Она ко всем относилась, как к своим детям, хотя Есеня успел заметить, что в ее шалаше каждую ночь кто-нибудь да остается.
Днем, на пятый день его пребывания в лагере, в первый раз произошло событие, заслуживающее внимания. Есеню обучал Хлыст, преимущественно валяя его по земле - впрочем, на этот раз Есеня почувствовал кое-какие сдвиги, во всяком случае, падал он мягче, и вскакивал быстрей. Он только поднялся на ноги, приготовившись отразить новое нападение, когда увидел, что под навес заходит какая-то женщина, худая и белокурая. Ему почудилось в ней что-то знакомое, и он отмахнулся от Хлыста, показывая на гостью.
- Ба! Да это же Загорка! Моя красавица! - Хлыст растопырил руки и направился к навесу.
Женщина оглянулась, и Есеня узнал несчастную горшечницу, которая изображала на рынке обворованную вдову.
- Убери лапищи, Хлыст. Я мужняя жена, мне твои ласки ни к чему, - женщина хлопнула его по обеим рукам и толкнула в грудь.
- Ой, гордая какая! - рассмеялся Хлыст, - подумаешь - мужняя жена! Чего пришла тогда?
- Я к Полозу, по делу. И Гоже принесла кое-чего. Иди, ты чем-то был занят.
Есеня смотрел на нее, и не знал, как к этому относится. Он успел забыть о ней, и о золотом, и о том, каким дураком она его выставила в глазах базара, но тут обида с новой силой подступила к горлу. Он стиснул кулаки и смотрел на нее, не отрываясь, когда она заметила его и улыбнулась.
- Ой, у вас новенький появился! Молоденький какой!
- Воробушек, - кивнула мама Гожа.
Горшечница подошла поближе и всплеснула руками:
- Батюшки, да я же его знаю! Он мне золотой на базаре дал, представляешь, Гожа?
Есеня скрипнул зубами, развернулся и рванул в лес. Он не мог ударить женщину, не мог оскорбить, но ему очень хотелось сделать что-нибудь такое.
- Жмуренок! Куда? Щас обедать будем! - крикнул вслед Хлыст, но Есеня не остановился.
Впрочем, успокоился он быстро, и, погуляв минут двадцать, вернулся в лагерь, надеясь, что горшечница уже ушла. Но он ошибся. Напротив, она села обедать вместе со всеми, кто оставался в лагере, и разбойники слушали ее рассказ о событиях в городе - а говорила она без умолку.
- Воробушек, иди скорей, послушай! - позвала мама Гожа, и Есеня вдруг понял, что ему тоже ужасно хочется узнать: как там? Что изменилось за эти пять дней? Что на базаре делается, видела ли эта Загорка Звягу или Сухана, или слышала о них что-нибудь?
Он взял с чугунной плиты приготовленную ему миску с кашей и сел около очага, стараясь не смотреть на горшечницу.
- Давай познакомимся, воробушек, - сразу же предложила Загорка, - а то я так и не узнала, как тебя зовут.
- Я Балуй, - ответил он угрюмо.
- Он Жмуренок, - захохотали разбойники, - рассказывай, правда, что ли золотой ей отдал? На бедность!
Они снова захохотали, хлопая Есеню по плечам.
- Ну и отдал, - огрызнулся он.
- Чего ржете? - возмутилась Загорка, - я чисто сработала, а он - добрый мальчик, он меня пожалел. Небось, батька выдрал за золотой-то?
- А то, - хмыкнул Есеня.
Разбойники захохотали еще громче.
- Вот видите? А вы ржете, - Загорка потянулась и погладила его по голове, а Есеня отстранился, - ты что же, сердишься на меня? Не сердись.
- Ничего я не сержусь.
- Сердишься, я вижу. Работа у меня такая, кто-то вот обозы грабит, а кто-то на базаре деньги у лопухов выманивает.
