоре тележка покатилась по направлению к Белмор-Холлу.
На конюшне они предоставили расседлывать лошадку младшему груму Джимми, а сами поспешили в дом. С одежды Мэттью продолжало течь, но он первым делом поднялся с Сарой на руках в детскую, где их встретила ахами и охами встревоженная Виола. Мэттью посадил девочку на кровать и сам начал расстегивать насквозь промокшее платьице.
— Да что ж это такое делается, скажите на милость! — приговаривала Виола, поспешно доставая сухую и теплую ночную рубашечку. — Что ж это за напасть на моего ягненочка?
— Я утонула, а папа меня спас, — объяснила Сара, для полноты впечатления еще больше округляя голубые блюдца глаз.
Сразу после этого она снова разразилась слезами.
— Батюшки!
Всплеснув руками, Виола уставилась сначала на Мэттью, потом на Джессику. Те по очереди развели руками.
— Ах ты, ягодиночка моя ненаглядная! — заворковала старая нянька, принимая ледяное и влажное тельце и закутывая его в нагретое одеяло.
Когда она уселась перед камином в кресло-качалку с девочкой на руках, Сара несколько раз громко чихнула, но потом притихла.
— Мэттью, ты хоть сознаешь, что случилось? — вполголоса спросила Джессика. — Если бы не ты, Сары не было бы в живых.
Муж не ответил, не сводя взгляда со свертка на руках у Виолы, над которым та то напевала, то приговаривала что-то. Джессика высказала то, что думал и он сам. Мало, ох как мало времени оставалось ему покровительствовать своим домочадцам.
Что станется с ними, когда его не будет рядом?
Мэттью вышел на дорожку, ведущую на задворки сада, к теплице. Отвечая на вопрос, где Джессика, маркиз сказал, что она пошла «немного поработать со своими питомцами», а поскольку время перевалило за полдень, то речь, конечно, шла не о детях, а о растениях. В этот день Мэттью рано разобрался с делами и решил немного повозиться в земле.
Он шел быстро и скоро оказался на месте. Дверь была плотно прикрыта от холодного наружного воздуха. Мэттью бесшумно открыл ее и ступил во влажное тепло. Теплица была огромная, сооруженная из сотен прямоугольных кусков стекла. Множество крупнолистых экзотических растений уживались в ней, их обвивали лианы и ползучие плети орхидей, под ними почву сплошь покрывали цветы, для которых климат Англии был слишком суров. Узкие тропинки позволяли пройти этот тропический лес из конца в конец.
Мэттью нашел Джессику за одной из клумб. Она была так поглощена работой, что не замечала ничего вокруг, и граф некоторое время без помехи любовался ею, особенно руками, почти по локоть перепачканными в жирном влажном черноземе. Судя по всему, жена сажала апельсиновое деревце. Притоптав лопаткой землю вокруг стебелька, она поднялась и потянулась за лейкой, предоставив ему для обозрения обтянутые платьем округлые ягодицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Джессика ощутила печаль при этих словах, но не могла отрицать заключенной в них горькой правды. Можно было даже добавить, что порой любовь означает боль. День за днем мысли о скорой разлуке отравляли ей жизнь, порождали в душе тоску, похожую на физическую боль в сердце. Она потянулась к мужу и прижалась ладонью к его щеке.
— Я не могу поверить, что мачеха не испытывала к тебе никаких чувств. Разве это возможно?
Неуверенная улыбка коснулась губ Мэттью, осветив все лицо. Он откинулся на одеяле, притянул к себе Джессику и поцеловал долгим поцелуем. На миг граф испытал сожаление оттого, что они взяли с собой Сару. Могли бы заняться любовью, если бы не присутствие девочки…
Если бы как раз в этот момент она не свалилась в воду с громким плеском.
— Сара!
Оба вскочили на ноги одновременно и наперегонки понеслись к озеру. Чуть дальше линии камыша, за склоненным к самой воде стволом старой ивы, виднелась детская головка с круглыми глазами и ртом, широко раскрытым для крика. Но крика не было. Девочка отчаянно молотила по воде руками и оставалась на поверхности несколько минут, пока намокало платьице, пузырем вздувшееся вокруг нес. После этого сразу же пошла ко дну.
— Боже мой! Она тонет, тонет! — закричала Джессика в ужасе. — Мэттью, я не умею плавать!
Но тот уже успел стащить сапоги и теперь сбрасывал тяжелую верхнюю одежду. Приостановившись, чтобы набрать побольше воздуха, он нырнул в озеро, выстуженное холодными ночами.
Продолжая повторять: «Боже мой, Боже мой!..» — Джессика забрела по колено в зеленую от ряски прибрежную воду. Поднятый со дна ил расплывался вокруг коричневым облаком, намокший подол облепил ноги, но женщина не отрывала взгляда от пузырей, расходящихся по поверхности в нескольких футах от нее.
