ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- Он говорил мне, что вы недавно делали несколько рисунков. Некую
работу на металле. Я бы хотел обсудить ее с вами, если можно.
Следующая пауза была продолжительной. Фон Франкевиц был или очень
осторожным, или очень запуганным человеком. Потом Майкл услышал звуки
отпираемых запоров. Задвижка была отодвинута, дверь открылась на два
дюйма. В проеме появился кусок белой мякоти лица, подобно лику призрака,
возникшего из подземелья. - Кто вы? - прошептал Франкевиц.
- Я совершил долгий путь, чтобы увидеть вас, - сказал Майкл. - Можно
войти?
Франкевиц был в нерешительности, его бледное лицо высвечивалось в
темноте словно полумесяц. Майкл увидел серый глаз, покрасневший, прядь
жирных каштановых волос, всклокоченных над высоким белым лбом. Серый глаз
моргнул. Франкевиц открыл дверь и отступил, давая Майклу войти.
Квартира была тесной, темной, с узкими окнами, затемненными пленкой
золы от берлинских заводов. Протершийся черный с золотом восточный ковер
покрывал деревянный пол, который от этого едва ли ощущался мягче под
ногами Майкла. Мебель была тяжелая и резная, вроде той, что хранится в
пыльных музейных подвалах. Повсюду валялись подушки, подлокотники дивана
цвета морской волны были накрыты шитыми покрывалами. В ноздри Майклу
ударили квартирные ароматы: запах дешевых сигарет, сладкого цветочного
одеколона, масляных красок и скипидара и горький запах болезни. В углу
комнаты около узкого окна стояли кресло, мольберт и холст с пейзажем в
работе: красное небо над домами, выстроенными из костей.
- Садитесь здесь. Тут удобнее всего. - Франкевиц смел кучу грязной
одежды с дивана цвета морской волны, и Майкл сел. В позвоночник ему
уперлась пружина.
Франкевиц, худой мужчина, одетый в синий шелковый халат и тапочки,
прошелся кругом по комнате, отбрасывая тени от лампы, мимо картин и пучка
увядших цветов в бронзовой вазе. Затем он сел в черное кресло с высокой
спинкой, скрестил худые белые ноги и достал пачку сигарет и эбеновый
мундштук. Нервными пальцами он вставил сигарету. - Так вы видели Вернера?
Как он?
Майкл понял, что Франкевиц говорил про Адама. - Он мертв. Его убили
гестаповцы.
Рот другого человека раскрылся, раздался легкий вздох. Его пальцы
мяли сигаретную пачку. Первая спичка была отсыревшей, вспыхнула слабенькой
искрой, прежде чем потухнуть. Сигарета раскурилась со второй спички, и он
глубоко затянулся через мундштук. Из легких у него вырвался с дымом
кашель, за ним второй, третий и целый залп. Легкие хрипели мокротой, но
когда приступ кашля прошел, художник опять пустил дым через мундштук, его
запавшие серые глаза увлажнились. - Мне очень жаль услышать это. Вернер
был... джентльменом.
Пора было брать быка за рога. Майкл сказал: - Вы знали, что ваш друг
работал на британскую разведку?
Франкевиц в молчании курил сигарету, в сумраке вспыхивал ее красный
кружок. - Я знал, - наконец сказал он. - Вернер говорил мне. Я не нацист.
Что нацисты сделали с этой страной и с моим другом... ну, у меня нет любви
к нацистам.
- Вы рассказали Вернеру про поездку к складу и рисование пулевых
отверстий на зеленом металле. Мне бы хотелось знать, как вам досталась эта
работа. Кто вас нанял?
- Мужчина. - Худые плечи Франкевица приподнялись в пожиме под голубым
шелком. - Я не знаю его имени. - Он затянулся сигаретой, выдохнул дым и
опять хрипло закашлялся. - Извините меня, - сказал он. - Вы видите, я
болен.
Майкл уже заметил покрытые коростой язвы на ногах Франкевица. Они
были похожи на крысиные укусы. - Как этот человек узнал, что вы были
способны сделать эту работу?
- Искусство - моя жизнь, - сказал Франкевиц, как будто этим все
объяснялось. Но тут он встал, двигаясь по-старчески, хотя ему не могло
быть больше тридцати трех лет, и подошел к мольберту. К стене была
приставлена стопка картин. Франкевиц встал на колени и стал перебирать их,
его длинные пальцы были так ласковы, будто он гладил спящих детей. - Мне
доводилось рисовать возле кафе неподалеку отсюда. Зимой я обычно бывал в
самом кафе. Этот человек зашел туда попить кофе. Он наблюдал, как я
работаю. Затем пришел снова, и еще несколько раз. А, вот она! - он
обратился к картине. - Вот над чем я трудился. - Он вытащил холст и
показал его Майклу. Это был автопортрет, лицо Франкевица, отражавшееся в
чем-то, что оказалось разбитым зеркалом. Осколки казались настолько
реальными, что Майкл мысленно потрогал пальцем зазубренный краю одного из
них. - Он привел еще одного человека поглядеть на нее: нацистского
офицера. Я узнал, что второго человека звали Блок. Потом недели, может
быть, через две первый человек снова пришел в кафе и спросил, не захочу ли
заработать немного денег. - Франкевиц слабо улыбнулся, замерзшая улыбка на
бледном хрупком лице. - Я всегда согласен брать деньги. Даже деньги
нацистов. - Он мгновение рассматривал автопортрет: лицо на картине было
фантазией самообольщения. Потом он вернул картину обратно в пачку и встал.
По окнам стучал дождь, и Франкевиц понаблюдал, как капельки сбегали
дорожками по мутному стеклу. - Однажды ночью за мной приехали, и меня
повезли на аэродром. Там был Блок и несколько других человек. Прежде чем
мы взлетели, мне завязали глаза.
- И поэтому вы не имеете представления, где приземлились?
Франкевиц вернулся к креслу и опять сунул в зубы мундштук с
сигаретой. Он смотрел, как шел дождь, голубой дым выбивался у него изо
рта, и легкие хрипели, когда он дышал. - Это был долгий полет. Один раз мы
садились для дозаправки. Я почувствовал запах бензина. И я ощущал на лице
солнце, так что понял, что мы летели к западу. Когда мы приземлились, я
почувствовал запах моря. Меня провели на место, где сняли повязку. Это был
склад, без окон. Двери были заперты. - Голубой клубок дыма медленно таял
вокруг головы Франкевица. - У них были все краски и приспособления,
необходимые для меня, собранные очень аккуратно. Там была маленькая
комната в качестве жилья для меня: кресло с раскладушкой, несколько книг и
журналов и "Виктрола". Там тоже окон не было. Полковник Блок привел меня в
большое помещение, где были разложены куски металла и стекла, и рассказал
мне, что ему хотелось, что было бы сделано. Дырки от пуль, сказал он,
трещины в стекле, такие же, какие я сделал на разбитом зеркале на своем
рисунке. Он сказал, что хочет, чтобы следы пуль были написаны на металле,
и он пометил их куском мела. Я сделал работу. Когда я закончил, мне
завязали глаза и опять повели меня к самолету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185