Шли дни. Начиналось лето. Почти каждый день Виктор забирался на скалу
и разговаривал с Ренатой, а Михаил лежал рядом, наполовину слушая,
наполовину дремля. В один из таких дней до них донесся гудок паровоза.
Михаил поднял голову и прислушался. Машинист паровоза пытался отогнать с
путей животное. Может, стоило сбегать туда ночью, посмотреть, не сшиб ли
кого-нибудь паровоз? Он положил голову, солнце грело ему спину.
- У меня есть еще один урок для тебя, Михаил, - тихо сказал Виктор,
после того как затих гудок паровоза. - Может бы, самый важный урок. Живи
свободным. Это все. Живи свободным, даже если тело твое в оковах. Живи
свободным тут. - Он дотронулся дрожавшей рукой до головы. - Это то место,
где никто не может сковать тебя. И - может быть, это самый трудный урок,
который нужно выучить, Михаил, но: любая свобода имеет свою цену, но
свобода разума бесценна. - Он сощурился, глядя на солнце, и Михаил поднял
голову, глядя на него. Что-то новое прозвучало в голосе Виктора. Что-то
окончательное. Это напугало его, хотя ничто не пугало его с тех пор, как
за его семьей пришли солдаты. - Тебе нужно покинуть это место, - сказал
Виктор. - Ты - человеческое создание, и ты принадлежишь тому миру. Рената
со мной согласна. Ты находишься здесь из-за старика, который разговаривает
с духами. - Виктор повернул голову к черному волку, и его янтарные глаза
Виктора сверкнули. - Я не хочу, чтобы ты был здесь, Михаил: жизнь ждет
тебя там! Ты понимаешь?
Михаил не повернулся.
- Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня. Я хочу, чтобы ты ушел в тот мир как
человек. Как чудо. - Он встал, и Михаил сразу же тоже встал. - Если ты не
уйдешь в тот мир... какой тогда прок в том, чему я тебя учил? - Белая
шерсть побежала по его плечам, по груди, по животу и рукам. Борода на шее
раздвоилась, лицо стало изменяться. - Я был хорошим учителем, не так ли? -
спросил он, голос у него понижался по тону до рычанья. - Я люблю тебя,
сынок, - сказал он... - Не подведи меня.
Позвоночник у него крючило. Он опустился на четыре лапы, белая шерсть
покрыла его хилое тело, он часто заморгал на солнце. Задние лапы у него
напряглись, и Михаил понял, что он собирается сделать.
Михаил метнулся вперед.
Но белый волк сделал то же.
Виктор взметнулся в воздух, все еще превращаясь. И полетел, слегка
вильнув телом, к камням на дне расселины.
Михаил закричал, крик вышел высоким горестным лаем, но то, что он
хотел прокричать, было:
- Отец!
Виктор летел беззвучно. Михаил отвел взгляд, веки его крепко
закрылись, он не увидел, не мог позволить себе увидеть, как белый волк
долетел до камней.
Поднялась полная луна. Михаил согнулся над расселиной, неподвижно
уставясь в нее. Время от времени он вздрагивал, хотя ночь была жаркой. Он
попробовал запеть, но ничего не выходило. Лес молчал, и Михаил был одинок.
Голод - зверь, не ведающий печали - грыз его желудок. Железнодорожные
пути, подумал он; мозг у него был вялый, отвыкший думать. Пути, по которым
ходит паровоз. Может быть, сегодня паровоз сшиб кого-нибудь. Возможно,
там, на рельсах, лежит пища.
Он побежал через лес к оврагу, через траву и плотные кусты к путям.
Вяло поискал вдоль рельсов, но запаха крови не было. Нужно возвращаться в
пещеру, решил он; теперь там был его дом. Может, по пути он найдет зайца
или мышь...
Он услышал далекий грохот.
Он поднял лапу, коснулся рельса и почувствовал вибрацию. Через минуту
поезд выскочит из западного туннеля и, прогрохотав вдоль оврага, влетит в
восточный. Красная лампа на последнем вагоне будет раскачиваться
взад-вперед. Михаил уставился на то место, где умер Никита. В его мозгу
жили духи, и они разговаривали. Один из них прошептал: - Не подведи меня.
Это пришло к нему как внезапное озарение. На этот раз он все же может
побить поезд. Если действительно захочет этого. Он может побить поезд,
начав гонку волком, а закончив человеком.
А если же он окажется недостаточно быстр... ну, так что ж? Вокруг был
целый лес, полный духов, так почему бы ему не присоединиться к ним и не
петь новые песни?
Поезд приближался. Михаил проследовал к выходу из западного туннеля и
сел около рельсов. В теплом воздухе мерцали светлячки, звенели цикады, дул
мягкий ветерок, мышцы Михаила играли под черной шерстью.
Жизнь ждет тебя там, подумал он. Не подведи.
Он почувствовал кисловатый дух пара. В туннеле блеснул свет. Грохот
перерос в звериное рычание.
И тут, с ослепительным светом и брызгами красных искр, из туннеля
вырвался паровоз и помчался к востоку.
Михаил вскочил (слишком медленно! слишком медленно! - подумал он) - и
помчался. Паровоз уже обошел его, стальные колеса были от него менее чем в
трех саженях. Скорее! - подбодрил он себя, и обе пары ног подчинились. Он
мчался, стлался над самой землей, его обдували завихрения воздуха от
паровоза. Лапы били по земле, сердце молотило. Скорее. Еще скорее. Он
догнал паровоз... нагнал его... пошел на обгон... Искры жгли ему спину,
вихрями омывали морду. Он продолжал нестись, чуя запах собственной
подпаленной шерсти. Он обошел паровоз уже на шесть саженей... на восемь...
на десять... Быстрее! Быстрее! Избавившись от вихрей и искр, он рванул
вперед, тело было словно создано для скорости и выносливости. Он видел
темнеющий впереди зев восточного туннеля (вовсе не собираюсь я это делать,
- подумал он, но быстро отбросил эту мысль, прежде чем она завладела им),
обошел поезд на двадцать саженей, и начал превращаться.
Первыми начали изменяться лицо и голова, четыре лапы все еще несли
его вперед. Черная шерсть на плечах и спине перешла в гладкую кожу. Он
почувствовал боль в позвоночнике, спина стала удлиняться. Боль залила все
его тело, но он не сбавлял хода. Шаг стал укорачиваться, ноги изменялись,
теряя шерсть, позвоночник распрямлялся. Паровоз догонял его сзади, спереди
на него несся восточный туннель. Он зашатался, поймал равновесие. Искры
зашипели, коснувшись его белых плеч. Лапы изменились, теряя цепкость;
появились пальцы.
Сейчас или никогда.
Михаил, человек и волк, оттолкнулся перед паровозом от земли и
прыгнул на другую сторону.
Сияние фар поймало его на лету и, казалось, запечатлело этот
драгоценный миг. Вот он, глаз Божий, подумал Михаил. Он ощутил горячее
дыхание паровоза, услышал грохот всесокрушающих колес, увидел буфер,
который вот-вот врежется в него и раздерет на части.
Он вжал голову в плечи, закрыл глаза и приготовился к удару. В сиянии
фары тело его пронеслось над буфером и упало в траву. Он свалился на
спину, дыхание с силой рвалось из легких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185