- Ой, Жмуренок, ну какой ты… - Хлыст смахнул слезу из угла глаза, - какой ты пентюх! У нее же на лбу написано, что она лиса хитрющая, как же ты на такую дешевку клюнул-то?
- На свой лоб посмотри, - парировала Загорка, - не обижай ребенка, он добрый. Воробушек, на самом деле, воробушек!
- Сама ты… - скрипнул зубами Есеня.
Крик из леса заставил разбойников вскочить на ноги, Есеня поднялся вместе со всеми, мама Гожа побледнела и отставила в сторону миску с кашей.
- Это Полоз кричал, - пробормотал Хлыст.
- Пошли, пошли быстро!
Они побросали обед на широкую плиту очага, и побежали на крик. Есеня кинулся за ними, в лес, в сторону ручья, и вскоре они вышли навстречу Полозу и остальным разбойникам - те стояли у воды. Троих разбойников несли на носилках, собранных из тонких жердей и веток, и с носилок на землю капала кровь. Щерба опирался на палку, одна штанина пропиталась кровью, но он шел сам, еще один разбойник прижимал рукой рану на боку.
- Помогайте, - велел Полоз, и все, как один разбойники из лагеря вброд перешли ручей, и Есеня, хоть не любил купаться в одежде, не мог не последовать за ними, - да не нам, Щербе и Гурту, не надо им раны в грязной воде полоскать.
- Что случилось, Полоз?
- Нас в деревне ждали. Забой убит. Они хотели взять пленного, но мы не дались.
Есеня посмотрел на носилки и увидел рыжего Брагу - через его грудь прошел сабельный удар, рана были прикрыта повязкой, но та давно пропиталась кровью насквозь: по краям - черной, а в середине ярко-алой. Есеню замутило, и он шагнул обратно в ручей.
- Жмуренок! - окликнул его Полоз, - под носилки вставай, подстрахуешь.
Они подняли Брагу повыше, чтобы пронести над водой, и Есеня понял, что от него требуется - поддерживать носилки снизу, чтоб не перевернулись. Но с них капала кровь - Есеня никогда не видел столько крови. Он вообще-то крови не боялся, но ее было слишком много, слишком. Она стекала вниз и запекалась сопливыми сгустками, и по этим сгусткам бежали свежие капли, густели, и падали в воду тягучими шлепками.
- Ну? - рявкнул Полоз, - что встал?
Есеня стиснул зубы и зажмурил глаза, нагибаясь под носилки, взялся руками за липкие жерди, и тут же почувствовал, как за шиворот плюхнулось что-то теплое и склизкое. Рот наполнился вязкой солоноватой слюной. По руке вниз побежала темно-красная дорожка, заползая в рукав, капнуло на макушку, желудок попытался выбросить недоеденный обед, но Есеня плотно зажал рот и запрокинул голову. Всего-то десять шагов… Густая капля крови упала на поднятое лицо, и, как только Есеня услышал: «Опускаем», так выкатился из-под носилок, и хотел сбежать в лес, но его вывернуло тут же, прямо в воду, под ноги Хлысту, который вдвоем с Рубцом тащил через ручей стонущего Щербу.
- Ах ты сморкач! - рявкнул Щерба и слегка подтолкнул Есеню под зад здоровой ногой.
- Сиди спокойно, - огрызнулся Хлыст, - и так тяжело.
- Жмуренок! Там еще двое носилок, вперед! - велел Полоз, оглянувшись.
Есеню вырвало снова, по дороге на другой берег, но, как ни странно, во второй раз лезть под носилки оказалось проще. Или крови было меньше, или в желудке ничего не осталось. К третьим носилкам вернулся Хлыст.
Когда раненых переправили через ручей, Есеня немного отстал, прополоскал рот и опустил голову в воду, отмывая волосы и лицо. Его пошатывало и трясло крупной дрожью, так что стучали зубы.
