- Накройся, - он кинул шубу Есене, и тот едва успел ее поймать.
Пока Есеня «купался», старик перевязал голову Полоза льняными бинтами, и теперь склонялся над его лицом, приподнимал ему веки и прижимался ухом к его груди.
- Все хорошо, - наконец сказал Улич и поднялся, - теперь он просто спит. Ну что, любитель ночных купаний в бурном море? Теперь твоя очередь. Я смотрю, тебе хотели перерезать горло?
- Это саблей! - гордо ответил Есеня, - эту саблю мой батька ковал!
Старик присел рядом с Есеней на корточки, взял его за подбородок и приподнял его вверх - Есеня почувствовал, как из раны побежала кровь, стоило приоткрыть ее края. Он скривился и закусил губу.
- Глубоко… - покачал головой Улич, - долго будет заживать. Шрам останется. Давай-ка я зашью, чтоб не так болело.
- Да зачем? - Есеня отодвинулся - он отлично помнил, как Полоз сделал ему один-единственный шов на щеку, - и так пройдет.
- Может и пройдет. Но я все равно зашью. И бинта больше нет, последнюю простыню на них изорвал. Кипяточку выпей, погрейся, а я пока иголку найду, - старик сунул ему в руки кружку, которую снял с полки над лавкой.
Кипятку Есеня выпил с удовольствием, зачерпнув его кружкой из котелка, но зубы от этого стучать не перестали. Он подсел к печке так близко, что едва не подпалил и без того ободранную шубу, когда старик поманил его пальцем:
- Иди сюда. Ляг.
Есеня вздохнул: вдруг старик увидит, что он боится? И почему игла, прошивающая кожу, так его пугает? Ничего же страшного нет. Подумаешь! Он вспомнил, как трое разбойников держали Брагу, когда Ворошила зашивал ему рану на груди…
- Да не бойся, - улыбнулся старик, - чего трясешься-то?
- Холодно, - Есеня презрительно фыркнул и сел на лавку, а потом вытянулся на ней, задрав подбородок вверх. Пусть не думает, что он испугался.
- Ого! - воскликнул старик и пригнулся ниже.
- Чего? - не понял Есеня.
- Где ты взял эту вещь, мальчик?
Есеня сел и зажал медальон в кулак - он совсем забыл про него, иначе бы спрятал заранее.
- Нигде, - буркнул Есеня.
- Ты знаешь, что это такое?
- Знаю. Но не скажу.
- Не бойся, я не стану его отбирать, - старик улыбнулся, - мне он без надобности. Я просто полюбопытствовал. В этой вещи скрыта огромная энергия, для меня она светится красно-коричневым цветом, а этот цвет означает близкую смерть или страдание. Цвет запекшейся крови. Я ведь сначала подумал, что смерть грозит тебе, пока не увидел ее. Очень ярко светится.
- А что это значит? Значит, медальону грозит смерть? - Есеня решил, что это добрый знак -он безоговорочно поверил в то, что медальон светится каким-то там цветом.
- Не обязательно. Это же вещь, а не живой организм. Возможно, в ней накоплены страдания людей. Или она забирает чужие жизни. Я поэтому и спросил, знаешь ли ты, что это такое. Значит, тот благородный господин, который дрался с тобой, хотел отнять ее у тебя?
- Ну да. А вы что, его видели?
- Видел. Ложись, у тебя течет кровь. Я дернул тебе подбородок несколько неосторожно. А все потому, что в свечении этой вещи меркнет все остальное.
Старик положил подушку Есене под спину, так что голова оказалась запрокинутой назад.
- Я не сделаю тебе больно, не бойся, - старик нагнулся губами к ране и прошептал что-то, как только что шептал над головой Полоза.
Есеня действительно не почувствовал боли, только прикосновение иглы.
- А как это у вас получается? - спросил он.
- Закрой рот, - тихо ответил старик, - это совсем не трудно.
- А меня можете научить?
- Закрой рот. Могу, лет за пятьдесят примерно.
Есеня рассмеялся.
- Ты можешь помолчать? - старик убрал руки и посмотрел на Есеню укоризненно, - и пять минут полежать спокойно?
- Могу, - вздохнул Есеня.
- Не может, - вдруг раздался шепот Полоза, - даже если в ухо дать.
- Полоз! - Есеня вскочил, но старик уложил его обратно, - Полоз! Ты… ты живой!
- Я чуть живой. И, судя по всему, у меня с головой что-то. Что случилось, Жмуренок? Я ничего не помню…
- Заставьте его не двигаться хотя бы несколько минут, - покачал головой Улич, - я должен зашить ему рану, нанесенную саблей.
- Саблей? - Полоз попытался подняться, но тут же застонал и медленно опустился на подушку.
- И вы не двигайтесь тоже. У вас сломаны кости черепа. Вам станет плохо.
- Мне уже стало плохо, - проворчал Полоз, - что с мальчиком?
- Извините, я неудачно пошутил. Это неопасная рана, просто мальчик гордиться тем, что ее нанесли саблей.
- Полоз, это Избор! - крикнул Есеня.
- Пожалуйста, заставьте его замолчать. Он испачкал в крови всю лавку.
- Жмуренок, - устало выдохнул Полоз, - помолчи.
- Полоз! Мой нож даже не затупился!
- Послушайте, дайте ему в ухо, - попросил Полоз старика, - мне не хватит сил.
Есеню уложили спать над печью, на полке, где до него лежал мешок с крупой, соль и множество мешочков с сушеными травами. Оказалось, что Полоз не помнит, как на них напали разбойники, и Есеня, дрожа и кутаясь в шубу, рассказывал ему обо всем с самого начала. Он долго колебался, говорить ли о том, что Избор обвиняет Полоза в честолюбивых планах, но потом решил сказать. Полоз нисколько не обиделся, только усмехнулся.
Ночью ему опять стало плохо, Улич размотал повязки, и снова мял его голову руками, а из раны текла кровь. Есене было страшно. На этот раз Полоз сознания не терял, и Есеня видел, как ему больно, какой он бледный, видел капельки пота у него на лбу и слышал тяжелое дыхание. Есеня хотел слезть вниз и хотя бы подержать Полоза за руку, но старик сердито велел ему оставаться на месте.
Потом Полоз уснул, а Есеня долго ворочался и прислушивался, дышит ли он. Улич сказал, что Полоз не умрет, но Есеня все равно боялся. И когда старик заснул, он потихоньку слез с полатей и сел рядом с Полозом на пол, подложив под себя пару досок, которые не успели сжечь, подтянул босые ноги в шубу, и сидел, стискивая влажную ладонь Полоза в руках и прижимая ее к щеке.
Утром Есеня проснулся, снова дрожа от холода. Тело затекло, и Улич, который растапливал печь, недовольно покачал головой, глядя, как Есеня поднимается и потягивается.
- Не спалось в тепле? - спросил он.
Есеня пожал плечами.
- Твои вещи высохли, так что можешь одеваться. А чтоб согреться, пробегись, принеси еще дров.
Сначала Есеня не понял, что показалось ему странным этим утром, и догадался только когда вышел из лачуги на берег: море успокоилось. Светило солнце, легкий морозец пощипывал лицо, а по морю катились круглые, невысокие волны, и, шипя, выползали на песок. Над водой висел туман, но и сквозь него в солнечных лучах море было бирюзовым. Есеня набрал побольше дров, и почувствовал мучительный голод. Наверное, нехорошо объедать бедного Улича, по всему видно, что еле сводит концы с концами. Надо сходить в город и принести поесть.
И тут Есеня понял, что денег у них с Полозом на двоих осталось всего-ничего:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111