.. - огорченно спросила Чаруша.
- Была нужда! - Есеня дернул плечом.
- Слушай, возьми меня с собой, - шепотом попросила она и, покраснев, опустила лицо.
- Куда?
- К вольным людям.
- Ты чего? С ума сошла? Чего ты там будешь делать?
- Еду готовить. Еще я шить умею. Кто вольным людям одежду зашивает? Стирать могу. Я все умею, правда.
- Глупости это. Вольные люди на то и вольные, что баб за собой не таскают.
Чаруша вздохнула, и Есеня увидел слезы в ее глазах.
- Да ладно, не реви, - снисходительно сказал он, - ты замуж выйдешь, ты красивая.
- Правда? - она подняла лицо.
- Что «правда»?
- Что я красивая?
- Конечно, что ж я врать буду, что ли…
Она осторожно вытерла слезу и улыбнулась. Как легко девчонку сделать счастливой! Ведь кому не скажи - «ты красивая», тают, и улыбаются. Как будто это самое главное в жизни. Интересно, улыбнулась бы она, если бы Есеня сказал ей, что она аппетитная и ему хочется ее потискать? Наверняка бы обиделась, и по роже хлопнула. А это ведь гораздо важней, чем красота. Вот белошвейки - те не обижаются, но им это тоже почему-то не нравится, они тоже все хотят быть красивыми.
Чаруша ушла от него через пару часов, и он остался один - мечтать, как вечером пойдет к белошвейкам. Но надеждам его сбыться было не суждено - вечером, ближе к закату, к нему пришла Цвета, одна, без подружки.
- Есеня? Это я.
- Заходи, - Есеня к тому времени успел заскучать и проголодаться. Спать ему не хотелось, через щелку в стене ничего, кроме кур во дворе Бушуюхи, он не видел, так что приходу сестренки он обрадовался.
- Меня батя прислал.
- А пожрать принесла? - Есеня принюхался - от ее узелка очень аппетитно пахло жареной гусятиной.
- Конечно. Вон, смотри, это мамка для тебя специально зажарила. Только ты все не ешь, это тебе на дорогу, - она залезла на сеновал поближе к Есене, - и молоко тут. Флягу оставь себе, пригодиться.
- На какую дорогу? - Есеня облизнулся и запустил руку в горшок, который прятался в узелке.
- Батя тебе велел сегодня ночью, как только стемнеет, идти в лавку к Жидяте. Он тебя проводит в лес, к вольным людям.
- Чего, серьезно? - Есеня еще не понял, радоваться ему или, как обычно, доказывать отцу свою самостоятельность.
- Конечно. Батя сам хотел прийти, но ты же знаешь, он высокий, его издали видно. Побоялся, что проследят.
- Как у вас там? Все в порядке?
- Ой, Есеня. Не знаю. Нас никто не трогает, но все равно очень страшно. Мама плачет, батя места себе не находит. Нам, наверное, придется уйти из города. Батя говорит, что у тебя другого выхода нет, только к вольным людям уходить. Рано или поздно поймают. Выследят, кто из нас тебе еду носит. И про Чарушу догадаются рано или поздно.
- Да я что - я не против. К вольным людям - так к вольным людям, - Есеня откусил кусок гусиной ножки, - Чаруша со мной к вольным людям просилась. Но я отказался.
- Она тебе нравится? - спросила сестренка.
- Ну да, пухлая такая… мне пухлые нравятся.
- Она хорошая, правда? - сестренка явно оживилась.
- Ну да. Чего она только к вольным людям собралась, я не понял.
- Чего, действительно не понял? - Цвета рассмеялась, - вы никогда таких вещей не понимаете. А еще умных из себя изображаете.
- Да ладно. Чего там понимать-то? Скучная жизнь у вас, а у вольных людей весело, интересно.
- Дурак ты, Есеня, - сестренка посмотрела на него сверху вниз.
- Чего сразу «дурак»? - Есеня жевал с таким аппетитом, что не очень-то обращал внимание на ее слова.
