В тот же момент мы увидели бегущего к нам часового. Он явился от
Ворот Лисы, где небольшая группа посланцев Баснурмона чрезвычайно вежливо
испрашивала позволения войти. Никаких хитростей, клялся часовой, просто
управляющий в ливрее осиной расцветки - желтый и черный цвет, - верхом, но
не вооруженный, в сопровождении двух слуг с резной деревянной шкатулкой, о
которой все трое заявили, что это подарок наследника Баснурмона своему
брату принцу Сорему.
Сором посмотрел на меня и усмехнулся.
- А сейчас, Вазкор, я покажу тебе, как нужно принимать подарки.
Проводите их во Двор секир, - добавил он, - и дайте им королевский эскорт
- двадцати человек с саблями наголо будет достаточно.
Мы вернулись во двор и вошли в колоннаду с красными колоннами,
которая находилась позади мишеней на стрельбище. Вбежала гончая Сорема и
улеглась между горшками лимонных деревьев. Яшлом и Бэйлгар вывели ее, и
двор опустел. Солнце клонилось к закату, в этот час ни один масриец без
крайней нужды не поднимет лук, так как существовало старое поверье, что
стрела может поразить глаз садящегося солнца. Считая поверье шуткой, его,
однако, не нарушали: так в иных землях человек стучит по дереву или по
камню, чтобы умиротворить духов, в которых сам больше не верит.
В пустой Двор секир быстро вошел аристократ, сопровождаемый эскортом
из двадцати джердиеров с саблями.
Придя в себя, он обратился к Сорему:
- Я прибыл к вам из Малинового дворца, принц, с даром вашего
несравненного брата, - проговорил он скрипучим голосом. - А меня
подвергают грубому обращению.
- Ни в коем случае, - ответил, улыбаясь, Сорем. - Эти сабли, я вас
уверяю, для вашей же защиты. Мы слышали об измене, о ночных убийцах в
городе, и мы желаем только обеспечить вам безопасность.
Бэйлгар засмеялся - и посланец Баснурмона тоже неохотно сморщил свое
лицо. Щелчком пальцев он вызвал двоих слуг, которые торопливо выскочили
вперед и поставили на землю шкатулку. Она была сделана из резного дуба с
перламутровыми инкрустациями, ручки из серебра, и я подумал: порох или
что-нибудь подобное, - хотя, как оказалось, масрийцы им не пользовались, -
или, на худой конец, гнездо скорпионов.
Сорем удивил меня, когда с безупречной вежливостью попросил офицера в
наряде осы самому открыть шкатулку. Но потом я подумал, что он прожил
двадцать лет в гуще подобных дел, а не прожил бы и пяти, если бы не был
хорошо выучен.
Офицер, либо по незнанию, либо по самоуверенности, претенциозным
жестом откинул крышку шкатулки. Но то, что там оказалось, заставило его
измениться в лице и отскочить. Не смерть, но оскорбление. В шкатулке была
фарфоровая статуэтка около восьми дюймов в высоту, раскрашенная,
исполненная очень тщательно, со всеми возможными деталями. Мне было
интересно, как успели столь быстро это все выполнить, поскольку это была
точное изображение меня, меня и Сорема. Статуэтка изображала нас в позе,
которую в мужских борделях Бар-Айбитни называют "Собака и заяц".
Я здорово разозлился. Я бы разозлился, увидев такую игрушку,
изображавшую меня с женщиной, а эта понравилась мне еще меньше. Когда я
остыл, то догадался, что это была готовая форма, у которой отбили головы и
за ночь приделали новые, мою и Сорема. Я также понял, что не было такого
уж сходства, как мне показалось вначале, хотя в тот момент я бы предпочел,
чтобы мне показалось что-нибудь другое.
Лицо Сорема потемнело от прилива крови, затем побледнело, и я
услышал, как чертыхнулся Бэйлгар. Посланец Баснурмона тоже, казалось, был
далек от веселья.
Я, почувствовав, что эта немая сцена может затянуться надолго, сказал
как можно вежливее:
- Баснурмон считает, что нам нравится то же, что и ему. А что
касается работы, так на Вселенском базаре я видел и получше.
- Высокородный господин... - начал посланец, обращаясь ко мне, затем,
очевидно, вспомнив байки о белых лучах и другой магии, упал на колени
перед Соремом. - Мой господин!
Сорем ответил голосом, которого я раньше у него не слышал:
- Возьмите эту гнусность и отнесите тому мерзавцу, который ее послал.
Посланец сделал, что ему велели, и я редко видел, чтобы человек
двигался столь быстро. Менее чем через минуту он исчез в направлении Ворот
Лисы, а вместе с ним шкатулка, слуги и эскорт джердиеров, - все были
довольны оказаться подальше от нас.
Бэйлгар и Яшлом, не сговариваясь, отошли в глубь колоннады, а гончая,
почувствовав, что не все в порядке, подошла и встревоженно ткнулась в
сапог Сорема. Он был вне себя от злости, и, когда наклонился погладить
собаку, его рука дрожала. Я уже остыл и склонен был видеть во всем этом
шутку.
- Он дорого заплатит За этот жест, - сказал я. - Давай не будем
сердиться, как он бы хотел, чтобы мы сердились.
- Давай, - сказал Сорем. Он не смотрел на меня, поглаживая собачьи
уши. - Из этого знака я понял одну вещь - Баснурмон знает, что Цитадель
желает борьбы. Чем скорее Хессек обнаружит свою закваску, тем лучше. Мы
теряем почву под ногами. - Он оглянулся и подозвал Яшлома. - Однако моей
матери было бы лучше здесь, чем в городе императора. До сегодняшнего
вечера я думал, что там она будет в большей безопасности, не принимая
участия в моих интригах, но теперь... - Подошел Яшлом, и Сорем сказал ему:
- Госпожа Малмиранет. Возьмите двоих и приведите ее. Она знает, что
быстрое исчезновение из дворца может стать неминуемым, и будет действовать
без промедления. Воспользуйтесь Кедровой лестницей и отдайте ей это
кольцо. Это сигнал, о котором мы договорились.
Сказать, что я не думал о Малмиранет после того уединенного ночного
свидания, было бы неправдой. Я бы вспоминал ее чаще, если бы не мешали
другие вещи.
Яшлом был готов выехать.
- Я выбираю себя в число ваших двух человек, Яшлом, - сказал я ему и
Сорему. - Если осиный принц решил затеять дело, чудотворец может оказаться
более полезным, чем пара солдат.
Сором смотрел на меня некоторое время. Затем протянул свою руку.
- Я подозреваю, что ты поклялся сделать меня твоим вечным должником.
- Скажи мне это, когда твоя мать будет в безопасности.
Я подумал, что он был бы рад моей помощи, и в любом случае я
интересовался обходными путями в Небесный город. Память о Малмиранет
пылала во мне и как реакция против паутин и могил, заговора и ожиданий.
Возможно, я найду ее сегодня изменившейся, и она, как жена булочника,
будет есть конфеты, рассеянно оглядывая нас в тревоге, и ее странный голос
(я, и правда, хорошо ее помнил) поднимется до перепуганного визга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105