Раненых положили под навесом - над ними хлопотала мама Гожа, Полоз, и еще один разбойник по имени Ворошила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Днем, на пятый день его пребывания в лагере, в первый раз произошло событие, заслуживающее внимания. Есеню обучал Хлыст, преимущественно валяя его по земле - впрочем, на этот раз Есеня почувствовал кое-какие сдвиги, во всяком случае, падал он мягче, и вскакивал быстрей. Он только поднялся на ноги, приготовившись отразить новое нападение, когда увидел, что под навес заходит какая-то женщина, худая и белокурая. Ему почудилось в ней что-то знакомое, и он отмахнулся от Хлыста, показывая на гостью.
- Ба! Да это же Загорка! Моя красавица! - Хлыст растопырил руки и направился к навесу.
Женщина оглянулась, и Есеня узнал несчастную горшечницу, которая изображала на рынке обворованную вдову.
- Убери лапищи, Хлыст. Я мужняя жена, мне твои ласки ни к чему, - женщина хлопнула его по обеим рукам и толкнула в грудь.
- Ой, гордая какая! - рассмеялся Хлыст, - подумаешь - мужняя жена! Чего пришла тогда?
- Я к Полозу, по делу. И Гоже принесла кое-чего. Иди, ты чем-то был занят.
Есеня смотрел на нее, и не знал, как к этому относится. Он успел забыть о ней, и о золотом, и о том, каким дураком она его выставила в глазах базара, но тут обида с новой силой подступила к горлу. Он стиснул кулаки и смотрел на нее, не отрываясь, когда она заметила его и улыбнулась.
- Ой, у вас новенький появился! Молоденький какой!
- Воробушек, - кивнула мама Гожа.
Горшечница подошла поближе и всплеснула руками:
- Батюшки, да я же его знаю! Он мне золотой на базаре дал, представляешь, Гожа?
Есеня скрипнул зубами, развернулся и рванул в лес. Он не мог ударить женщину, не мог оскорбить, но ему очень хотелось сделать что-нибудь такое.
- Жмуренок! Куда? Щас обедать будем! - крикнул вслед Хлыст, но Есеня не остановился.
Впрочем, успокоился он быстро, и, погуляв минут двадцать, вернулся в лагерь, надеясь, что горшечница уже ушла. Но он ошибся. Напротив, она села обедать вместе со всеми, кто оставался в лагере, и разбойники слушали ее рассказ о событиях в городе - а говорила она без умолку.
- Воробушек, иди скорей, послушай! - позвала мама Гожа, и Есеня вдруг понял, что ему тоже ужасно хочется узнать: как там? Что изменилось за эти пять дней? Что на базаре делается, видела ли эта Загорка Звягу или Сухана, или слышала о них что-нибудь?
Он взял с чугунной плиты приготовленную ему миску с кашей и сел около очага, стараясь не смотреть на горшечницу.
- Давай познакомимся, воробушек, - сразу же предложила Загорка, - а то я так и не узнала, как тебя зовут.
- Я Балуй, - ответил он угрюмо.
- Он Жмуренок, - захохотали разбойники, - рассказывай, правда, что ли золотой ей отдал? На бедность!
Они снова захохотали, хлопая Есеню по плечам.
- Ну и отдал, - огрызнулся он.
- Чего ржете? - возмутилась Загорка, - я чисто сработала, а он - добрый мальчик, он меня пожалел. Небось, батька выдрал за золотой-то?
- А то, - хмыкнул Есеня.
Разбойники захохотали еще громче.
- Вот видите? А вы ржете, - Загорка потянулась и погладила его по голове, а Есеня отстранился, - ты что же, сердишься на меня? Не сердись.
- Ничего я не сержусь.
- Сердишься, я вижу. Работа у меня такая, кто-то вот обозы грабит, а кто-то на базаре деньги у лопухов выманивает.
