– Это, собственно, его каюта, но он освободил ее для вас и велел бою навести там порядок. Сейчас посмотрим, чисто ли там, – пробормотал моряк и, открыв дверь, оглядел каюту.
– Гм, кажется, ничего.
Он посторонился, пропуская Йоко, затем достал из кармана и протянул ей большую визитную карточку.
– Я служу здесь ревизором, – сказал он. – Если вам что-нибудь понадобится, всегда к вашим услугам.
Йоко молча кивнула и взяла карточку. На ней значилось: «Санкити Курати, кавалер ордена «За заслуги» 6-й степени, ревизор п/х «Эдзима-мару» Японской пароходной компании».
Йоко уже собиралась переступить высокий порог своей каюты, как вдруг услышала:
– Вот вы где, господин ревизор!
В коридоре появился Тагава с женой. Ревизор приветствовал их, приподняв фуражку. Госпожа Тагава, одетая по-европейски, шелестя шелковой юбкой, подошла прямо к Йоко и, сверля ее своими маленькими глазками, блестевшими за стеклами очков, произнесла:
– Ведь это о вас мне говорила госпожа Исокава? Она назвала мне ваше имя, но…
Этим «но» госпожа Тагава явно хотела сказать, что трудно запомнить имя человека, у которого, собственно, нет имени. Йоко вздрогнула. Присмиревшая было с ревизором, она снова стала прежней Йоко. И мысль ее заработала со страшной быстротой. «Как повести себя, что ответить?» И она тут же решила держаться так, как держалась бы в подобной обстановке любая другая женщина – очень скромно и почтительно.
– О! – с робким удивлением воскликнула она и низко поклонилась. – Очень сожалею, что заставила вас прийти сюда. Весьма признательна за честь. Меня зовут Йоко Сацуки. Я впервые в таком далеком путешествии, и притом совершенно одна, и…
Она бросила быстрый, как молния, взгляд на Тагава и, снова поклонившись, добавила:
– Я не хочу быть навязчивой, но была бы счастлива поближе с вами познакомиться.
– Ну, моя жена тоже не из опытных путешественниц, – поспешно вставил Тагава. – Во всяком случае, – продолжал он приторно-любезным тоном, – вы единственные дамы на пароходе и должны подружиться.
И вдруг совсем уже другим тоном, видно испугавшись, что не угодил жене, обратился к ревизору:
– А сколько японок на китайской палубе?
– Точно не могу сказать, еще не просматривал списки. Человек тридцать – сорок, пожалуй, будет… Кстати, вот здесь находится лазарет. Сейчас ведь по лунному календарю еще август, в это время бывают штормы. Так что врач может понадобиться. Сейчас я вам его представлю.
– Что вы говорите? Неужели в океане бывают бури? – слегка изменившись в лице, испуганно спросила госпожа Тагава, оглянувшись на Йоко.
– Еще какие! – небрежным тоном ответил ревизор и, улыбаясь Йоко, представил всем судового врача Короку.
Проводив взглядом супругов Тагава, Йоко отправилась к себе. Из-за дождливой погоды в каюте было сыро и душно; в воздухе стояли неизвестные Йоко пароходные запахи. Йоко вся покрылась испариной и, чтобы избавиться от неприятного ощущения, принялась развязывать оби, оглядывая многочисленные коробки и свертки, которыми было забито все пространство между узкой койкой и умывальником. На комоде перед зеркалом стояла корзина с фруктами и два букета. От кого могли быть эти цветы? Йоко взяла один букет. Оттуда выпал листок плотной бумаги. Йоко подняла его. Это была фотокарточка размером в полуоткрытку – поясной портрет девушки с европейской прической, в гимназической форме. На обороте надпись: «Короку-сама. От покинутой Тиё». Невероятно, чтобы Короку мог нечаянно забыть здесь такую вещь. Должно быть, он сделал это намеренно, чтобы возбудить в Йоко любопытство или даже ревность. С презрением к этой слишком уж наивной уловке Йоко швырнула карточку на пол, как швыряют собаке кость. «Так вот, значит, как относятся моряки к одиноким путешественницам!» Губы ее скривились в иронической усмешке.
Она выдвинула из-под койки чемодан и достала юка-та. Вдруг кто-то без стука открыл дверь. В замешательстве Йоко загородилась юката, выпрямилась и, оглянувшись, увидела судового врача. Легкий шелк полуспущенного нижнего кимоно, которое выглядывало из-под юката, не скрывал очертаний стройного тела Йоко. Глаза врача засветились чувственным блеском. Вошедший без разрешения, словно был давним знакомым Йоко, он теперь смутился и в нерешительности топтался у порога.
– Простите, что я в таком виде. Входите же. Вам что-нибудь нужно? – с чуть заметной улыбкой сказала Йоко. Ее любезный тон вконец смутил Короку.
– Да… нет, я, собственно, могу и потом… – Он замялся. – …Просто в вашей прежней каюте под подушкой оказались вот эти письма, бой принес их мне, и я хотел поскорее передать их вам, – говорил Короку, вынимая из кармана два письма. Йоко поспешно взяла их. Оба были от Кото, одно па имя Кимура, другое – ей. Улыбаясь одними глазами, Короку с серьезной миной наблюдал за Йоко. «Наверно, думает, что я нарочно положила эти письма, как он фотографию», – решила Йоко, подняла с полу фотографию и, нарочно повернув ее оборотной стороной, протянула Короку, не глядя на него.
– Это я нашла здесь. Ваша сестра? Хорошенькая!
Короку ушел, бормоча извинения. Вскоре из лазарета донесся громкий смех. Кажется, смеялся ревизор. «Так он все еще здесь?» – насторожилась Йоко. Придерживая на груди кимоно и наклонив голову, она вся обратилась в слух. Снова раздался взрыв смеха. Потом дверь лазарета, видимо, распахнули, потому что Йоко вдруг совершенно отчетливо услышала, как ревизор громко и грубо сказал:
– Devil take it! No tame creature then, eh? Чиркнули спичкой. Видимо, не вынимая сигары изо рта, ревизор процедил:
– Скоро карантин. Надеюсь, у вас все в порядке? Он ушел, не дожидаясь ответа врача. Слабый запах сигары проник в каюту Йоко.
Она перестала прислушиваться и почему-то улыбнулась. Затем испуганно огляделась вокруг, но, убедившись, что в каюте никого нет, успокоилась и стала переодеваться.
11
Прошло три дня. Выйдя из Токийского залива, «Эдзима-мару» шел вдоль Куросиво, затем от Кинкадзана повернул на северо-восток. На второй день заметно похолодало. Земли уже не было видно. Время от времени стаи серо-белых птиц с жалобными криками кружили над пароходом. Тяжелый, холодный туман, густой, как дым степного пожара, плыл на юг. По пути он редел, по-осеннему прозрачной дымкой обволакивал судно и уносился вдаль, а над пароходом снова синело ясное небо. Ветра не чувствовалось, но океан с глухим шумом катил и катил темные волны. На пароходе включили паровое отопление.
Первые три дня Йоко никуда не выходила из каюты, даже в столовую. Виною тому была вовсе не морская болезнь – свое первое, и притом далекое, морское путешествие Йоко переносила на удивление легко. Даже аппетит улучшился. Море вливало в нее новые силы, кровь ровно и мощно обращалась в жилах, но возродившаяся в ней жизненная энергия не находила выхода, и Йоко впала в томительную меланхолию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106