Чем он хуже Градислава или Мудрослова?
- Его рассуждения примитивны, - вздохнул Избор, - он не вникает в суть вещей.
- Я думаю, ему просто не хватает образования. И, между прочим, он ничуть не менее способный, чем его отец. Жмуренок умеет варить булат ничем не хуже благородного Мудрослова, хотя никто его этому не учил. И этой способности он ни у кого не крал.
Внезапно Избор побледнел до синевы и руки его дрогнули, но Полоз не обратил на это внимания.
- Да лучше, чем Мудрослов, - сказал Есеня, - я умею варить «алмазный» булат. Мне сказали, благородные ножи из такого булата вешают на стенки и охраняют с собаками. Батька мой нож тоже на стенку повесил. Я только ковать его не умею, батька сам ковал.
Избор побледнел еще сильней, просто посерел весь. Есеня сначала решил, что Избору стало так обидно за Мудрослова. Может, мы за столом сидим неправильно, но и мы чего-то стоим! Но потом он понял, что здесь что-то не так. Да Избор испугался! Интересно, чего? Но он взял себя в руки и немедленно возразил Полозу:
- И ты полагаешь, после открытия медальона именно такие, как он, придут к власти?
Полоз покачал головой:
- Я же сказал, что не обольщаюсь. Я не знаю, я не хочу знать, что случится после открытия медальона. Я твердо знаю только одно - медальон не имеет права на существование.
- Твои рассуждения, по меньшей мере, безответственны, - фыркнул Избор, - а по большому счету, если у тебя есть реальная возможность его открыть - преступны.
- Ну, Избор, - снова вмешался доктор, - я бы не стал выражаться столь категорично.
- Нет, отчего же… - улыбнулся Полоз, - с точки зрения закона мои рассуждения действительно преступны.
- Я говорю не о законе, а о морали, о человеческой морали, - сказал Избор, - ввергнуть тысячи людей в хаос бунта, а я думаю, ты не сомневаешься, что открытие медальона приведет к восстанию?
Полоз покачал головой.
Есеня давно доел кашу и слушал их с открытым ртом. Ничего себе! Восстание! Это будет интересно. Избор между тем продолжил:
- Тысяча разбойников и убийц окажется на улицах города, и каждый из них захочет отомстить за несправедливость. С их точки зрения несправедливость.
- А ты считаешь применение медальона справедливым? - Полоз наклонил голову и посмотрел на Избора, не мигая.
Разбойники и убийцы. И среди них - отец Есени. Нормальный, не ущербный. Такой, как про него рассказывал Рубец. Добрый и веселый. Есене захотелось немедленно еще раз попробовать открыть медальон.
- Да! - воскликнул Избор, - это гораздо гуманней, чем смертная казнь или каторга. Ты не видел каторгу для преступников Кобруча? Люди умирают от непосильной работы через год-два после того, как туда попадают!
Тем временем накрахмаленная женщина убрала со стола поднос с кашей, и принесла широкие стеклянные миски на ножках, заполненные чем-то белым и воздушным.
- Господа, своими разговорами вы не дадите мальчику возможности насладиться десертом, - натянуто улыбнулась Ладислава, - а я уверена - он никогда не пробовал суфле.
- Мы не будем мешать, - тут же кивнул доктор, подхватил свою стеклянную миску и переставил ее на низкий столик перед камином, на котором стояла принесенная Полозом бутылка вина и пять высоких прозрачных бокалов.
- Я видел каторгу Кобруча, - кивнул Полоз и поднялся, - и что такое смертная казнь, я тоже знаю. И я не могу не признать, что множество детей, Жмуренок в том числе, не появились бы на свет, не будь медальона. Но я видел и другое: я видел шевелящийся обрубок души ущербного. И я могу сказать - это даже не жестокость. Это преступление против самой природы, это настолько бесчеловечно, что не укладывается в голове. Как одни люди смеют брать на себя право сотворить такое с другими? По какому праву? Только на основании того, что сами сочиняют законы?
- Да, мы имеем такое право, - с достоинством сказал Избор, который тоже успел встать возле низкого столика, - право решать. Потому что те, кто стоит неизмеримо выше толпы, несет ответственность за эту толпу. Именно осознание ответственности отличает нас от вольных людей, как в Олехове, так и в Кобруче. Мы не стяжаем богатства, мы направляем полученное на всеобщее благо. И, посмотрев на жизнь простолюдина в Кобруче, это становится очевидным.
- Про богатство я бы говорить не стал, - улыбнулся Полоз, приподнимая бокал, - да и стяжательство вам не чуждо.
