Его смутила внезапная тишина в застенке, он оглянулся и увидел, что кат перестал возить по полу тряпкой, выпрямился и странно на него смотрит.
- Что ты встал? - недовольно спросил Огнезар.
Рука ката потянулась к стене, он продолжал смотреть в глаза Огнезару, а рука его шарила по стене, как будто вовсе ему и не принадлежала. Неожиданно мурашки пробежали по спине Огнезара, и в этот миг он услышал из окна крик. Это был иступленный крик безумца. И тут же, одновременно с этим что-то ушло из груди, в ней образовалась странная равнодушная пустота. Все вокруг словно схлопнулось, сложилось, и вместо трехмерного мира Огнезар увидел безликую и скучную плоскую картинку.
- Харалуг открыл медальон, - хрипло, с ненавистью сказал кат и взмахнул кнутом.
Кат убил благородного Огнезара тремя ударами - переломил шейные позвонки - и вышел в коридор. Тюремщики бежали на крик, обнажая сабли, но его оружие не оставляло им шансов. Он вышибал сабли у них из рук шутя, играючи, и смеялся. Он смеялся впервые за пятнадцать лет. Они отступили, попятились, а с улицы неслись крики, и тюремщики не понимали, что происходит. Кат теснил их к выходу, подхватив чью-то саблю левой рукой.
- Харалуг открыл медальон! - выкрикнул он, и из общих камер ему ответил вой арестантов, - быстро! Ключи сюда!
Сзади на тюремщиков напирала стража, в давке ничего было не разобрать, но кат продолжал размахивать кнутом, нанося точные удары - по рукам, в лицо, толчком в грудь, захлестом по ногам.
Они выли и падали.
- Ключи!
- Отдайте ему ключи! - орали в передних рядах, - он сумасшедший!
- Я был сумасшедшим, - расхохотался кат, - а теперь Харалуг открыл медальон.
Ключи со звоном пролетели по полу и остановились у его ног.
Жмур шел по городу, и слышал крики. Люди приходили в себя, люди не сразу понимали, что случилось, и кричали. Не все они были разбойниками. Не все они слышали о последней заповеди. Но все они стали вольными людьми в один миг, и все они смотрели вокруг, и к ним приходило понимание того, что с ними сделали.
Пару раз навстречу попадалась стража, но молот в руках Жмура заставлял их отступать. Шум нарастал, Жмур видел, как по улице пробежали двое разбойников с топорами в руках, потом еще один, вслед за ними. Куда подевался Полоз, Жмур не разобрался. Он шел к главной площади, и его мало интересовало, что происходит вокруг.
За тюремной оградой шла настоящая схватка. Жмур разглядел ката с кнутом, и сначала намеревался проломить ему голову, но неожиданно понял, на чьей стороне тот сражается. Сотня заключенных, кто с голыми руками, кто с саблями, добытыми в бою, теснили три десятка стражников, и те сопротивлялись не очень активно - они не понимали, что произошло, они боялись. Жмур приложился к драке, прокладывая себе дорогу ко входу.
В тюремном коридоре было тихо - сражение вылилось наружу. Жмур сшибал замки с каждой камеры и заглядывал внутрь. В одной из них он нашел десяток притихших, напуганных женщин, но прошел мимо, продолжая искать холодную. Пусть рухнет весь мир, пусть все они убьют друг друга - Жмур пришел сюда за своим сыном, и ничего больше не волновало его.
Он нашел его в самом дальнем конце коридора. Его мальчик лежал в углу, сжавшись в комок, голенький, весь в крови. Он лежал, широко открыв глаза, и не шевелился, и на секунду Жмур подумал, что опоздал. Но глаза моргнули, и израненные губы шевельнулись.
- Сынок, - Жмур упал рядом с ним на колени, - мой сынок. Сейчас.
- Холодно. Так холодно… - шепнул он.
- Сейчас.
Жмур поискал глазами что-нибудь подходящее, и увидел в углу скомканное куцее одеяло.
- Сынок… - Жмур расстелил одеяло на полу и осторожно поднял Есеню на руки. Тот скривился от боли и скрипнул зубами.
Жмур завернул его, и вспомнил, как его сын был пухлым младенцем, и как он качал его на руках, в кухне, и как разглядывал его личико, удивляясь, что живой человек может быть таким махоньким. Он поднял его и прижал к себе - ему не было тяжело.
- Я отнесу тебя домой, - сказал он и пошел вперед, слегка покачивая сына, будто тот был младенцем.
- Домой… Бать, правда?
- Правда.
- Ты открыл его?
- Да. Твоим ножом.
Жмур вышел на порог - тюремщики отступили за ворота, кто мог - бежал, у остальных не было никаких шансов. Он посмотрел по сторонам, что бы никто случайно не толкнул его мальчика, и пошел к воротам. В глаза бросилось белое полотно напротив тюрьмы: портрет его сына.
- Ты отомстил им, сынок. Ты… - Жмур прижал Есеню к себе еще сильней.