- Она же в тебя влюблена по уши! Ты что, не видишь, что ли?
- Чего, серьезно? - Есеня откусил следующий кусок.
- Ну да. Знаешь, как батька радовался! У них ведь с ее отцом все уже сговорено. Она к нам и ходит поэтому. Отпустили бы ее в чужой дом допоздна сидеть? Ты что, не знал?
На этом месте жевать Есеня все же престал.
- Ничего себе… - пробормотал он, - а меня они не хотят спросить?
- Ну ты же сам сказал, что она тебе нравится, - сестренка потускнела.
- Мне знаешь, много кто нравится. Нет, она хорошая, ты ей не говори, что я так. Но жениться мне пока что-то не хочется.
- Так ведь не сейчас. Пока сладится все, года через два, а то и через три свадьбу бы сыграли.
- Думаю, мне и через три года не захочется, - Есеня подумал, что уход к вольным людям спасает его и от такого неприятного мероприятия, как женитьба. Он подозревал, что батя готовит ему тут какую-то свинью, и давно приготовился к долгой и кровавой обороне. Но он не сомневался, что в невесты ему выберут какое-нибудь пугало. Обижать же Чарушу ему было жалко, и это ставило его в особенно неприятное положение. Но не жениться же, в самом деле, только потому, что боишься кого-то обидеть?
Жидята ждал его - в лавке горел свет, и как только Есеня постучал в дверь, она сразу же приоткрылась. Жидята втащил его внутрь, осмотрелся и дверь тут же прикрыл.
- Ну что? Добегался? Доигрался? - спросил он, оглядев Есеню с головы до ног.
- Да ладно… Чего сразу «добегался»?
- Ничего. Садись. Ты ел?
- Да. У меня еще есть, мамка на дорогу дала.
- Хорошо. Тут батька тебе собрал кое-что. Посмотри.
Жидята вытащил из-под стола увесистую котомку.
- Вот. Сапоги сейчас надевай - через лес пойдем.
- Вот это да! Сапоги? - удивился Есеня.
- Надевай. Ножик твой батя подправил, как мог, конечно. Это уже не булат, но режет хорошо, да и крепкий. Пригодится. Вот еще, смотри.
- Ух ты! - Есеня задохнулся, - это че? Кистень такой?
- Почти, - усмехнулся Жидята, - это боевой цеп. Батя твой сам сделал, так что не сомневайся - надежная игрушка. Там тебя научат, как с ним обращаться. Тут еще вещи теплые, одеяло. Жмур четыре золотых дает, это твой пай первоначальный. Так что, если кто скажет, что ты пока ничего не заработал - не верь. На четыре золотых полгода можешь жить спокойно. Потом, глядишь, втянешься, сам пользу приносить начнешь.
Только один вид настоящего боевого цепа привел Есеню в восторг. Вот это жизнь! Батя сам ему вещи собрал, денег дал - да мог ли Есеня о таком мечтать? И хотя вольные люди всегда стояли вне закона, и ремесло их было кровавым, в народе они пользовались уважением.
- Ну что, выпьем на дорожку и в путь. Часов пять идти, а мне еще и вернуться нужно.
- Да ладно, может, сразу пойдем?
- Что? Не терпится? - Жидята грустно улыбнулся, - не спеши, а то успеешь. Ты думаешь, это такая большая радость в твоей жизни случилась?
- А че, горе, что ли?
- Горе… У семьи у твоей горе. А тебе - все как с гуся вода, - Жидята налил в кружки красного, густого вина - Есеня такого не пробовал, стоило оно дорого, а дома его не водилось, батя никогда спиртного не пил.
- Чего у них-то горе? - проворчал он себе под нос.
- А ничего! Сам не понимаешь? Скажи лучше, правильно я думаю? Благородный Избор тебе медальон отдал и спрятать попросил?
Есеня кивнул.
- И как? Надежно спрятал?
- Не знаю. Пока не нашли.
