говорили, что он смыслит в лекарском деле. Помощников у них хватало - разводили огонь, ставили кипятить котел с водой, несли льняные тряпки и рвали их на бинты. Загорка стояла в стороне, бледная и испуганная.
- Жмуренок! - крикнул Хлыст, - флягу принеси из шалаша. И воды из бочки набери.
Есеня кивнул, и, спотыкаясь, побежал выполнять - ему было стыдно: все вокруг оставались спокойными и действовали быстро и слаженно, только он один трясся и не мог прийти в себя. Он стиснул зубы, чтобы они перестали стучать, и вернулся к Хлысту, немного успокоившись, но именно в ту минуту Ворошила, склонившийся над раненым, сделал что-то такое, от чего тот закричал. Есеня оглянулся, снова увидел кровь, хлынувшую из раны на животе, и бледное до синевы лицо разбойника, искаженное криком: у него опять закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Хлыст вырвал флягу у него из рук и презрительно фыркнул:
- Иди прочь отсюда, еще стошнит прямо здесь.
- Не, - попробовал оправдаться Есеня, - я могу. Скажи, что надо, я могу…
- Иди, не путайся под ногами.
- Мне воды принеси, Жмуренок, - попросил Щерба, до которого не дошла очередь - он сидел, прислонившись к стволу дерева спиной, с перетянутым веревкой бедром, и тоже был бледным, и на лбу у него выступил пот.
Есеня, подхватив кружку, метнулся к бочке и через секунду вернулся с водой.
- Щерба, может, тебе еще чего надо? Может, я тебя перевяжу?
Щерба хохотнул, залпом выпил всю воду и ответил:
- Еще принеси. Перевяжет он… Может, и зашьешь?
Есеня опустил глаза и увидел широкую рану выше колена, с вывернутым наружу неестественно красным мясом, и запекшуюся бурую кровь вокруг.
- Да не смотри, не смотри… Сморкач, - Щерба потрепал его по волосам, - воды неси, пить хочу, много крови вылилось.
В двух шагах, под навесом, Полоз и Ворошила начали зашивать рану на груди Браги, и тот стонал, жмурил глаза и кусал губы - двое разбойников придерживали ему руки, а еще один сидел на его коленях.
- Ничего, Брага, - приговаривал Полоз, - жив будешь, поверху прошло. Кровь остановим только…
Есеня тоже зажмурился и закусил губу, слушая стоны Браги, и Щерба подтолкнул его вперед:
- Да не смотри ты! Потом привыкнешь. Все поначалу так, а потом привыкают. Воду неси и иди отсюда.
Есеня сбегал к бочке еще раз, отдал Щербе кружку, и отошел в сторону, зажимая уши - ему казалось, что это его тело протыкают иглами и ему стягивают края воспаленной раны.
- Ну что, Воробушек? - его обняла за плечи Загорка, - что ж ты так дрожишь-то?
- Ничего я не дрожу, - Есеня вырвался у нее из рук.
- Бледный-то какой. Страшно в первый раз?
- Ничего не страшно! - выкрикнул Есеня и вернулся к Щербе.
Костер развели, как только закончили возиться с ранеными - все были мокрыми после переправы через ручей, и никто не успел переодеться. Щерба в шалаш не пошел, остался со всеми, сел к дереву. Ворошила посматривал на него, но Щерба только махал рукой.
- Ну что, ребята… - начал Полоз, когда все развесили мокрую одежду по кустам около огня, - надо снимать лагерь. Неделю ждем, пока раненые чуть оклемаются, и будем уходить.
- Что случилось-то? - спросил Хлыст.
- Жмуренка они ищут, что… Весь лес перевернут.
Есеня вытаращился на Полоза - так это все из-за него? Это все случилось из-за него? И Забой погиб из-за него? Забой был добрым, он Есеню еще в первый день принял, и жалел его Есеня до слез. Но Полоз продолжил так, как будто Есени рядом и не было:
- Загорка рассказала: на все заставы команда дана брать вольных людей живыми, выпытывать, где лагеря стоят. В деревнях стража. Они поняли, что Жмуренок к вольным людям ушел, но не знают - к кому. Говорю же - пока не найдут, перевернут весь лес. В деревни хода нет - не знаешь, где нарвешься.
- А жрать мы что будем? - угрюмо спросил Рубец.
- За неделю надо успеть собрать, - пожал плечами Полоз.
- Раненых понесем, и весь запас на зиму, что ли? По лесу? Дожди идут, через неделю по колено воды будет.
- У тебя есть другое предложение?
- Да. Сидеть тихо и не высовываться. Уйти по снежку, пока сугробов не навалило.
- Нет, рискованно. Жидята знает, где мы, Загорка знает. Далеко не пойдем, день пути - не больше, верст тридцать. Если все сразу не унесем - вернемся.
Есеня сидел ни жив, ни мертв. Все из-за него! Раненых тридцать верст по лесу нести… И ведь никто не предложил отдать его страже, им это и в голову не пришло! И никто не спросил, почему его ищут, как будто им это было совершенно безразлично!
