теперь они могли чувствовать меня,
питаться моей Силой, как и она. Фейерверк с летающей лошадью стал для них
знаком; почувствовав его, они приняли его за мою команду и поднялись,
сделав меня своим Шайтхун-Кемом, поедая мою Силу, и их голод иссушал мой
мозг и мою жизнь.
Я должен положить этому конец. Сейчас, пока они меня не уничтожили,
так как я не хочу принадлежать им, чтобы быть съеденным заживо, и ей,
Уастис, я тоже не принадлежу, как бы сильно она этого ни хотела. Я ходил
по воде, успокоил ураган, скакал на лошади по небу, - конечно же, я был
хозяином самого себя и этого отребья.
Должно быть, я кричал, потому что, когда я обернулся, они внимательно
смотрели на меня - смущенные, встревоженные, озадаченные. Человек,
которого я считал своим другом, отвел глаза в сторону, шокированный тем,
чего он не знал обо мне, а женщина, которую я желал больше всех других,
отвернулась со злой гордостью, чтобы не показать, как она меня боится.
Но я перестал мычать, как бык перед бойней, и оторвал свое тело от
столба.
Я вернулся к ним.
- Что это? - спросил Сорем.
- Все кончено, - ответил я.
Во двор вбежал человек, выкрикивая имя Сорема.
- Джердат, горит порт и зерновые склады вдоль торговой стороны.
Сгорели двадцать кораблей, на Янтарной дороге - толпа хессеков примерно до
трех тысяч, а остальные - дальше на западе. Так говорят разведчики.
Они вылезли из болота, как будто вскрылась гноящаяся рана, похожие
больше на стаю одичавших собак, чем на крыс. Портовые сторожа, увидев их,
бежали.
Казалось, на Бар-Айбитни шел прилив грязи из переполнившегося болота,
его поверхность была покрыта ядом. Отряд из двадцати человек и портовая
полиция, пытавшиеся удержать Рыбную улицу - аллею, которая вела на восток
к заливу, - за несколько секунд были перебиты черным ливнем дротиков и
каменных осколков. Волна несла и запрещенные законом ножи, самодельные
примитивные орудия из заточенного кремня без ручек. При каждом броске они
до костей разрезали их собственные руки, но это их не останавливало. Они
убивали всех, кто попадался на их пути, мужчин и женщин, детей и животных,
и всех, кого убивали, затаптывали.
Они словно имели один разум, одно сердце. Они не издали ни одного
звука: воздух наполнился ропотом их жертв и тех, кто бежал от них.
В течение четверти часа по всем артериям Нового города разлился
безумный ужас. Под тревожный перезвон колоколов, освещенные отсветом
пожара, богатые купцы спешно покидали свои крепости. Дорогой исхода стали
Ворота Крылатой лошади, потому что считалось, что внутри Стены Храгона
можно быть в большей безопасности. Охранников там было мало, около
тридцати или сорока джердиеров, их отправили прямо в гущу событий и они
пытались закупорить пронзительно кричавшую толпу горожан в Торговом
городе, не пуская их в ворота, как будто это они, а не обитатели
Бит-Хесси, устроили восстание. А после страшной пылающей молнии, ударившей
с земли в небо, - это загорелся склад китового жира, и взорвались запасы,
которые там находились, - джердиеры захлопнули створки ворот из синего
железа и задвинули засовы. И этот акт бесчувственности вызвал еще большую
панику.
Купцы со своими домочадцами, шлюхи в мишурных одеяниях, полукровки и
чистые масрийцы кидались друг па друга в попытке вырваться уже не только с
Вселенского базара и Янтарной дороги, где путь преграждали запертые
ворота, но и из тисков, образовавшихся у Стены Храгона. Люди пытались даже
взобраться на стену и падали на тех, кто стоял внизу.
В это время от искр за спинами толпы загорелись роскошные бордели и
гостиницы, расположенные вокруг базара, а хессеки неумолимо приближались.
На Янтарной дороге их было почти четыре тысячи, а еще три тысячи
откололись, чтобы вторгнуться в Бар-Айбитни с юга. Некоторые переплыли на
своих папирусных лодках и причаливали у подножия Пальмового квартала, где
их пока еще не обнаружили. Несмотря на такие маневры, у них не было
настоящею плана наступления, распределение их сил было случайным и оттого
еще более ужасающим. Они нападали всюду, куда их приводил гнев, - мужчины
и женщины, старые и молодые, затопившие масрийские улицы и поджигавшие их,
как они мечтали.