- Ой, Жмуренок, ну какой ты… - Хлыст смахнул слезу из угла глаза, - какой ты пентюх! У нее же на лбу написано, что она лиса хитрющая, как же ты на такую дешевку клюнул-то?
- На свой лоб посмотри, - парировала Загорка, - не обижай ребенка, он добрый. Воробушек, на самом деле, воробушек!
- Сама ты… - скрипнул зубами Есеня.
Крик из леса заставил разбойников вскочить на ноги, Есеня поднялся вместе со всеми, мама Гожа побледнела и отставила в сторону миску с кашей.
- Это Полоз кричал, - пробормотал Хлыст.
- Пошли, пошли быстро!
Они побросали обед на широкую плиту очага, и побежали на крик. Есеня кинулся за ними, в лес, в сторону ручья, и вскоре они вышли навстречу Полозу и остальным разбойникам - те стояли у воды. Троих разбойников несли на носилках, собранных из тонких жердей и веток, и с носилок на землю капала кровь. Щерба опирался на палку, одна штанина пропиталась кровью, но он шел сам, еще один разбойник прижимал рукой рану на боку.
- Помогайте, - велел Полоз, и все, как один разбойники из лагеря вброд перешли ручей, и Есеня, хоть не любил купаться в одежде, не мог не последовать за ними, - да не нам, Щербе и Гурту, не надо им раны в грязной воде полоскать.
- Что случилось, Полоз?
- Нас в деревне ждали. Забой убит. Они хотели взять пленного, но мы не дались.
Есеня посмотрел на носилки и увидел рыжего Брагу - через его грудь прошел сабельный удар, рана были прикрыта повязкой, но та давно пропиталась кровью насквозь: по краям - черной, а в середине ярко-алой. Есеню замутило, и он шагнул обратно в ручей.
- Жмуренок! - окликнул его Полоз, - под носилки вставай, подстрахуешь.
Они подняли Брагу повыше, чтобы пронести над водой, и Есеня понял, что от него требуется - поддерживать носилки снизу, чтоб не перевернулись. Но с них капала кровь - Есеня никогда не видел столько крови. Он вообще-то крови не боялся, но ее было слишком много, слишком. Она стекала вниз и запекалась сопливыми сгустками, и по этим сгусткам бежали свежие капли, густели, и падали в воду тягучими шлепками.
- Ну? - рявкнул Полоз, - что встал?
Есеня стиснул зубы и зажмурил глаза, нагибаясь под носилки, взялся руками за липкие жерди, и тут же почувствовал, как за шиворот плюхнулось что-то теплое и склизкое. Рот наполнился вязкой солоноватой слюной. По руке вниз побежала темно-красная дорожка, заползая в рукав, капнуло на макушку, желудок попытался выбросить недоеденный обед, но Есеня плотно зажал рот и запрокинул голову. Всего-то десять шагов… Густая капля крови упала на поднятое лицо, и, как только Есеня услышал: «Опускаем», так выкатился из-под носилок, и хотел сбежать в лес, но его вывернуло тут же, прямо в воду, под ноги Хлысту, который вдвоем с Рубцом тащил через ручей стонущего Щербу.
- Ах ты сморкач! - рявкнул Щерба и слегка подтолкнул Есеню под зад здоровой ногой.
- Сиди спокойно, - огрызнулся Хлыст, - и так тяжело.
- Жмуренок! Там еще двое носилок, вперед! - велел Полоз, оглянувшись.
Есеню вырвало снова, по дороге на другой берег, но, как ни странно, во второй раз лезть под носилки оказалось проще. Или крови было меньше, или в желудке ничего не осталось. К третьим носилкам вернулся Хлыст.
Когда раненых переправили через ручей, Есеня немного отстал, прополоскал рот и опустил голову в воду, отмывая волосы и лицо. Его пошатывало и трясло крупной дрожью, так что стучали зубы.
Раненых положили под навесом - над ними хлопотала мама Гожа, Полоз, и еще один разбойник по имени Ворошила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111