- Ты че скуксился, сморкач? - спросил Щерба.
- Да нет… - Есеня пожал плечами, - я - ничего…
- Да не боись ты. Мы страже ни своих, ни чужих не выдаем.
- Я не боюсь, - тихо ответил Есеня.
За ужином, в полной тишине, помянули Забоя крепким, горьким рябиновым вином. Есеня, который знал его всего четыре дня, не мог понять, почему все вокруг так спокойны - только мама Гожа смахнула слезу, да и то постаралась сделать это незаметно. Ведь они много лет прожили вместе!
- Послушай, Щерба, - решился спросить Есеня, - тебе что, Забоя совсем не жалко?
- Что б ты понимал, щенок, - скрипнул зубами разбойник и посмотрел так, что Есене расхотелось его о чем-то спрашивать.
Каждый день разбойники уходили из лагеря утром, а к ужину приносили мешки с мукой, крупой, сахаром. Есеня слушал их рассказы - обычно они старались достать денег, их не так тяжело носить с собой, теперь же грабили крестьян, которые везли в город собранный урожай. На четвертый день в лагере прибавилось раненых - Хлысту проткнули бедро вилами, а Ворошила так крепко получил по голове дубиной, что на следующее утро не смог подняться. В тот же день умер разбойник, раненый в живот.
Есеня просил Полоза взять его с собой, но тот отмахивался, и каждый раз, молниеносно выхватив нож и прижав его к животу Есени, смеялся и говорил:
- Ты убит, Жмуренок. Иди, учись.
И Есеня учился. В лагере всегда оставался кто-нибудь из разбойников, и в учителях недостатка не было. Обращались они с ним довольно жестко, но Есеня вскоре понял, что очень быстро приобретает острую реакцию, и боль уже не пугает его - он учится принимать удар с наименьшими потерями. Да и падал он теперь совсем не так, как в начале - мягко и без синяков.
По вечерам, в шалаше, он все так же тосковал, но к тоске примешалась обида и чувство вины - зачем Избор дал ему этот медальон? Все бы оставалось по-старому, никто бы не погиб, и не был ранен, Есеня жил бы дома - весело и счастливо. Ведь, как ни крути, а жизнь его несчастной называть не стоило.
Но долго пребывать в тоске Есеня не умел - душа требовала развлечений. Как-то утром, когда весь лагерь собирался купаться, ему в голову пришла презабавная мысль. Он спрятался в кустах, дождался, когда разбойники залезут в ручей, а потом осторожно подплыл к ним под водой, и ухватил одного из них за щиколотку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- Жмуренок! - крикнул Хлыст, - флягу принеси из шалаша. И воды из бочки набери.
Есеня кивнул, и, спотыкаясь, побежал выполнять - ему было стыдно: все вокруг оставались спокойными и действовали быстро и слаженно, только он один трясся и не мог прийти в себя. Он стиснул зубы, чтобы они перестали стучать, и вернулся к Хлысту, немного успокоившись, но именно в ту минуту Ворошила, склонившийся над раненым, сделал что-то такое, от чего тот закричал. Есеня оглянулся, снова увидел кровь, хлынувшую из раны на животе, и бледное до синевы лицо разбойника, искаженное криком: у него опять закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Хлыст вырвал флягу у него из рук и презрительно фыркнул:
- Иди прочь отсюда, еще стошнит прямо здесь.
- Не, - попробовал оправдаться Есеня, - я могу. Скажи, что надо, я могу…
- Иди, не путайся под ногами.
- Мне воды принеси, Жмуренок, - попросил Щерба, до которого не дошла очередь - он сидел, прислонившись к стволу дерева спиной, с перетянутым веревкой бедром, и тоже был бледным, и на лбу у него выступил пот.
Есеня, подхватив кружку, метнулся к бочке и через секунду вернулся с водой.
- Щерба, может, тебе еще чего надо? Может, я тебя перевяжу?
Щерба хохотнул, залпом выпил всю воду и ответил:
- Еще принеси. Перевяжет он… Может, и зашьешь?
Есеня опустил глаза и увидел широкую рану выше колена, с вывернутым наружу неестественно красным мясом, и запекшуюся бурую кровь вокруг.
- Да не смотри, не смотри… Сморкач, - Щерба потрепал его по волосам, - воды неси, пить хочу, много крови вылилось.
В двух шагах, под навесом, Полоз и Ворошила начали зашивать рану на груди Браги, и тот стонал, жмурил глаза и кусал губы - двое разбойников придерживали ему руки, а еще один сидел на его коленях.
- Ничего, Брага, - приговаривал Полоз, - жив будешь, поверху прошло. Кровь остановим только…
Есеня тоже зажмурился и закусил губу, слушая стоны Браги, и Щерба подтолкнул его вперед:
- Да не смотри ты! Потом привыкнешь. Все поначалу так, а потом привыкают. Воду неси и иди отсюда.