- Не нашли, потому что тебя, щенка, не изловили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- Была нужда! - Есеня дернул плечом.
- Слушай, возьми меня с собой, - шепотом попросила она и, покраснев, опустила лицо.
- Куда?
- К вольным людям.
- Ты чего? С ума сошла? Чего ты там будешь делать?
- Еду готовить. Еще я шить умею. Кто вольным людям одежду зашивает? Стирать могу. Я все умею, правда.
- Глупости это. Вольные люди на то и вольные, что баб за собой не таскают.
Чаруша вздохнула, и Есеня увидел слезы в ее глазах.
- Да ладно, не реви, - снисходительно сказал он, - ты замуж выйдешь, ты красивая.
- Правда? - она подняла лицо.
- Что «правда»?
- Что я красивая?
- Конечно, что ж я врать буду, что ли…
Она осторожно вытерла слезу и улыбнулась. Как легко девчонку сделать счастливой! Ведь кому не скажи - «ты красивая», тают, и улыбаются. Как будто это самое главное в жизни. Интересно, улыбнулась бы она, если бы Есеня сказал ей, что она аппетитная и ему хочется ее потискать? Наверняка бы обиделась, и по роже хлопнула. А это ведь гораздо важней, чем красота. Вот белошвейки - те не обижаются, но им это тоже почему-то не нравится, они тоже все хотят быть красивыми.
Чаруша ушла от него через пару часов, и он остался один - мечтать, как вечером пойдет к белошвейкам. Но надеждам его сбыться было не суждено - вечером, ближе к закату, к нему пришла Цвета, одна, без подружки.
- Есеня? Это я.
- Заходи, - Есеня к тому времени успел заскучать и проголодаться. Спать ему не хотелось, через щелку в стене ничего, кроме кур во дворе Бушуюхи, он не видел, так что приходу сестренки он обрадовался.
- Меня батя прислал.
- А пожрать принесла? - Есеня принюхался - от ее узелка очень аппетитно пахло жареной гусятиной.
- Конечно. Вон, смотри, это мамка для тебя специально зажарила. Только ты все не ешь, это тебе на дорогу, - она залезла на сеновал поближе к Есене, - и молоко тут. Флягу оставь себе, пригодиться.
- На какую дорогу? - Есеня облизнулся и запустил руку в горшок, который прятался в узелке.
- Батя тебе велел сегодня ночью, как только стемнеет, идти в лавку к Жидяте. Он тебя проводит в лес, к вольным людям.
- Чего, серьезно? - Есеня еще не понял, радоваться ему или, как обычно, доказывать отцу свою самостоятельность.
- Конечно. Батя сам хотел прийти, но ты же знаешь, он высокий, его издали видно. Побоялся, что проследят.
- Как у вас там? Все в порядке?
- Ой, Есеня. Не знаю. Нас никто не трогает, но все равно очень страшно. Мама плачет, батя места себе не находит. Нам, наверное, придется уйти из города. Батя говорит, что у тебя другого выхода нет, только к вольным людям уходить. Рано или поздно поймают. Выследят, кто из нас тебе еду носит. И про Чарушу догадаются рано или поздно.
- Да я что - я не против. К вольным людям - так к вольным людям, - Есеня откусил кусок гусиной ножки, - Чаруша со мной к вольным людям просилась. Но я отказался.
- Она тебе нравится? - спросила сестренка.
- Ну да, пухлая такая… мне пухлые нравятся.
- Она хорошая, правда? - сестренка явно оживилась.
- Ну да. Чего она только к вольным людям собралась, я не понял.
- Чего, действительно не понял? - Цвета рассмеялась, - вы никогда таких вещей не понимаете. А еще умных из себя изображаете.
- Да ладно. Чего там понимать-то? Скучная жизнь у вас, а у вольных людей весело, интересно.
- Дурак ты, Есеня, - сестренка посмотрела на него сверху вниз.
- Чего сразу «дурак»? - Есеня жевал с таким аппетитом, что не очень-то обращал внимание на ее слова.