- Да, я украл медальон именно потому, что стяжательство стало для моих собратьев самоцелью. Они забыли о своем предназначении. Но это вовсе не означает, что существование медальона тому виной. Нам нужна свежая кровь, нам нужен тот, кто не утратил понятия о справедливости. И тогда все встанет на свои места.
- Так просто? И кто же это будет? Я? Ты? Доктор Добронрав? Или Жмуренок? Кто возьмет на себя право судить?
- Судить должен закон, - возразил Избор.
- Но кто напишет этот закон? И кто станет его переписывать, когда пройдет сотня лет и мир изменится? И в чью пользу этот закон будет переписан? Неужели не понятно, чем страшен медальон? Он совершает с человеком нечто гораздо худшее, чем смерть, но со стороны кажется, что ничего страшного не произошло. И чем больше ущербных населяет город, тем лучше для города. И не в стяжательстве дело! Стяжательство - лишь рычаг, рычаг в умелых руках Градислава. В отличие от тебя, он понимает, что приумножение богатства - города, или его самого - напрямую зависит от количества ущербных. Люди, которым не нужны развлечения, которые не требуют для себя никаких прав, которые не хотят размышлять - только молча выполняют порученную им работу и заботятся лишь о благополучии своей семьи. И в этом благородный Градислав ничем не отличается от «вольных людей» Кобруча. Только те в качестве рычага используют бедность. И какая разница, тысячи ущербных бедняков или тысячи ущербных богачей станет населять город? Цель любого правителя от этого не меняется: превратить свой народ в толпу, которой легко управлять. А каким способом это сделано - неважно.
Есеня, видя, что все мужчины стоят, и сам поспешил вылезти из-за стола с суфле в одной руке и с ложечкой в другой, и встал поближе к Полозу. Как бы интересен ни был разговор, а попробовать это загадочное блюдо стоило.
- Ну, если это неважно, может, лучше оставить медальон? Все же ущербным богачом быть неизмеримо лучше, чем ущербным бедняком? - улыбнулся доктор.
- Нет. Почему вы предлагаете выбор только из двух зол? А что если позволить человеку остаться личностью? По мне, лучше я буду неущербным бедняком. Лучше я буду нищим, который смотрит на звезды, который думает о бытии, и хочет постичь суть этого бытия. Почему меня лишили этого права? Лишили по рождению, между прочим. И я взял его сам, когда ушел в лес. Да, у меня нет другого способа добывать пропитание, кроме как с оружием в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- Его рассуждения примитивны, - вздохнул Избор, - он не вникает в суть вещей.
- Я думаю, ему просто не хватает образования. И, между прочим, он ничуть не менее способный, чем его отец. Жмуренок умеет варить булат ничем не хуже благородного Мудрослова, хотя никто его этому не учил. И этой способности он ни у кого не крал.
Внезапно Избор побледнел до синевы и руки его дрогнули, но Полоз не обратил на это внимания.
- Да лучше, чем Мудрослов, - сказал Есеня, - я умею варить «алмазный» булат. Мне сказали, благородные ножи из такого булата вешают на стенки и охраняют с собаками. Батька мой нож тоже на стенку повесил. Я только ковать его не умею, батька сам ковал.
Избор побледнел еще сильней, просто посерел весь. Есеня сначала решил, что Избору стало так обидно за Мудрослова. Может, мы за столом сидим неправильно, но и мы чего-то стоим! Но потом он понял, что здесь что-то не так. Да Избор испугался! Интересно, чего? Но он взял себя в руки и немедленно возразил Полозу:
- И ты полагаешь, после открытия медальона именно такие, как он, придут к власти?
Полоз покачал головой:
- Я же сказал, что не обольщаюсь. Я не знаю, я не хочу знать, что случится после открытия медальона. Я твердо знаю только одно - медальон не имеет права на существование.
- Твои рассуждения, по меньшей мере, безответственны, - фыркнул Избор, - а по большому счету, если у тебя есть реальная возможность его открыть - преступны.
- Ну, Избор, - снова вмешался доктор, - я бы не стал выражаться столь категорично.
- Нет, отчего же… - улыбнулся Полоз, - с точки зрения закона мои рассуждения действительно преступны.
- Я говорю не о законе, а о морали, о человеческой морали, - сказал Избор, - ввергнуть тысячи людей в хаос бунта, а я думаю, ты не сомневаешься, что открытие медальона приведет к восстанию?
Полоз покачал головой.
Есеня давно доел кашу и слушал их с открытым ртом. Ничего себе! Восстание! Это будет интересно. Избор между тем продолжил:
- Тысяча разбойников и убийц окажется на улицах города, и каждый из них захочет отомстить за несправедливость. С их точки зрения несправедливость.
