Андрей протянул к нему руку, пытаясь схватиться за
его руку, поднявшись со своей постели из одежек, черно-красные черви, как
пена, лезли из его рта. Михаил тоже начал задыхаться, и когда он поспешно
удирал по каменным плитам, он почувствовал, как зайчатина стала подступать
к горлу; он опять сделал глотательное движение, думая о волчьих клыках,
терзающих его плоть. Андрей встал на колени, а потом со страшным, рвущим
легкие кашлем извергнул черный клубок червей, размером с кулак. Они
потекли изо рта на грудь, а за ними потянулись темные ленты крови. Андрей
упал лицом вниз. Он был обнажен, тело его стало желтовато-серым, как труп.
Его тощие мышцы блестели, его плоть под пеленой пота ходила ходуном, мелко
дрожа. Михаил увидел, как по спине Андрея расползается что-то темное;
коричневая шерсть, выбивавшаяся из пор. В считанные секунды шерстью
покрылись спина и плечи Андрея, она сползала по его ягодицам и ляжкам,
покрывала его темные руки, появилась на кистях и пальцах. Андрей поднял
голову, и Михаил увидел, что она тоже подверглась превращению, с ее
удлинившейся челюсти еще капала кровь. Глаза его ушли под нависшие брови,
шерсть на голове, прилизанная и блестящая, по горлу опоясалась темной
шерстью. Андрей задрожал, когда его позвоночник стало ломить и изгибать, и
открыл клыкастый рот, чтобы издать визг - отвратительное смешение звериной
и человеческой муки.
Чья-то рука схватила Михаила за шиворот и оторвала от пола. Другая
рука - грубые и бесцеремонные пальцы - отвернула его лицо от страшного
зрелища. Его прижало к плечу, и он почувствовал резкий запах оленьей
шкуры.
- Не гляди. - Это был голос Ренаты. - Не гляди, малыш, - сказала она
и прижала его рукой за затылок.
Однако он мог слышать, и одно это было достаточно страшно.
Получеловеческий, полузвериный визг не утихал, сопровождаемый хрустом
костей, переходивших в другое состояние. В помещение вошел кто-то еще и
Рената закричала: - Уйди!
Кто бы это ни был, он быстро удрал. Визг перешел в высокий тонкий
вой, от которого кожа у Михаила стянулась, а сам он был на грани безумия;
он плотно зажмурил глаза, а Рената сжала его затылок. Тут до Михаила
дошло, что руками он ухватился за ее шею. По помещению эхом разносился вой
от страданий.
И тут он перешел в скуление, как будто машина теряла мощность и
затихала. Еще немного последних приступов хрипящего дыхания, и наступила
тишина.
Рената опустила Михаила на пол. Он держал лицо отвернутым, когда она
шла в сторону трупа и опустилась около него на колени. Никита, монгол с
миндалевидными глазами и черными волосами, вошел в помещение, коротко
глянул на Михаила, а затем на женщину.
- Андрей умер, - сказал он, констатируя факт.
Рената кивнула.
- Где Виктор?
- Ушел охотиться. Для него. - Она большим пальцем показала на
Михаила.
- Все понятно.
Рената протянула руку, набрала пригоршню кровяных червей и подбросила
их в огонь. Они извивались.
- Виктор не хотел видеть, как он умирает.
Никита прошел вперед и встал рядом с Ренатой, и пока они говорили -
что-то о саде, - любопытство заставило Михаила пройти по помещению. Он
встал между Ренатой и Никитой и стал разглядывать труп Андрея.
Это было волчье тело с коричневым мехом и темными незрячими глазами.
С его языка натекла лужица крови. Правая нога у него была человеческой,
узловатые предплечья оканчивались человеческими кистями, пальцами
вцепившиеся в каменные плиты пола, как будто пытаясь вырвать их. Вместо
страха Михаил ощутил в своем сердце щемящую боль. Пальцы были бледные и
сморщенные, и это были те же самые пальцы, которые всего лишь немного
времени назад цеплялись за его руку. Неотвратимая сила смерти ударила его
в полную мощь, куда-то между подбородком и макушкой. Но этот удар очистил
его внутреннее зрение, и в это мгновение он отчетливо увидел, что его
мать, отец и сестра, а также те дни, когда он мог грезить с кончиком нити
от змея, ушли навсегда.
Рената глянула на него и огрызнулась: - Уйди отсюда!
Михаил повиновался, и только тут до него дошло, что он стоял на
червях.
Никита и Рената завернули тело в оленьи шкуры, подняли его за концы и
понесли прочь, в ту часть белого дворца, где царствовал мрак. Михаил сел
на корточки у огня, через его вены текла кровь, как вода по весенним
забитым льдом речкам. Он загляделся на темную кровь Андрея на камне,
задрожал и протянул ладони к огню.