Волны паники поздно достигли Малинового дворца. За его высокими
пурпурными и черными стенами джерды чувствовали себя в безопасности,
занимаясь плетением мелких интриг, беспечно относясь к своим обязанностям;
они не были готовы к тому, что случилось. Император тоже был тяжел на
подъем. Трудно было представить себе, насколько беспомощным он оказался
перед своим народом. Он не поверил рассказу о восстании в Бит-Хесси,
несмотря на то, что видел пылающее небо и слышал звон колоколов. Казалось,
что Небесный город на своей высоте удален от всех этих дел. Наконец, он
заволновался и выслал один из своих джердов, какую-то тысячу человек. Он
также послал за своим писцом и отправил Сорему короткое письмо. Оно
гласило буквально следующее: "Джердат, мы были разбужены волнениями в
нашем городе. Что, Цитадель еще спит?"
Сорем уже был одержим стремлением скорее привести в готовность джерды
гарнизона и выслать их на помощь Торговому городу. Мы провели последний
быстрый совет, дополнительный, Малмиранет присутствовала на нем и делала
замечания, достойные мужчины. На совете она, вместе с Аштортом, Бэйлгаром
и остальными умоляла его подождать. Взяв письмо императора, она разорвала
свиток пополам и сказала:
- Теперь он вспомнил, что у него есть сын, командующий людьми. Вот
что потребовалось ему, чтобы вспомнить.
Когда Сорем закричал, что пока он сидит здесь сложа руки, горят
корабли в порту, она ответила со всей страстью:
- Пусть горят. Ты двадцать лет горишь из-за них.
Мы расставили наблюдателей на всех главных улицах, через определенные
промежутки времени они приезжали с новостями. Мы не могли выступить, не
зная точно, каковы силы хессеков и куда они наконец решили бросить эти
силы. В мой план не входило выскочить этакими героями и все потерять.
Бит-Хесси умрет этой ночью, и ошибок быть не должно.
Наблюдая за Соремом, страдающим, с побелевшими губами, я подумал,
отбросив дружбу и честь, хотя я вполне мог назвать его своим братом, что
он все-таки глупец. Она была больше принцем, чем он. С честолюбием,
которого не было у него, она имела больше прав на трон. Малмиранет
оставалась в мужской одежде, грива ее черных волос разметалась по плечам;
она стояла на северной стене Цитадели, зловещее небо освещало ее красным;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
питаться моей Силой, как и она. Фейерверк с летающей лошадью стал для них
знаком; почувствовав его, они приняли его за мою команду и поднялись,
сделав меня своим Шайтхун-Кемом, поедая мою Силу, и их голод иссушал мой
мозг и мою жизнь.
Я должен положить этому конец. Сейчас, пока они меня не уничтожили,
так как я не хочу принадлежать им, чтобы быть съеденным заживо, и ей,
Уастис, я тоже не принадлежу, как бы сильно она этого ни хотела. Я ходил
по воде, успокоил ураган, скакал на лошади по небу, - конечно же, я был
хозяином самого себя и этого отребья.
Должно быть, я кричал, потому что, когда я обернулся, они внимательно
смотрели на меня - смущенные, встревоженные, озадаченные. Человек,
которого я считал своим другом, отвел глаза в сторону, шокированный тем,
чего он не знал обо мне, а женщина, которую я желал больше всех других,
отвернулась со злой гордостью, чтобы не показать, как она меня боится.
Но я перестал мычать, как бык перед бойней, и оторвал свое тело от
столба.
Я вернулся к ним.
- Что это? - спросил Сорем.
- Все кончено, - ответил я.
Во двор вбежал человек, выкрикивая имя Сорема.
- Джердат, горит порт и зерновые склады вдоль торговой стороны.
Сгорели двадцать кораблей, на Янтарной дороге - толпа хессеков примерно до
трех тысяч, а остальные - дальше на западе. Так говорят разведчики.
Они вылезли из болота, как будто вскрылась гноящаяся рана, похожие
больше на стаю одичавших собак, чем на крыс. Портовые сторожа, увидев их,
бежали.
Казалось, на Бар-Айбитни шел прилив грязи из переполнившегося болота,
его поверхность была покрыта ядом. Отряд из двадцати человек и портовая
полиция, пытавшиеся удержать Рыбную улицу - аллею, которая вела на восток
к заливу, - за несколько секунд были перебиты черным ливнем дротиков и
каменных осколков. Волна несла и запрещенные законом ножи, самодельные
примитивные орудия из заточенного кремня без ручек. При каждом броске они
до костей разрезали их собственные руки, но это их не останавливало. Они
убивали всех, кто попадался на их пути, мужчин и женщин, детей и животных,
и всех, кого убивали, затаптывали.