Навстречу ему из-за ограды вынырнули два разбойника с топорами в руках, и Жмур поспешил сказать:
- Это мой сын, это он открыл медальон.
Разбойники понимающе кивнули и обошли его с двух сторон.
Теперь с улиц раздавались крики, лязг оружия, по улицам бежала стража, и непонятно было - они спасаются бегством или спешат кому-то на помощь. Люди выскакивали из домов, пытаясь понять, что происходит, и Жмур, проходя мимо них, кивал им всем и говорил, как заведенный:
- Это мой сын. Он открыл медальон.
- Бать, это же неправда… - шепнул Есеня и улыбнулся.
- Правда. Тебе больно, сынок?
- Ага.
- Потерпи. Мы скоро придем.
- Я терплю.
- Скоро будет весна, вернется мама, девочки, и мы все вместе поедем на море, в Урдию, - Жмур покачал его на руках, как будто этим мог облегчить его боль.
Есеня улыбался. На пути встретились две женщины, с удивлением посмотревшие на Жмура, и он снова сказал:
- Это мой сын. Он открыл медальон.
- Бать, ну зачем ты врешь? - шепнул мальчик, все так же улыбаясь - довольно, счастливо.
- Это правда.
Жмур издали увидел бегущего навстречу Смеяна с вилами наперевес. За ним, спотыкаясь, спешила Чаруша.
- Жмур! Жмур! Что случилось, Жмур? Как это случилось?
- Мой сын открыл медальон, - ответил тот и гордо поднял голову.
Балуй. Дома
Три дня горожане громили замки на холмах. Оставшиеся в живых стражники давно побросали оружие и поспешили уйти за городскую стену. Из ближайших деревень в город стекались бывшие ущербные, из лесов постепенно подходили вольные люди.
Кровь и вино лились по улицам города - пьяная, счастливая толпа праздновала свое освобождение. Когда со стражей было покончено, когда благородные господа были окончательно и бесповоротно поставлены на колени, победа показалась вольным людям слишком легкой - разбой перекинулся на кварталы победней.
Есеня лежал в спальне, на своей кровати, и через открытую дверь в кухню слушал, что отцу говорит Жидята, смотрел, как Чаруша управляется с хозяйством, и чувствовал себя счастливым. Отец не отходил от него ни на шаг, они успели сказать друг другу больше, чем за всю жизнь. Отец смеялся. Есеня в первый раз видел, как его отец смеется.
Если бы не приходы лекаря, которого дважды в день приводил Жидята, Есеня бы и вовсе забыл о тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- Что ты встал? - недовольно спросил Огнезар.
Рука ката потянулась к стене, он продолжал смотреть в глаза Огнезару, а рука его шарила по стене, как будто вовсе ему и не принадлежала. Неожиданно мурашки пробежали по спине Огнезара, и в этот миг он услышал из окна крик. Это был иступленный крик безумца. И тут же, одновременно с этим что-то ушло из груди, в ней образовалась странная равнодушная пустота. Все вокруг словно схлопнулось, сложилось, и вместо трехмерного мира Огнезар увидел безликую и скучную плоскую картинку.
- Харалуг открыл медальон, - хрипло, с ненавистью сказал кат и взмахнул кнутом.
Кат убил благородного Огнезара тремя ударами - переломил шейные позвонки - и вышел в коридор. Тюремщики бежали на крик, обнажая сабли, но его оружие не оставляло им шансов. Он вышибал сабли у них из рук шутя, играючи, и смеялся. Он смеялся впервые за пятнадцать лет. Они отступили, попятились, а с улицы неслись крики, и тюремщики не понимали, что происходит. Кат теснил их к выходу, подхватив чью-то саблю левой рукой.
- Харалуг открыл медальон! - выкрикнул он, и из общих камер ему ответил вой арестантов, - быстро! Ключи сюда!
Сзади на тюремщиков напирала стража, в давке ничего было не разобрать, но кат продолжал размахивать кнутом, нанося точные удары - по рукам, в лицо, толчком в грудь, захлестом по ногам.
Они выли и падали.
- Ключи!
- Отдайте ему ключи! - орали в передних рядах, - он сумасшедший!
- Я был сумасшедшим, - расхохотался кат, - а теперь Харалуг открыл медальон.
Ключи со звоном пролетели по полу и остановились у его ног.
Жмур шел по городу, и слышал крики. Люди приходили в себя, люди не сразу понимали, что случилось, и кричали. Не все они были разбойниками. Не все они слышали о последней заповеди. Но все они стали вольными людьми в один миг, и все они смотрели вокруг, и к ним приходило понимание того, что с ними сделали.
Пару раз навстречу попадалась стража, но молот в руках Жмура заставлял их отступать. Шум нарастал, Жмур видел, как по улице пробежали двое разбойников с топорами в руках, потом еще один, вслед за ними. Куда подевался Полоз, Жмур не разобрался. Он шел к главной площади, и его мало интересовало, что происходит вокруг.