Ты скоро заболеешь, - вспомнил он, что говорил Виктор. - Очень скоро.
Ему никак не удавалось согреться. Он сел поближе к огню, но даже жар
на лице не отогрел его костей. В груди у него защекотало, и он зашелся в
кашле, звуки которого раздавались между сырыми каменными стенами как
револьверные выстрелы.
2
Дни слились один с другим, в помещении не было ни солнечного, ни
лунного света, только свет костра и искры, когда кто-нибудь - Рената,
Никита, Поля, Белый или Олеся - подпитывал костер сосновыми ветками.
Виктор никогда не занимался с огнем, как будто считалось, что такое
прислуживание было недостойно его. Михаил ощущал тяжесть и большую часть
времени спал, но когда он просыпался, его обычно ждал кусок едва
обжаренного мяса, ягоды и немного воды, налитой в полый камень. Он ел без
каких-либо колебаний, но камень был слишком тяжел, чтобы поднимать его,
поэтому ему приходилось наклоняться над ним и лакать воду. Он заметил еще
одно: тот, кто готовил мясо, постепенно оставлял его все более кровавым.
Хотя это и не было совсем сырое мясо. Оно все время было из чего-то
красного и розоватого, как будто вырвано из живых внутренностей. Михаил
сначала с недоверием относился к этим ужасным кускам, но кроме них ему
ничего не клали, пока он не съедал того, что там было, и вскоре он
научился не давать ничему - невзирая на то, каким бы сырым или ужасным оно
ни было - лежать подолгу, не то налетали мухи. Он также понял, что
выбрасывать тоже бесполезно - за ним никто ничего не убирал.
Однажды он проснулся, дрожа от холода снаружи и горя в жару под
шкурой, от хора волков, вывших где-то в отдалении. Сначала они испугали
его. Несколько секунд он был в панике, ему хотелось вскочить и проложить
дорогу из помещения, бежать через лес назад, туда, где лежали его мертвые
родители, так, чтобы можно было найти наган и вышибить себе мозг, но
паника ушла как тень, и он сидел, слушая эти звуки, как музыку, мелодии,
воспаряющие в небо и сплетавшихся друг с другом, как лозы в летнем
дурмане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
его руку, поднявшись со своей постели из одежек, черно-красные черви, как
пена, лезли из его рта. Михаил тоже начал задыхаться, и когда он поспешно
удирал по каменным плитам, он почувствовал, как зайчатина стала подступать
к горлу; он опять сделал глотательное движение, думая о волчьих клыках,
терзающих его плоть. Андрей встал на колени, а потом со страшным, рвущим
легкие кашлем извергнул черный клубок червей, размером с кулак. Они
потекли изо рта на грудь, а за ними потянулись темные ленты крови. Андрей
упал лицом вниз. Он был обнажен, тело его стало желтовато-серым, как труп.
Его тощие мышцы блестели, его плоть под пеленой пота ходила ходуном, мелко
дрожа. Михаил увидел, как по спине Андрея расползается что-то темное;
коричневая шерсть, выбивавшаяся из пор. В считанные секунды шерстью
покрылись спина и плечи Андрея, она сползала по его ягодицам и ляжкам,
покрывала его темные руки, появилась на кистях и пальцах. Андрей поднял
голову, и Михаил увидел, что она тоже подверглась превращению, с ее
удлинившейся челюсти еще капала кровь. Глаза его ушли под нависшие брови,
шерсть на голове, прилизанная и блестящая, по горлу опоясалась темной
шерстью. Андрей задрожал, когда его позвоночник стало ломить и изгибать, и
открыл клыкастый рот, чтобы издать визг - отвратительное смешение звериной
и человеческой муки.
Чья-то рука схватила Михаила за шиворот и оторвала от пола. Другая
рука - грубые и бесцеремонные пальцы - отвернула его лицо от страшного
зрелища. Его прижало к плечу, и он почувствовал резкий запах оленьей
шкуры.
- Не гляди. - Это был голос Ренаты. - Не гляди, малыш, - сказала она
и прижала его рукой за затылок.
Однако он мог слышать, и одно это было достаточно страшно.
Получеловеческий, полузвериный визг не утихал, сопровождаемый хрустом
костей, переходивших в другое состояние. В помещение вошел кто-то еще и
Рената закричала: - Уйди!
Кто бы это ни был, он быстро удрал. Визг перешел в высокий тонкий
вой, от которого кожа у Михаила стянулась, а сам он был на грани безумия;
он плотно зажмурил глаза, а Рената сжала его затылок. Тут до Михаила
дошло, что руками он ухватился за ее шею. По помещению эхом разносился вой
от страданий.