Есеня сбегал к бочке еще раз, отдал Щербе кружку, и отошел в сторону, зажимая уши - ему казалось, что это его тело протыкают иглами и ему стягивают края воспаленной раны.
- Ну что, Воробушек? - его обняла за плечи Загорка, - что ж ты так дрожишь-то?
- Ничего я не дрожу, - Есеня вырвался у нее из рук.
- Бледный-то какой. Страшно в первый раз?
- Ничего не страшно! - выкрикнул Есеня и вернулся к Щербе.
Костер развели, как только закончили возиться с ранеными - все были мокрыми после переправы через ручей, и никто не успел переодеться. Щерба в шалаш не пошел, остался со всеми, сел к дереву. Ворошила посматривал на него, но Щерба только махал рукой.
- Ну что, ребята… - начал Полоз, когда все развесили мокрую одежду по кустам около огня, - надо снимать лагерь. Неделю ждем, пока раненые чуть оклемаются, и будем уходить.
- Что случилось-то? - спросил Хлыст.
- Жмуренка они ищут, что… Весь лес перевернут.
Есеня вытаращился на Полоза - так это все из-за него? Это все случилось из-за него? И Забой погиб из-за него? Забой был добрым, он Есеню еще в первый день принял, и жалел его Есеня до слез. Но Полоз продолжил так, как будто Есени рядом и не было:
- Загорка рассказала: на все заставы команда дана брать вольных людей живыми, выпытывать, где лагеря стоят. В деревнях стража. Они поняли, что Жмуренок к вольным людям ушел, но не знают - к кому. Говорю же - пока не найдут, перевернут весь лес. В деревни хода нет - не знаешь, где нарвешься.
- А жрать мы что будем? - угрюмо спросил Рубец.
- За неделю надо успеть собрать, - пожал плечами Полоз.
- Раненых понесем, и весь запас на зиму, что ли? По лесу? Дожди идут, через неделю по колено воды будет.
- У тебя есть другое предложение?
- Да. Сидеть тихо и не высовываться. Уйти по снежку, пока сугробов не навалило.
- Нет, рискованно. Жидята знает, где мы, Загорка знает. Далеко не пойдем, день пути - не больше, верст тридцать. Если все сразу не унесем - вернемся.
Есеня сидел ни жив, ни мертв. Все из-за него! Раненых тридцать верст по лесу нести… И ведь никто не предложил отдать его страже, им это и в голову не пришло! И никто не спросил, почему его ищут, как будто им это было совершенно безразлично!
- Ты че скуксился, сморкач? - спросил Щерба.
- Да нет… - Есеня пожал плечами, - я - ничего…
- Да не боись ты. Мы страже ни своих, ни чужих не выдаем.
- Я не боюсь, - тихо ответил Есеня.
За ужином, в полной тишине, помянули Забоя крепким, горьким рябиновым вином. Есеня, который знал его всего четыре дня, не мог понять, почему все вокруг так спокойны - только мама Гожа смахнула слезу, да и то постаралась сделать это незаметно. Ведь они много лет прожили вместе!
- Послушай, Щерба, - решился спросить Есеня, - тебе что, Забоя совсем не жалко?
- Что б ты понимал, щенок, - скрипнул зубами разбойник и посмотрел так, что Есене расхотелось его о чем-то спрашивать.
Каждый день разбойники уходили из лагеря утром, а к ужину приносили мешки с мукой, крупой, сахаром. Есеня слушал их рассказы - обычно они старались достать денег, их не так тяжело носить с собой, теперь же грабили крестьян, которые везли в город собранный урожай. На четвертый день в лагере прибавилось раненых - Хлысту проткнули бедро вилами, а Ворошила так крепко получил по голове дубиной, что на следующее утро не смог подняться. В тот же день умер разбойник, раненый в живот.
Есеня просил Полоза взять его с собой, но тот отмахивался, и каждый раз, молниеносно выхватив нож и прижав его к животу Есени, смеялся и говорил:
- Ты убит, Жмуренок. Иди, учись.
И Есеня учился. В лагере всегда оставался кто-нибудь из разбойников, и в учителях недостатка не было. Обращались они с ним довольно жестко, но Есеня вскоре понял, что очень быстро приобретает острую реакцию, и боль уже не пугает его - он учится принимать удар с наименьшими потерями. Да и падал он теперь совсем не так, как в начале - мягко и без синяков.
По вечерам, в шалаше, он все так же тосковал, но к тоске примешалась обида и чувство вины - зачем Избор дал ему этот медальон? Все бы оставалось по-старому, никто бы не погиб, и не был ранен, Есеня жил бы дома - весело и счастливо. Ведь, как ни крути, а жизнь его несчастной называть не стоило.
Но долго пребывать в тоске Есеня не умел - душа требовала развлечений. Как-то утром, когда весь лагерь собирался купаться, ему в голову пришла презабавная мысль. Он спрятался в кустах, дождался, когда разбойники залезут в ручей, а потом осторожно подплыл к ним под водой, и ухватил одного из них за щиколотку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111