Спустя, казалось, целую вечность Мэттью выплыл, судорожно хватая ртом воздух, и рывком вытолкнул из-под воды что-то мокрое, бесформенное — белокурую детскую головку. Сара беззвучно кричала, отплевываясь и задыхаясь, слезы часто-часто катились из широко раскрытых глаз. Джессика тоже начала плакать. Когда Мэттью выбрел на берег по другую сторону согнутого ивового ствола, она бросилась к нему и заключила в объятия сразу обоих.
— С ней все будет в порядке, — не вполне внятно выговорил Мэттью, ежась в мокрой одежде.
— Сейчас мы отвезем тебя домой, моя маленькая, — с трудом произнесла Джессика, растирая ледяные ручки ребенка, бледные до прозрачности, так что под кожей просвечивала каждая крохотная голубая жилка, — Не пройдет и четверти часа, как тебя переоденут и согреют.
— Папа, — вдруг сказала Сара, обвила шею Мэттью и уткнулась в его плечо. — Папочка…
— Папа здесь, папа с тобой, — говорил Мэттью, поглаживая ее по мокрым волосам. — Папа всегда будет рядом и не позволит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Плакать не надо. Все будет хорошо, просто прекрасно…
Джессика хотела добавить что-нибудь утешительное, но горло у нее так перехватило, что она могла только молча смотреть на Мэттью. Джессика любила его всю свою жизнь, физически желала и добивалась всеми правдами и неправдами, но никогда еще ее чувство к нему не было таким сокрушительным, таким необъятным, как в эту минуту.
В молчании вернулись они к одеялу с разложенными на нем припасами. Джессика бесцеремонно выдернула его и укутала мужа и ребенка, чтобы согреть. Кое-как побросав в корзину остатки пищи, женщина подобрала сапоги и куртку Мэттью, отвязала пони, мирно щиплющего траву под соседним дубом, и вскоре тележка покатилась по направлению к Белмор-Холлу.
На конюшне они предоставили расседлывать лошадку младшему груму Джимми, а сами поспешили в дом. С одежды Мэттью продолжало течь, но он первым делом поднялся с Сарой на руках в детскую, где их встретила ахами и охами встревоженная Виола. Мэттью посадил девочку на кровать и сам начал расстегивать насквозь промокшее платьице.
— Да что ж это такое делается, скажите на милость! — приговаривала Виола, поспешно доставая сухую и теплую ночную рубашечку. — Что ж это за напасть на моего ягненочка?
— Я утонула, а папа меня спас, — объяснила Сара, для полноты впечатления еще больше округляя голубые блюдца глаз.
Сразу после этого она снова разразилась слезами.
— Батюшки!
Всплеснув руками, Виола уставилась сначала на Мэттью, потом на Джессику. Те по очереди развели руками.
— Ах ты, ягодиночка моя ненаглядная! — заворковала старая нянька, принимая ледяное и влажное тельце и закутывая его в нагретое одеяло.
Когда она уселась перед камином в кресло-качалку с девочкой на руках, Сара несколько раз громко чихнула, но потом притихла.
— Мэттью, ты хоть сознаешь, что случилось? — вполголоса спросила Джессика. — Если бы не ты, Сары не было бы в живых.
Муж не ответил, не сводя взгляда со свертка на руках у Виолы, над которым та то напевала, то приговаривала что-то. Джессика высказала то, что думал и он сам. Мало, ох как мало времени оставалось ему покровительствовать своим домочадцам.
Что станется с ними, когда его не будет рядом?
Мэттью вышел на дорожку, ведущую на задворки сада, к теплице. Отвечая на вопрос, где Джессика, маркиз сказал, что она пошла «немного поработать со своими питомцами», а поскольку время перевалило за полдень, то речь, конечно, шла не о детях, а о растениях. В этот день Мэттью рано разобрался с делами и решил немного повозиться в земле.
Он шел быстро и скоро оказался на месте. Дверь была плотно прикрыта от холодного наружного воздуха. Мэттью бесшумно открыл ее и ступил во влажное тепло. Теплица была огромная, сооруженная из сотен прямоугольных кусков стекла. Множество крупнолистых экзотических растений уживались в ней, их обвивали лианы и ползучие плети орхидей, под ними почву сплошь покрывали цветы, для которых климат Англии был слишком суров. Узкие тропинки позволяли пройти этот тропический лес из конца в конец.
Мэттью нашел Джессику за одной из клумб. Она была так поглощена работой, что не замечала ничего вокруг, и граф некоторое время без помехи любовался ею, особенно руками, почти по локоть перепачканными в жирном влажном черноземе. Судя по всему, жена сажала апельсиновое деревце. Притоптав лопаткой землю вокруг стебелька, она поднялась и потянулась за лейкой, предоставив ему для обозрения обтянутые платьем округлые ягодицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130