За тюремной оградой шла настоящая схватка. Жмур разглядел ката с кнутом, и сначала намеревался проломить ему голову, но неожиданно понял, на чьей стороне тот сражается. Сотня заключенных, кто с голыми руками, кто с саблями, добытыми в бою, теснили три десятка стражников, и те сопротивлялись не очень активно - они не понимали, что произошло, они боялись. Жмур приложился к драке, прокладывая себе дорогу ко входу.
В тюремном коридоре было тихо - сражение вылилось наружу. Жмур сшибал замки с каждой камеры и заглядывал внутрь. В одной из них он нашел десяток притихших, напуганных женщин, но прошел мимо, продолжая искать холодную. Пусть рухнет весь мир, пусть все они убьют друг друга - Жмур пришел сюда за своим сыном, и ничего больше не волновало его.
Он нашел его в самом дальнем конце коридора. Его мальчик лежал в углу, сжавшись в комок, голенький, весь в крови. Он лежал, широко открыв глаза, и не шевелился, и на секунду Жмур подумал, что опоздал. Но глаза моргнули, и израненные губы шевельнулись.
- Сынок, - Жмур упал рядом с ним на колени, - мой сынок. Сейчас.
- Холодно. Так холодно… - шепнул он.
- Сейчас.
Жмур поискал глазами что-нибудь подходящее, и увидел в углу скомканное куцее одеяло.
- Сынок… - Жмур расстелил одеяло на полу и осторожно поднял Есеню на руки. Тот скривился от боли и скрипнул зубами.
Жмур завернул его, и вспомнил, как его сын был пухлым младенцем, и как он качал его на руках, в кухне, и как разглядывал его личико, удивляясь, что живой человек может быть таким махоньким. Он поднял его и прижал к себе - ему не было тяжело.
- Я отнесу тебя домой, - сказал он и пошел вперед, слегка покачивая сына, будто тот был младенцем.
- Домой… Бать, правда?
- Правда.
- Ты открыл его?
- Да. Твоим ножом.
Жмур вышел на порог - тюремщики отступили за ворота, кто мог - бежал, у остальных не было никаких шансов. Он посмотрел по сторонам, что бы никто случайно не толкнул его мальчика, и пошел к воротам. В глаза бросилось белое полотно напротив тюрьмы: портрет его сына.
- Ты отомстил им, сынок. Ты… - Жмур прижал Есеню к себе еще сильней.
Навстречу ему из-за ограды вынырнули два разбойника с топорами в руках, и Жмур поспешил сказать:
- Это мой сын, это он открыл медальон.
Разбойники понимающе кивнули и обошли его с двух сторон.
Теперь с улиц раздавались крики, лязг оружия, по улицам бежала стража, и непонятно было - они спасаются бегством или спешат кому-то на помощь. Люди выскакивали из домов, пытаясь понять, что происходит, и Жмур, проходя мимо них, кивал им всем и говорил, как заведенный:
- Это мой сын. Он открыл медальон.
- Бать, это же неправда… - шепнул Есеня и улыбнулся.
- Правда. Тебе больно, сынок?
- Ага.
- Потерпи. Мы скоро придем.
- Я терплю.
- Скоро будет весна, вернется мама, девочки, и мы все вместе поедем на море, в Урдию, - Жмур покачал его на руках, как будто этим мог облегчить его боль.
Есеня улыбался. На пути встретились две женщины, с удивлением посмотревшие на Жмура, и он снова сказал:
- Это мой сын. Он открыл медальон.
- Бать, ну зачем ты врешь? - шепнул мальчик, все так же улыбаясь - довольно, счастливо.
- Это правда.
Жмур издали увидел бегущего навстречу Смеяна с вилами наперевес. За ним, спотыкаясь, спешила Чаруша.
- Жмур! Жмур! Что случилось, Жмур? Как это случилось?
- Мой сын открыл медальон, - ответил тот и гордо поднял голову.
Балуй. Дома
Три дня горожане громили замки на холмах. Оставшиеся в живых стражники давно побросали оружие и поспешили уйти за городскую стену. Из ближайших деревень в город стекались бывшие ущербные, из лесов постепенно подходили вольные люди.
Кровь и вино лились по улицам города - пьяная, счастливая толпа праздновала свое освобождение. Когда со стражей было покончено, когда благородные господа были окончательно и бесповоротно поставлены на колени, победа показалась вольным людям слишком легкой - разбой перекинулся на кварталы победней.
Есеня лежал в спальне, на своей кровати, и через открытую дверь в кухню слушал, что отцу говорит Жидята, смотрел, как Чаруша управляется с хозяйством, и чувствовал себя счастливым. Отец не отходил от него ни на шаг, они успели сказать друг другу больше, чем за всю жизнь. Отец смеялся. Есеня в первый раз видел, как его отец смеется.
Если бы не приходы лекаря, которого дважды в день приводил Жидята, Есеня бы и вовсе забыл о тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111