Они словно имели один разум, одно сердце. Они не издали ни одного
звука: воздух наполнился ропотом их жертв и тех, кто бежал от них.
В течение четверти часа по всем артериям Нового города разлился
безумный ужас. Под тревожный перезвон колоколов, освещенные отсветом
пожара, богатые купцы спешно покидали свои крепости. Дорогой исхода стали
Ворота Крылатой лошади, потому что считалось, что внутри Стены Храгона
можно быть в большей безопасности. Охранников там было мало, около
тридцати или сорока джердиеров, их отправили прямо в гущу событий и они
пытались закупорить пронзительно кричавшую толпу горожан в Торговом
городе, не пуская их в ворота, как будто это они, а не обитатели
Бит-Хесси, устроили восстание. А после страшной пылающей молнии, ударившей
с земли в небо, - это загорелся склад китового жира, и взорвались запасы,
которые там находились, - джердиеры захлопнули створки ворот из синего
железа и задвинули засовы. И этот акт бесчувственности вызвал еще большую
панику.
Купцы со своими домочадцами, шлюхи в мишурных одеяниях, полукровки и
чистые масрийцы кидались друг па друга в попытке вырваться уже не только с
Вселенского базара и Янтарной дороги, где путь преграждали запертые
ворота, но и из тисков, образовавшихся у Стены Храгона. Люди пытались даже
взобраться на стену и падали на тех, кто стоял внизу.
В это время от искр за спинами толпы загорелись роскошные бордели и
гостиницы, расположенные вокруг базара, а хессеки неумолимо приближались.
На Янтарной дороге их было почти четыре тысячи, а еще три тысячи
откололись, чтобы вторгнуться в Бар-Айбитни с юга. Некоторые переплыли на
своих папирусных лодках и причаливали у подножия Пальмового квартала, где
их пока еще не обнаружили. Несмотря на такие маневры, у них не было
настоящею плана наступления, распределение их сил было случайным и оттого
еще более ужасающим. Они нападали всюду, куда их приводил гнев, - мужчины
и женщины, старые и молодые, затопившие масрийские улицы и поджигавшие их,
как они мечтали.
Волны паники поздно достигли Малинового дворца. За его высокими
пурпурными и черными стенами джерды чувствовали себя в безопасности,
занимаясь плетением мелких интриг, беспечно относясь к своим обязанностям;
они не были готовы к тому, что случилось. Император тоже был тяжел на
подъем. Трудно было представить себе, насколько беспомощным он оказался
перед своим народом. Он не поверил рассказу о восстании в Бит-Хесси,
несмотря на то, что видел пылающее небо и слышал звон колоколов. Казалось,
что Небесный город на своей высоте удален от всех этих дел. Наконец, он
заволновался и выслал один из своих джердов, какую-то тысячу человек. Он
также послал за своим писцом и отправил Сорему короткое письмо. Оно
гласило буквально следующее: "Джердат, мы были разбужены волнениями в
нашем городе. Что, Цитадель еще спит?"
Сорем уже был одержим стремлением скорее привести в готовность джерды
гарнизона и выслать их на помощь Торговому городу. Мы провели последний
быстрый совет, дополнительный, Малмиранет присутствовала на нем и делала
замечания, достойные мужчины. На совете она, вместе с Аштортом, Бэйлгаром
и остальными умоляла его подождать. Взяв письмо императора, она разорвала
свиток пополам и сказала:
- Теперь он вспомнил, что у него есть сын, командующий людьми. Вот
что потребовалось ему, чтобы вспомнить.
Когда Сорем закричал, что пока он сидит здесь сложа руки, горят
корабли в порту, она ответила со всей страстью:
- Пусть горят. Ты двадцать лет горишь из-за них.
Мы расставили наблюдателей на всех главных улицах, через определенные
промежутки времени они приезжали с новостями. Мы не могли выступить, не
зная точно, каковы силы хессеков и куда они наконец решили бросить эти
силы. В мой план не входило выскочить этакими героями и все потерять.
Бит-Хесси умрет этой ночью, и ошибок быть не должно.
Наблюдая за Соремом, страдающим, с побелевшими губами, я подумал,
отбросив дружбу и честь, хотя я вполне мог назвать его своим братом, что
он все-таки глупец. Она была больше принцем, чем он. С честолюбием,
которого не было у него, она имела больше прав на трон. Малмиранет
оставалась в мужской одежде, грива ее черных волос разметалась по плечам;
она стояла на северной стене Цитадели, зловещее небо освещало ее красным;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105