И тут он перешел в скуление, как будто машина теряла мощность и
затихала. Еще немного последних приступов хрипящего дыхания, и наступила
тишина.
Рената опустила Михаила на пол. Он держал лицо отвернутым, когда она
шла в сторону трупа и опустилась около него на колени. Никита, монгол с
миндалевидными глазами и черными волосами, вошел в помещение, коротко
глянул на Михаила, а затем на женщину.
- Андрей умер, - сказал он, констатируя факт.
Рената кивнула.
- Где Виктор?
- Ушел охотиться. Для него. - Она большим пальцем показала на
Михаила.
- Все понятно.
Рената протянула руку, набрала пригоршню кровяных червей и подбросила
их в огонь. Они извивались.
- Виктор не хотел видеть, как он умирает.
Никита прошел вперед и встал рядом с Ренатой, и пока они говорили -
что-то о саде, - любопытство заставило Михаила пройти по помещению. Он
встал между Ренатой и Никитой и стал разглядывать труп Андрея.
Это было волчье тело с коричневым мехом и темными незрячими глазами.
С его языка натекла лужица крови. Правая нога у него была человеческой,
узловатые предплечья оканчивались человеческими кистями, пальцами
вцепившиеся в каменные плиты пола, как будто пытаясь вырвать их. Вместо
страха Михаил ощутил в своем сердце щемящую боль. Пальцы были бледные и
сморщенные, и это были те же самые пальцы, которые всего лишь немного
времени назад цеплялись за его руку. Неотвратимая сила смерти ударила его
в полную мощь, куда-то между подбородком и макушкой. Но этот удар очистил
его внутреннее зрение, и в это мгновение он отчетливо увидел, что его
мать, отец и сестра, а также те дни, когда он мог грезить с кончиком нити
от змея, ушли навсегда.
Рената глянула на него и огрызнулась: - Уйди отсюда!
Михаил повиновался, и только тут до него дошло, что он стоял на
червях.
Никита и Рената завернули тело в оленьи шкуры, подняли его за концы и
понесли прочь, в ту часть белого дворца, где царствовал мрак. Михаил сел
на корточки у огня, через его вены текла кровь, как вода по весенним
забитым льдом речкам. Он загляделся на темную кровь Андрея на камне,
задрожал и протянул ладони к огню.
Ты скоро заболеешь, - вспомнил он, что говорил Виктор. - Очень скоро.
Ему никак не удавалось согреться. Он сел поближе к огню, но даже жар
на лице не отогрел его костей. В груди у него защекотало, и он зашелся в
кашле, звуки которого раздавались между сырыми каменными стенами как
револьверные выстрелы.
2
Дни слились один с другим, в помещении не было ни солнечного, ни
лунного света, только свет костра и искры, когда кто-нибудь - Рената,
Никита, Поля, Белый или Олеся - подпитывал костер сосновыми ветками.
Виктор никогда не занимался с огнем, как будто считалось, что такое
прислуживание было недостойно его. Михаил ощущал тяжесть и большую часть
времени спал, но когда он просыпался, его обычно ждал кусок едва
обжаренного мяса, ягоды и немного воды, налитой в полый камень. Он ел без
каких-либо колебаний, но камень был слишком тяжел, чтобы поднимать его,
поэтому ему приходилось наклоняться над ним и лакать воду. Он заметил еще
одно: тот, кто готовил мясо, постепенно оставлял его все более кровавым.
Хотя это и не было совсем сырое мясо. Оно все время было из чего-то
красного и розоватого, как будто вырвано из живых внутренностей. Михаил
сначала с недоверием относился к этим ужасным кускам, но кроме них ему
ничего не клали, пока он не съедал того, что там было, и вскоре он
научился не давать ничему - невзирая на то, каким бы сырым или ужасным оно
ни было - лежать подолгу, не то налетали мухи. Он также понял, что
выбрасывать тоже бесполезно - за ним никто ничего не убирал.
Однажды он проснулся, дрожа от холода снаружи и горя в жару под
шкурой, от хора волков, вывших где-то в отдалении. Сначала они испугали
его. Несколько секунд он был в панике, ему хотелось вскочить и проложить
дорогу из помещения, бежать через лес назад, туда, где лежали его мертвые
родители, так, чтобы можно было найти наган и вышибить себе мозг, но
паника ушла как тень, и он сидел, слушая эти звуки, как музыку, мелодии,
воспаряющие в небо и сплетавшихся друг с другом, как лозы в летнем
дурмане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185