Снова снаружи раздался голос, теперь немного сердитый.
- Они привезли ваши сундуки с одеждой, мадам. Вынуть красное шелковое
платье или белое?
- Белое, и уйди же, наконец, потаскушка, - закричала она.
- Вы доверяете им свои секреты, а хотите, чтобы Сорем не знал об
этом?
- Я доверяю им. Даже мою жизнь, как ты видел.
- Но кто-то предал вас прошлой ночью, Малмиранет.
- Это был Порсус, - ответила она, хмурясь в коричневых сумерках. - Он
обменял у Баснурмона свою жизнь на мою.
Я вспомнил, как он глупо ухмылялся у ее ног, и сказал:
- Хотел бы я посмотреть, как он мучается.
- Я уже посмотрела, - ответила она и поцеловала меня.
Я бы держал ее еще дольше, если бы не услышал, как Насмет тихонько
смеется за дверью.
6
"Иакинф Вайн-Ярд" не сгорел. Зная, что это мой корабль, - как
оказалось, хессеки знали все, кроме того, что их мессия обманет их, - они
вытащили корабль со стоянки, привязали веревками к своим папирусным лодкам
и вывели на веслах из горящего залива. В ту ночь в порту было двести
шестьдесят кораблей со всех концов империи - с востока, запада и юга, и
шестьдесят пять из них погибли вместе с грузом в огне. Беззаботное
непродуманное наступление хессеков позволило добровольным пожарным
командам с ведрами спасти остальные, в чем им помогли легкий ветер и дождь
на рассвете.
Днем жители Торгового города охраняли границы болота и выход из
дельты к морю. Они следили за дымящимися руинами Старого Хессека, как
крысолов следит за крысиной норой. Когда появлялась крыса, что случалось
редко, они забивали ее дубинками до смерти. Некоторые пошли даже в
Бит-Хесси, отваживаясь бродить между разбитыми колоннами и в черных
туннелях, ставших еще чернее после посещения Бэйлгара. Они не нашли ничего
сколько-нибудь живого, а что нашли, долго не прожило.
Были страшные истории. Завывания привидений на болотах, туманные
призраки с окровавленными когтями, отрезанные женские головы, щелкающие
желтыми зубами, как мячи, скачущие по Бит-Хесси. Крысоловы, нервничая от
своих собственных фантазий, отступили в Бар-Айбитни. И снова вошедший в
поговорку воин не пересекал болота ночью, боясь злых духов там, где раньше
он боялся лишь скучного зла от людей.
Поступок Бэйлгара, масрийское богохульство - разжигание незакрытого
пламени, обсуждался с разрешенным религиозной цензурой одобрением.
Масримас рассеял тьму своим светом, а джерд Щита был лишь его
инструментом. Бэйлгар, кувшинами опрокидывая ром, строил планы, как
покрыть илом все болото, осушить его и выращивать дыни и рис и зеленый
водяной табак, произраставший в сырых долинах Тинзена.
Сам Бар-Айбитни ответил на несчастье после того, как оно закончилось,
веселыми жалобами. Сором открыл сундуки императора, чтобы помочь
нуждающимся и разрешил тем, кто потерял собственность, сделать заявки на
предмет возмещения. Скоро каждый шикарный бордель, у которого сгорела во
время пожара башня, смог насобирать деньжат, на которые можно было
построить две, а каждый купец, чей груз лежал углями на дне залива,
подавал у ворот казначейства петицию, указывавшую сумму, втрое превышающую
стоимость утраченного. Это привело к бесконечным расследованиям,
бесконечным спорам, и к куче дел о мошенничестве, рассматриваемых
королевскими судами. Эго утомительное занятие - и раздача денег, и их
возмещение - пало на плечи императорских министров, которые вроде бы
хорошо успели привыкнуть к своему бремени. Теперь, когда вместо императора
был Сорем, более активный в делах закона и государства, молодой и
энергичный, эти непослушные министерские кролики, крысы, землеройки
хватались за свои свитки документов и, чувствуя собственного значимость,
пищали, что для них все должно остаться, как было. Сорем прошелся по их
должностям, как топор по лесу. Но несмотря на его особое внимание, эти
дела утомляли его, и, немного расчистив заросли и назначив новых людей,
которым он мог доверять, он отдал все в их руки.
Он еще не был императором. Он был тем, кого они называли Новым
правителем или функционером Храгон-Дата. Бумаги, которые были написаны в
Цитадели и которые Храгон-Дат подписал и скрепил печатью в Малиновом
дворце в то дождливое утро, были предъявлены двору, а копии разослали
аристократам, а потом и расклеили по всему городу. Они провозглашали
добровольное отречение по причине унижения и собственной слабости, когда
он оставил Бар-Айбитни беззащитным перед хессекской угрозой. Своего
возлюбленного сына Сорема - сына от его более раннего брака с принцессой
Малмиранет, бывшей императрицей лилий, - он признавал теперь принцем и
спасителем города, способным вести дела вместо отрекшегося монарха. О
Баснурмоне, наследнике, напоминало лишь одно предложение, нацарапанное на
пергаменте собственной рукой императора: "Этот ублюдок бросил умирать и
город, и своего отца-императора". Милый штрих.
Таким образом, Сорем был правителем империи во всем, кроме титула.
Масрийские титулы - весомые штуки, они должны быть освящены жрецами; бровь
помазать маслом, одежды обрызгать водой из какого-нибудь священного сосуда
и принести в жертву белую лошадь. Тогда и только тогда Новый правитель
станет императором.
В то время как посланцы уезжали и возвращались, привозя письма и дары
из земель империи, которые клялись в верности своему новому повелителю,
присылая для подтверждения клятвы белых павлинов в клетках. Девять
джердов, которых не было в городе, из своих приграничных крепостей слали
уже не павлинов, а свои штандарты, которые их представители на церемонии
коронации получали обратно. (Типичное масрийское представление.) Никакого
намека на угрозу не исходило от этих далеких гарнизонов. Они тоже
чистосердечно присягнули на верность Сорему. Новость о том, что ступица
золотого колеса, которое они охраняли, была из гнилого дерева, никого не
удивила - об этом давно знали легионы на периферии нескольких королевств.
Правление Сорема обещало быть лучше.
Видя, как им восхищаются, как его превосходство признается всеми - и
его давними спутниками, и новыми, - я вспомнил его срыв в Цитадели, его
мальчишеский героизм и злость, его взгляд, полный замешательства и
отчаяния, когда он смотрел на Небесный город, воображая, как его отец
распускает нюни, теряя драгоценные секунды. О почитании того, что было
прекрасно или благородно, масрийцы говорили: "Каждый нож должен быть в
ножнах из прекрасной-парчи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105