- А ты считаешь применение медальона справедливым? - Полоз наклонил голову и посмотрел на Избора, не мигая.
Разбойники и убийцы. И среди них - отец Есени. Нормальный, не ущербный. Такой, как про него рассказывал Рубец. Добрый и веселый. Есене захотелось немедленно еще раз попробовать открыть медальон.
- Да! - воскликнул Избор, - это гораздо гуманней, чем смертная казнь или каторга. Ты не видел каторгу для преступников Кобруча? Люди умирают от непосильной работы через год-два после того, как туда попадают!
Тем временем накрахмаленная женщина убрала со стола поднос с кашей, и принесла широкие стеклянные миски на ножках, заполненные чем-то белым и воздушным.
- Господа, своими разговорами вы не дадите мальчику возможности насладиться десертом, - натянуто улыбнулась Ладислава, - а я уверена - он никогда не пробовал суфле.
- Мы не будем мешать, - тут же кивнул доктор, подхватил свою стеклянную миску и переставил ее на низкий столик перед камином, на котором стояла принесенная Полозом бутылка вина и пять высоких прозрачных бокалов.
- Я видел каторгу Кобруча, - кивнул Полоз и поднялся, - и что такое смертная казнь, я тоже знаю. И я не могу не признать, что множество детей, Жмуренок в том числе, не появились бы на свет, не будь медальона. Но я видел и другое: я видел шевелящийся обрубок души ущербного. И я могу сказать - это даже не жестокость. Это преступление против самой природы, это настолько бесчеловечно, что не укладывается в голове. Как одни люди смеют брать на себя право сотворить такое с другими? По какому праву? Только на основании того, что сами сочиняют законы?
- Да, мы имеем такое право, - с достоинством сказал Избор, который тоже успел встать возле низкого столика, - право решать. Потому что те, кто стоит неизмеримо выше толпы, несет ответственность за эту толпу. Именно осознание ответственности отличает нас от вольных людей, как в Олехове, так и в Кобруче. Мы не стяжаем богатства, мы направляем полученное на всеобщее благо. И, посмотрев на жизнь простолюдина в Кобруче, это становится очевидным.
- Про богатство я бы говорить не стал, - улыбнулся Полоз, приподнимая бокал, - да и стяжательство вам не чуждо.
- Да, я украл медальон именно потому, что стяжательство стало для моих собратьев самоцелью. Они забыли о своем предназначении. Но это вовсе не означает, что существование медальона тому виной. Нам нужна свежая кровь, нам нужен тот, кто не утратил понятия о справедливости. И тогда все встанет на свои места.
- Так просто? И кто же это будет? Я? Ты? Доктор Добронрав? Или Жмуренок? Кто возьмет на себя право судить?
- Судить должен закон, - возразил Избор.
- Но кто напишет этот закон? И кто станет его переписывать, когда пройдет сотня лет и мир изменится? И в чью пользу этот закон будет переписан? Неужели не понятно, чем страшен медальон? Он совершает с человеком нечто гораздо худшее, чем смерть, но со стороны кажется, что ничего страшного не произошло. И чем больше ущербных населяет город, тем лучше для города. И не в стяжательстве дело! Стяжательство - лишь рычаг, рычаг в умелых руках Градислава. В отличие от тебя, он понимает, что приумножение богатства - города, или его самого - напрямую зависит от количества ущербных. Люди, которым не нужны развлечения, которые не требуют для себя никаких прав, которые не хотят размышлять - только молча выполняют порученную им работу и заботятся лишь о благополучии своей семьи. И в этом благородный Градислав ничем не отличается от «вольных людей» Кобруча. Только те в качестве рычага используют бедность. И какая разница, тысячи ущербных бедняков или тысячи ущербных богачей станет населять город? Цель любого правителя от этого не меняется: превратить свой народ в толпу, которой легко управлять. А каким способом это сделано - неважно.
Есеня, видя, что все мужчины стоят, и сам поспешил вылезти из-за стола с суфле в одной руке и с ложечкой в другой, и встал поближе к Полозу. Как бы интересен ни был разговор, а попробовать это загадочное блюдо стоило.
- Ну, если это неважно, может, лучше оставить медальон? Все же ущербным богачом быть неизмеримо лучше, чем ущербным бедняком? - улыбнулся доктор.
- Нет. Почему вы предлагаете выбор только из двух зол? А что если позволить человеку остаться личностью? По мне, лучше я буду неущербным бедняком. Лучше я буду нищим, который смотрит на звезды, который думает о бытии, и хочет постичь суть этого бытия. Почему меня лишили этого права? Лишили по рождению, между прочим. И я взял его сам, когда ушел в лес. Да, у меня нет другого способа добывать пропитание, кроме как с оружием в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111