- Она же в тебя влюблена по уши! Ты что, не видишь, что ли?
- Чего, серьезно? - Есеня откусил следующий кусок.
- Ну да. Знаешь, как батька радовался! У них ведь с ее отцом все уже сговорено. Она к нам и ходит поэтому. Отпустили бы ее в чужой дом допоздна сидеть? Ты что, не знал?
На этом месте жевать Есеня все же престал.
- Ничего себе… - пробормотал он, - а меня они не хотят спросить?
- Ну ты же сам сказал, что она тебе нравится, - сестренка потускнела.
- Мне знаешь, много кто нравится. Нет, она хорошая, ты ей не говори, что я так. Но жениться мне пока что-то не хочется.
- Так ведь не сейчас. Пока сладится все, года через два, а то и через три свадьбу бы сыграли.
- Думаю, мне и через три года не захочется, - Есеня подумал, что уход к вольным людям спасает его и от такого неприятного мероприятия, как женитьба. Он подозревал, что батя готовит ему тут какую-то свинью, и давно приготовился к долгой и кровавой обороне. Но он не сомневался, что в невесты ему выберут какое-нибудь пугало. Обижать же Чарушу ему было жалко, и это ставило его в особенно неприятное положение. Но не жениться же, в самом деле, только потому, что боишься кого-то обидеть?
Жидята ждал его - в лавке горел свет, и как только Есеня постучал в дверь, она сразу же приоткрылась. Жидята втащил его внутрь, осмотрелся и дверь тут же прикрыл.
- Ну что? Добегался? Доигрался? - спросил он, оглядев Есеню с головы до ног.
- Да ладно… Чего сразу «добегался»?
- Ничего. Садись. Ты ел?
- Да. У меня еще есть, мамка на дорогу дала.
- Хорошо. Тут батька тебе собрал кое-что. Посмотри.
Жидята вытащил из-под стола увесистую котомку.
- Вот. Сапоги сейчас надевай - через лес пойдем.
- Вот это да! Сапоги? - удивился Есеня.
- Надевай. Ножик твой батя подправил, как мог, конечно. Это уже не булат, но режет хорошо, да и крепкий. Пригодится. Вот еще, смотри.
- Ух ты! - Есеня задохнулся, - это че? Кистень такой?
- Почти, - усмехнулся Жидята, - это боевой цеп. Батя твой сам сделал, так что не сомневайся - надежная игрушка. Там тебя научат, как с ним обращаться. Тут еще вещи теплые, одеяло. Жмур четыре золотых дает, это твой пай первоначальный. Так что, если кто скажет, что ты пока ничего не заработал - не верь. На четыре золотых полгода можешь жить спокойно. Потом, глядишь, втянешься, сам пользу приносить начнешь.
Только один вид настоящего боевого цепа привел Есеню в восторг. Вот это жизнь! Батя сам ему вещи собрал, денег дал - да мог ли Есеня о таком мечтать? И хотя вольные люди всегда стояли вне закона, и ремесло их было кровавым, в народе они пользовались уважением.
- Ну что, выпьем на дорожку и в путь. Часов пять идти, а мне еще и вернуться нужно.
- Да ладно, может, сразу пойдем?
- Что? Не терпится? - Жидята грустно улыбнулся, - не спеши, а то успеешь. Ты думаешь, это такая большая радость в твоей жизни случилась?
- А че, горе, что ли?
- Горе… У семьи у твоей горе. А тебе - все как с гуся вода, - Жидята налил в кружки красного, густого вина - Есеня такого не пробовал, стоило оно дорого, а дома его не водилось, батя никогда спиртного не пил.
- Чего у них-то горе? - проворчал он себе под нос.
- А ничего! Сам не понимаешь? Скажи лучше, правильно я думаю? Благородный Избор тебе медальон отдал и спрятать попросил?
Есеня кивнул.
- И как? Надежно спрятал?
- Не знаю. Пока не нашли.
- Не нашли, потому что тебя, щенка, не изловили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111